Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

— Да. …Ты же видишь, что не отвечаю, значит нет. А напомни-ка, почему я должна тебя прощать? …Что!? Не надо никуда приезжать! …Я тебе все сказала! …Уже здесь? …Зачем? Да с чего ты взял!? …Блин, Ваня! Разворачивайся и поезжай назад! …Я тебя все равно не пущу. Будешь под дверью ночевать. …Как знаешь! …Да хоть целый цветочный ларек!

Может, её и отпустило, да только адское желание никуда не делось… Никуда! Оно её сжигало, опаливало нутро. В раздражении она бросила трубку на постель.

— Мммм, — девушка, смущаясь, опустила глаза в пол, — Юрий Сергеевич…

====== Глава 11 // Блеф ======

Ксюша проснулась от озноба: кто-то стащил ее одеяло, из так и не закрытого на ночь окна тянуло свежестью и прохладой, голая кожа покрылась мурашками… Разлеплять веки так не хотелось, внутренние часы подсказывали ей, что еще чертовски рано для подъема, рука безуспешно шарила по постели в поисках покрывала, спиной она ощущала, что лежит на самом краю. Спрашивается, почему?

Девушка лениво приоткрыла глаза и расфокусированным взглядом уставилась прямо перед собой. Мужское предплечье, плечо… Лопатки, рельефная спина, поясница, взлохмаченная шевелюра… Безмятежная, даже блаженная полуулыбка на лице, его крепкие объятия достались подушке, под которую он запустил обе руки.

Ну конечно! Кто еще мог отжать у нее ее одеяло и захватить всю территорию? Только он. Только этот самоуверенный нахал!

Ксения села в постели, оглядывая комнату. Голова гудела. Взгляд остановился на пустой бутылке её любимого Ruby Porto – и это объяснило абсолютно все.

Что вчера было? Она смутно помнит, как провела остаток минувшего вечера. Что особенно поразило девушку накануне и звучит отголосками сегодня, так это то, что врач слова дурного ей не сказал против её методов расслабления. Он ее яблочками кормил и сидел в этом самом кресле со своим журналом. Вот стакан с водой и разбухшей травой – стоит, где стоял. Помнит, как мучилась от желания, просочившегося в неё вместе с дымом и не дававшего думать ни о чем другом час кряду. Что смогла удержать себя в руках и не накинуться на Юрия Сергеевича, помнит тоже… Для этого понадобилось всего навсего запереться в ванной и несколько минут безостановочно плескать себе в лицо ледяной водой. Это она помнит.

Помнит, как смущаясь и краснея, подбирала слова. Ванин звонок прервал их на самом интересном месте – она так ничего и не узнала о его зависимости, кроме того, что это были какие-то анксиолитики, кажется, так… Он сказал, что свою историю готов рассказать лишь единожды, и кажется, шанс она упустила… В результате даже объяснять ничего не пришлось, кроме: «Ммммм, Юрий Сергеевич… Тут молодой человек мой…». Юра, о чем бы в тот момент не подумал, реакции не выдал: кивнул, взглянул на часы, пожелал ей спокойной ночи и был таков. Журнал вот свой забыл. Ей было так жаль, что он уходит, до слёз жаль, до безумия. Из нутра рвалось: «Останьтесь со мной». Он бы не остался.. Это она помнит.

А буквально несколько минут спустя – чувство времени к этому моменту к ней успело вернуться – на пороге нарисовался Ваня. С щенячьим преданным взглядом, огромным букетом любимых цветов и початой бутылкой Porto. Очень виноватый. Очень раскаивающийся. Уже мысленно распрощавшийся «ради чести своей невесты» с делом жизни и не испытывающий по этому поводу каких-то особенных сожалений. Особенно в тот момент привлекательный в своем стремлении все исправить. Если бы не острое это никуда не девшееся желание, заставляющее внутренности полыхать, парализовавшее мозг, она бы, наверное, все же подольше поборолась… Плохо помнит: сидели на подоконнике, он хлестал из горла крепленое вино, время от времени передавая бутылку ей, что-то говорил – кажется, про то, как всё понял, она рассматривала его лицо, всматривалась в каждую родную черточку. Смысл услышанного доходил до понимания плохо, он сокрушался, посыпал голову пеплом, перебирал её пальцы в ладонях, даже глаза увлажнились, – таким она его не помнит. Её собственная голова тяжелела, хотелось одного… Рук, поцелуев, жара, ощущения наполненности, ощущения обладания. Простой нежности, в конце концов. Помнит, хотелось так, чтобы до следов зубов на коже, до крика. Чтобы в 305-м было слышно.

