Одаренная девочка и прочие неприятности - Мальвина Гайворонская

Заинтересованно вглядывавшийся под ванну енот внезапно шмыгнул туда, скрылся по самый кончик хвоста и мигом выскочил обратно, протянув хозяину крупный деревянный гребень. Тот задумчиво изучил его на просвет, пару раз протер о шкурку Репы и, сдув воображаемые пылинки, повернулся к Доре:

– Полагаю, после мытья головы сударыня не приемлет помощь по укладке шевелюры?

– Нет, спасибо. Я сама.

– В таком случае рекомендую воспользоваться хотя бы этим гребнем. Он зачарован, а посему сам и расчешет, и заплетет, и просушит.

Пандора лишь отмахнулась:

– Совершенно не обязательно. У меня свои способы.

– Полагаю, в школе они могут вызвать море вопросов.

Девочка помолчала и, вздохнув, взяла гребень и повертела в руках.

– Убедили. Зачарованный, говорите? А если через левое плечо брошу – неужто лес вырастет?

– Именно, – с самым серьезным видом кивнул опекун. – Поэтому лучше его не ронять.

Дора с испугом посмотрела на полотенце на краю ванны.

– А если я уроню полотенце, река…

– Нет. Это просто полотенце. Но рад, что концепция вам в целом знакома.

Расположившись на диване в приемной, Богдан Иванович всеми силами старался выкинуть из головы мысли о судьбе русалок и выслушать своего отпрыска. Большая часть ночи прошла в тщетных попытках переварить информацию и составить план действий, но душа его – если, конечно, это понятие уместно, когда мы говорим о вампирах, – буквально разрывалась между расследованием смерти Марго и поиском бессмертия для Татьяны, совершенно не желая расставлять приоритеты. Соберись. К тебе пришел сын. Ты ему нужен.

Потрепав отпрыска по голове – Ганбата долго приучал его так делать, настаивая, что это важная родительская функция, – патриарх спросил:

– Солнышко, зачем ты меня искал?

– Пап, моя просьба несколько дороговата, но иначе никак. В общем… можно мы с Геной пораньше в АСИМ уедем? К примеру, сейчас?

Богдан Иванович крайне удивился. Чего-чего, а стремления запереться в далеком интернате у своего чада он не ожидал.

– Но с какой целью, позволь узнать?

– Генка стрессует, причем сильно. Мне кажется, если мы сейчас въедем, пока там никого нет, она пообвыкнет и поймет, что ничего плохого от учебы ей не сделается.

– В целом разумно, конечно, но… – патриарх нахмурился. – Ты сам-то этого хочешь?

Сын уныло пнул воображаемую консервную банку.

– Сам я хочу с тетей Таней позависать. Но надо другое, – помедлив немного, Ганбата посмотрел отцу в глаза, ища понимания. – Дедушка может… ну, не одобрить Генино поведение.

Помолчали.

– Выдам необходимые распоряжения и договорюсь с директором. Ты молодец. – Богдан Иванович отработанным жестом вновь потрепал сына по голове. – И если что, приезжай навещать меня в любое время. Я обеспечу машину.

– Спасибо, пап. Я очень тебя люблю. – Мальчик чуть ли не подпрыгнул на месте, быстро обнял отца и умчался прочь из приемной – собирать вещи и Гену.

Патриарх ухватился за хвост мельком блеснувшей надежды. Дедушка. Внезапная идея фейерверком разорвалась в голове, осветив дальнейший путь. Способ узнать, сколько живут на суше русалки, существовал, ведь Иван Карлович почти каждый год покупал нескольких у Морского Царя, и получалось, в какой-то момент должен был владеть чуть ли не целым гаремом. Достаточно лишь узнать судьбу русалочек, и можно строить прогнозы относительно Татьяны. Ну, конечно, с небольшой поправкой на цирроз печени…

А вот следующая мысль озарила далеко не светом фейерверка, а, скорее, ядерной бомбой. В постоянном пополнении коллекции русалок Иваном Карловичем Богдан Иванович был уверен абсолютно – слишком часто и подробно об этом вспоминал Морской Царь, – но раньше не уделял этому особого внимания. Однако, если подумать, он ни разу не слышал о них ни в прайде, ни от самого бывшего патриарха. Более того, русалки, несомненно, покупались и в его, Богдана Ивановича, далекой молодости, но он не встречал ни малейшего следа их присутствия. Очень хотелось верить, что всему этому было доброе и полное оптимизма объяснение. Ибо в ином случае… Татьяна его убьет. Или еще хуже – не захочет с ним знаться.

