Первая экспедиция - Антон Первушин

При Шагаеве всегда крутился веселый розовощекий научный сотрудник — Денис Лучинский. Как оказалось, два учёных мужа были не разлей вода со времен школы, поступали одновременно на один факультет, вместе грызли гранит науки, только вот Шагаев оказался талантливее и удачливее — быстро взлетел вверх, получил лабораторию и солидный международный грант на исследования. Вместе Шагаев и Лучинский смотрелись как братья: два коротко стриженных крепыша в деловых костюмах, один посветлее, другой потемнее. Однажды Свинцов услышал, что студенты за глаза называют их Болеком и Лёлеком — в честь героев одноименного польского мультсериала. Он даже посмотрел несколько серий, чтобы понять почему, но аналогии не углядел — мелкие карикатурные раздолбаи совсем не походили на друзей-биологов. Однако прозвища закрепились и со временем стали почти официальными.

Ещё при Шагаеве всегда находилась лаборантка Лариса. Сначала Свинцов не обращал на неё внимания: молодая миловидная блондинка, наверняка дура набитая, таких при любом успешном мужике с десяток вертится. Потом признал её право на существование, когда случайно убедился, что именно она исподволь, но уверенно управляет внутренней жизнью лаборатории, задает рабочий ритм, выявляет самые важные направления, уверенно отбраковывает второстепенные. Да и эрудиции ей было не занимать — как-то она сцепилась с Лёлеком по специфическому вопросу, и из неё посыпалась такая отборная терминология, что Виктор сразу ощутил себя чужим на этом празднике жизни. Именно Лариса подала идею развернуть в Чернобыльской зоне отчуждения Биологическую станцию для проведения полевых исследований. Сначала от идеи отмахнулись, но потом вдруг выяснилось, что в исследованиях такого рода заинтересованы многие — Шагаеву тут же была оказана поддержка на высоком академическом уровне. А Виктор понял, что судьба снова подбрасывает ему шанс — строительство станции на одной из самых запретных и притягательных территорий планеты: это могло стать ключевым событием в его биографии, и Свинцов сделал всё, чтобы оказаться в штате, получив должность лаборанта и взвалив на себя львиную долю организационной работы.

Виктор навсегда запомнил сентябрь 2005 года, когда они с Ларисой впервые отправились в Чернобыльскую зону подбирать площадку для Биологической станции. Зрелище большого города, навсегда покинутого людьми, впечатляло. «Могильник» и Хальмер-Ю не шли ни в какое сравнение с этим пространством, преображенном энергией тысяч людей, но теперь смертельно опасным для всего живого. Пустые улицы с буйной растительностью, ржавеющая техника, злые щелчки радиометров, многочисленные знаки радиационной опасности доказывали: прогресс — не всегда благо, прорыв в будущее способен обернуться кошмаром.

И всё же в этом мире смерти содержалось особое очарование. Как и Хальмер-Ю, Чернобыльская зона отчуждения хранила в себе отпечаток ушедшего времени — прошлое и будущее причудливо сплетались здесь, давая удивительные сочетания. Советская символика соседствовала с эмблемами украинской самостийности. Старенькие «уазики» парковались рядом с американскими «джипами». Нарядные иностранные туристы, обвешанные миниатюрными камерами, зачарованно взирали на мрачный короб Саркофага и на памятники тем, кто остановил распространение «ядерного пламени». Иногда на улице можно было встретить собак и кошек, но это были уже не ласковые домашние животные, а настоящие хищники — опасливые, стремительные, избегающие контактов с человеком. Они даже внешне начали меняться, в кошках прорезалось рысиное, в собаках — волчье. Болек рассказывал, что изучение фауны Чернобыльской зоны отчуждения выявило интересную особенность: кошки оказались более приспособлены к жизни без человека, чем собаки; последние тихо вымирают, не сумев вписаться в пищевые цепи, им не хватает кормовой базы, они не могут освоить охотничьи навыки — как оказалось, за всё нужно платить, в том числе и за преданность.