«Может, и было»

Не помнит.

Чтобы понял, от чего тогда отказался.

«Может, и понял»

Осознав, о чем думала ночью, Ксюша вздрогнула, ощущая, как кожа покрывается мурашками. Замерла и прислушалась к себе: нет, этих нетрезвых бредовых мыслей в голове больше не было… Но сам факт того, что они в принципе ее посещают, напрягает до чертиков. Это же не правильно! Вот же её будущий муж – рядом, спит! ...Какое-то наваждение!

«Кажется, пора к психотерапевту…»

— Ваня, вставай, на работу опоздаешь, — девушка аккуратно тронула мирно сопящего парня за плечо.

Огромных размеров букет пионовидных роз – ее любимых, персиковых – так и не поставили в вазу. За ночь без воды он подвял. Глубоко вздохнув, она заставила себя слезть с кровати и отправиться набирать воду в высокую стеклянную вазу. Что не говори, а цветы жаль. Заботливо освободив букет от бумаги, девушка расправила стебли и поставила розы в ёмкость. Так-то лучше.

— Юль, как ты думаешь, это нормально, что спустя несколько лет отношений секс становится каким-то словно механическим? — Ксюша критически рассматривала в зеркале свое отражение. Свадебное платье, изъятое из шкафа для очередной примерки, с каждым разом отчего-то раздражало её все больше и больше. Платье стало чуть ли не первой покупкой после того, как была определена дата свадьбы. По первой оно нравилось девушке невероятно, хотелось постоянно рассматривать каждую деталь, примерять, прикасаться к тончайшему нежнейшему кружеву, хотелось представлять, как все ахнут, когда отец выведет ее, сияющую, к гостям и жениху. Эта её прихоть обошлась папе в огромную сумму, просто страшно представить, в какую. От Юльки Ксюша скрыла его истинную стоимость: когда та невзначай поинтересовалась, Завгородняя не задумываясь назвала цифру в пять раз меньшую, но у подруги все равно округлились глаза и вытянулось лицо. Присвистнув, она только и смогла тогда вымолвить:

— Опупеть…

И вот сейчас это «Опупеть» за несколько миллионов рублей от дизайнера с, между прочим, мировой славой ее не радовало. Оно было все так же бесподобно, но собственное отражение в зеркале перестало приводить в состояние эйфории. Да ладно бы эйфории, хотя бы в состояние какого-то душевного подъема. Нет.

— Нууу… У меня не было таких длительных отношений, но я слышала, что это обычное дело. Люди привыкают друг другу, всё изучено, знаешь, чего ждать, нет ощущения новизны, — ответила Юлька, одну за другой таская из фруктовой вазы виноградинки. Заговорщицки взглянув на подругу, слегка сощурив глаза, она произнесла с задором и словно бы подкалывая: — Что, пропала былая страсть?

— Да в том-то и дело, что уже давно. Нет, он знает, как сделать так, чтобы… ну, ты поняла.., — Ксюша, смутившись, вновь отвернулась к зеркалу, — но я больше не чувствую прежнего огня. Растерзать не хочется, понимаешь? Раньше по-другому было. А сейчас как-то – потребительски что ли…

— А вместо него тебе случайно другого кого-нибудь растерзать не хочется? Ну так, чисто для понимания ситуации.., — со смехом в голосе спросила Юлька, продолжая уминать виноград.

— Да ты что? Нет, конечно.., — покрываясь румянцем, ответила девушка. Будет смотреть в зеркало, так безопаснее. Комиссарова с характерным прищуром внимательно следила за подругой.

— Что-то слишком быстро ты выпалила свое «Нет, конечно». Дай-ка угадаю… Кто бы это мог быть..?

— Да нечего тут угадывать! — взвилась Ксения, — Нет таких. Мне кажется, это платье на мне вот-вот лопнет…

— Ты в своем уме, подруга? Сидит просто шикарно! Еще бы оно не сидело – за полляма-то… А вообще, ты мне тут это, тему не переводи…

Ксюша уставилась на рыжую, одним взглядом сообщая, что еще слово – и той не поздоровится. В глазах Юльки, меж тем, явственно читалось: «Ой, боюсь-боюсь!». Они бы так, наверное, и играли в гляделки, но неожиданный стук в дверь отвлек обеих от этого увлекательного занятия. Озорное выражение лица горничной тут же сменилось на испуганное.