В кабинете Александра, кроме уже упомянутого камина, нашлись широкий и явно видавший лучшие времена деревянный стол, огромные стеллажи книг, несколько обитых красной тканью кресел и совершенно невыносимая стопка советских талмудов по подростковой психологии. Пандора вздохнула. Оставалось надеяться, что у опекуна хватит мозгов не тащить из них уж прям вообще все советы. После закрытия наиболее смущавших его вопросов Пень явно приободрился и продолжал расписывать предстоящее житье-бытье с удвоенным усердием:

– В среднем пешком отсюда до интерната минут двадцать. Если сударыня возжелает прогулки, я, естественно, не буду препятствовать. Но в дни, когда вы опаздываете, был бы рад подвезти на велосипеде – это втрое быстрее. Зимой по понятным причинам ни велосипед, ни прогулки не рекомендуются, и к вашим услугам околособачья упряжка.

– Околособачья? – с удивлением переспросила Пандора. – В смысле?

– У меня, как вы, несомненно, заметили, нет собак. Но есть енот. Тянуть сани будет он.

Дора посмотрела на Репу. Репа посмотрел на свои лапы.

– Но он же маленький. По-моему, он и с места не сдвинется. Скорее это я его могу на саночках катать. Ну, правда, если он чуть-чуть, буквально самую малость, похудеет, – оценивающе оглядела полосатого домоправителя Пандора.

– Не беспокойтесь, Репейник гораздо сильнее и исполнительнее, чем выглядит. Но, к сожалению, не легче, тут вы правы.

Енот явно был не в восторге от обсуждения его персоны в подобном ключе и, так и не дождавшись от хозяина извинений, демонстративно вышел из кабинета. Александр продолжил, не обращая на него внимания:

– Полагаю, вы понимаете – это далеко не всё. Еще есть мастерская, моя личная комната, библиотека, несколько вспомогательных помещений, облюбованная Репейником каморка, чердак, подвал и бальная зала. «Несколько» я употребил не из рассеянности, но исключительно по факту их неисчислимости: сей прекрасный дом обладает некоторыми пространственными изысками в сочетании с похвальным стремлением избегать перестройки всеми возможными способами.

Пандора несколько раз хлопнула глазами:

– Не то чтобы это было совсем неожиданно, но… Бальная зала?

Опекун вежливо улыбнулся и чуть поклонился:

– Так сказать, тешусь надеждами, что однажды вы можете вновь захотеть потанцевать со мной. Счел необходимым заранее подготовиться.

Пандоре многого стоило сдержать в себе «не дождетесь».

Как ни странно, последним пунктом их экскурсии оказалась ее собственная комната, ощущения от которой у девочки были двоякими. Судите сами: веселенькие розовые обои в белый горошек, побеленные полки с книгами – настолько монолитные и во всю ширь стен, словно они по сути потолок и держат, – огромная белая кровать с розовым в белый горошек бельем и выдвижными ящиками под ней, туалетный столик и лампа с предсказуемо розовым абажуром, шкафы, судя по всему платяные, каких-то немыслимых размеров, нежно-розовый ковер с высоким ворсом, массивные бордовые с золотом бархатные шторы, миленький тюль с розовыми бантиками, ростовое зеркало в углу, розовые тапочки. Возникало ощущение, будто комнату попытался сделать максимально женственной человек, не имевший о женщинах ни малейшего представления. Умом Дора понимала, что в самый обыкновенный дом ее бы прятаться не отправили, но избушка и ее владелец наводили на мысли о внебрачном союзе роскошного отеля и ломбарда века этак восемнадцатого. С другой стороны, комната выглядела уютной, ковер – мягким, розовый – не таким уж и бесючим, и Пандора смутно подозревала: окажись она здесь на пару лет раньше, была бы неимоверно счастлива.

Взгляд забуксовал на книгах. Корешки явно повидали много рук, а большинство серий девочка знала по полкам отца. Переводная фантастика, захлестнувшая в девяностых Россию, кажется, свила себе здесь гнездо. «Век Дракона», «Знак Единорога» и море других узнаваемых логотипов, а сами томики расставлены сначала по издательствам, потом по серии, затем по авторам и по порядку выхода. У занявшегося этим имелось либо явное психическое расстройство, либо слишком много свободного времени.

Распахнув дверцы шкафа, чтобы положить смену белья, Дора оторопела: тот оказался доверху забит. Отовсюду торчали рюши, какие-то юбки и платья, и определенно не наблюдалось ни одной хоть сколько-нибудь свободной полки. С некоторым шоком она закрыла шкаф и повернулась к опекуну, как раз вещавшему про особую, енотоориентированную уборку, которая подразумевала полное освобождение времени Пандоры и прекрасный стимул вместо этого учиться. Так сказать, наивные мечты человека, никогда не сталкивавшегося с прокрастинацией.

– Простите, куда я могу положить свои вещи?

– Полагаю, к прочей своей одежде, – несколько недоуменно ответил Александр Витольдович.

Девочка снова открыла дверцы. Рюши никуда не делись.

– Это определенно не мое. Более того, впервые такое вижу.

Пень вежливо откашлялся. Дора уже четко классифицировала этот звук как признак очередной сомнительной