В те дни в Чернобыльской зоне отчуждения было не протолкнуться от военных, в основном — от украинских и европейских, но попадались и соотечественники. Согласно официальной версии, нашествие армейцев было вызвано тем, что из-за ошибок, допущенных в период возведения Саркофага (объект «Укрытие»), в его стенах и крышке появились трещины, возникла угроза протечек, и было предложено построить новое, более современное и продуманное сооружение, которое гарантировало бы изоляцию четвертого энергоблока как минимум на сто лет. С этой целью в зону и пришли военные — они должны были подготовить окрестности ЧАЭС для масштабного строительства. Однако, на взгляд Свинцова, только усложнили процесс — разбили территорию на секторы, ввели тотальный пропускной режим, в отдельных местах возвели новые ограждения или подлатали старые. Дороги ожили, с трудом пропуская тяжелогруженый транспорт, и эта подозрительная суета навевала нехорошие предчувствия — что-то здесь «готовилось», а в официальную версию местные жители не верили.

Впрочем, Свинцову было не до предчувствий — возведение Биологической станции в условиях всеобщего бардака оказалось не самым простым делом. Лариса выступила незаменимым компаньоном, и Виктор вскоре обнаружил, что в каких-то вопросах она разбирается намного лучше, и с немалым облегчением переложил на неё часть ответственности. Уже тогда он начал приглядываться к подруге Болека и обратил внимание, что она, может, и не слишком красива, но, несомненно, симпатична, следит за собой и умеет подать эффектно свою женственность. Ещё с ней оказалось очень интересно — она всегда разговаривала с мужиками на равных, за словом в карман не лезла, не жеманилась, не смотрела в рот и не хихикала глупо в ответ на комплименты. Лариса на голову, а то и на две превосходила всех девушек, с которыми Свинцов близко общался, и это не могло оставить Виктора равнодушным. Навсегда в его памяти первое знакомство с Чернобыльской зоной отчуждения оказалось связано с открытием Ларисы.

Биологическую станцию разместили в типовом вагончике-бытовке на берегу пруда-охладителя, южнее водозаборного канала. Исходили из соображений удобства — поблизости уже несколько лет работали экологи, следящие за развитием моллюсков и рыб. Радиоактивный фон здесь сохранялся довольно высокий, что не мешало живности процветать: одной из достопримечательностей пруда были мощные двухметровые сомы, которых туристы кормили булками. Экологи были рады помочь — финансирование постоянно урезали, а военное командование, агрессивно прибиравшее зону отчуждения к рукам, как бы невзначай посоветовало учёным сворачивать хозяйство — поэтому сотрудничество с биологами из Москвы могло серьёзно поправить их научные дела.

Зимой начали завозить на станцию оборудование: микроскопы, компьютеры, ловушки, перчаточные боксы, лабораторную посуду, разные склянки по списку. На этом этапе к команде присоединились механик института Александр Есава и системный администратор Александр Пыхало. Если первый у Виктора никаких эмоций, кроме положительных, не вызывал — немногословный ответственный мужик, хорошо разбирающийся в своем деле, — то второй показался пустейшей личностью: самый молодой в группе, но при этом кичащийся своей образованностью, успевший к двадцати трем годам отрастить чудовищное брюхо и необъятный зад, постоянно жующий всякую дрянь, страдающий одышкой и метеоризмом, нервный и по-бабьи крикливый. Свинцов тогда думал, что этого урода взяли в группу только потому, что он согласился работать на зарплату ниже средней по специальности, но оспаривать решение Болека не мог, ибо не по статусу. Поскольку в группе образовалось два Александра, народ сразу озаботился проблемой прозвищ для них. Есаву стали называть Шуриком, а в особых случаях — Шуриком-С-Цитатой за его склонность с умным видом изрекать цитаты из популярных кинофильмов и книжек. А вот Пыхало фактически приобрел новую фамилию, превратившись в Привалова. Он почему-то принял это кличку как должное и даже гордился ею, а вот остальные посмеивались. Чтобы понять причину такого диссонанса, Виктор навел справки и выяснил: Привалов — это фамилия программиста из фантастической повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Свинцов ознакомился с текстом и даже удивился: всё-таки учёные — очень злые шутники; Пыхало настолько не соответствовал образу Привалова, что и впрямь заслужил такое прозвище. Сделав свое открытие, Виктор ощутил некое моральное удовлетворение: значит, системный администратор не только у него вызывал антипатию своим видом и поведением.

В зону отчуждения ЧАЭС биологи прибыли в марте 2006 года. Жили сначала в чернобыльской гостинице «Припять». В середине апреля, когда началась серия полевых экспериментов, переселились временно в палатки, поставленные на берегу пруда-охладителя. Радиофобией никто из членов группы не страдал, однако за набираемыми дозами следили тщательно.