Кукольник из Кракова - Рэйчел Ромеро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Худой человек положил Каролину у подножия одной из гор. Она оказалась между плюшевым мишкой с одним глазом и еще одной куклой, чьей фарфоровое лицо было испорчено трещиной, похожей на паука. Подняв глаза, Каролина увидела десятки других кукол и плюшевых животных, лежащих большой кучей на полу.
Кому принадлежали все эти игрушки? Был ли у них кто-то, кто любил их и заботился о них?
Когда худой человек вышел из сарая, Каролина поняла, что знает ответ на все эти ужасные вопросы. Эти игрушки остались одни… и Каролина теперь тоже одна.
Кукольник не приходил за ней.
А если Кукольник не приходил за ней, это могло означать только одно: что он, как и Джозеф Трэмел, ушел навсегда.
Глава 23. Слезы
Каролине понадобилось очень много времени, чтобы перестать плакать.
Глава 24. Добрый ветер
Когда солнце село в это ужасное море, из-за которого пришли крысы, Каролина и Фриц добрались до вершины горы. Вокруг был не настоящий снег, а кокосовые стружки. Однако на такой высоте все же было очень холодно, и, наклонившись и набрав в ладони этого снега, Каролина задрожала.
– Ты уже когда-нибудь это видел? – спросила Каролина.
– Один раз, – сказал Фриц. – При дворе появился исследователь. Он принес королю и королеве хрустальные цветы и кокосовый снег. Он сказал, что в следующий раз отправится в путешествие к звездам. – Его улыбка была мягкой, как этот мягкий сладкий снег. – Я все думал, удалось ли ему совершить это путешествие.
– Хотела бы я когда-нибудь отправиться к звездам, – сказала Каролина. – Они всегда так прекрасно поют.
– Отсюда мы почти можем к ним прикоснуться, – сказал Фриц, помахав в небе над ними темной рукой.
– Почти, – со вздохом сказала Каролина и посмотрела на голые вершины вокруг. Она не знала, что ожидала увидеть, но гнетущая пустота этого места почти раздавила оптимизм, который она старалась в себе поддерживать. – Что мы теперь будем делать? – спросила она Фрица. – Я не чувствую здесь никакого ветра и определенно не вижу никого, кто мог бы нам помочь. – Ее маленькие ножки впервые в жизни устали и болели, и она плюхнулась на землю.
– Я не верю, что все это было ложью, – сказал Фриц. – Я должен помочь нашему народу. И я хочу помочь тебе. Я вижу твое лицо, Каролина. Ты не заслуживаешь такого.
Каролина упрямо коснулась трещины на щеке. Последнее, чего ей хотелось от Фрица, – это жалость.
– Ни одна кукла этого не заслуживает, – сказала она.
– Да, ты права, – со вздохом согласился он. И вместе с этим голосом Каролина услышала звук самого сильного в ее жизни ветра. Его пальцы растрепали ей волосы, отбросили их назад, а аккуратно уложенные юбки взметнулись и захлопали вокруг ее ног.
Фриц засмеялся и раскинул руки, позволив ветру поднимать себя выше и выше.
– Видишь? – смеясь, сказал он Каролине. – Сказки были правы!
После того как столько сказок оказалось горькой ложью, Каролина с трудом верила, что хотя бы одна осмелится быть правдой.
– Ты – Догода? – спросила она у ветра.
Она ожидала, что ветер будет холодным, как туманная изморось вокруг, но он оказался теплым, как земля под поцелуями солнца.
– Да, – ответил ветер. – Ни одна кукла не приходит сюда, если не хочет покинуть Страну Кукол. Вы пришли за этим?
– Да. Мы хотим попасть в мир людей, – объяснил Фриц. Он прихлопнул рукой свою фуражку, чтобы она не улетела. – Я хочу помочь нашему народу. А Каролина… Она должна быть счастлива. Она уже долго не испытывала счастья.
– Фриц… – сказала Каролина. Серебряный солдат заботится о ней, потому что добр, – у него нет никаких других причин для этого. Сколько еще людей сделали бы это для нее?
Туманная изморось начала меняться, сливаясь в огромные крылья, которые, казалось, протянулись от одного конца темного неба до другого. Между ними появилось лицо Догоды. Оно было гладким, юным и полным радости, обрамленным кудрями яркого подсолнухового цвета.
– Тогда я отнесу вас в мир людей, – сказал Догода.
Каролина почувствовала, как в ее груди, словно великолепные крылья Догоды, забились все песни, которые она там прятала, и засмеялась.
– Ты слышала это, Каролина? – спросил Фриц. – Мы летим туда! Мы правда летим туда!
Так они и отправились вместе в путь. Но когда Каролина очнулась в мире людей, она была одна.
Глава 25. Последнее путешествие
Последним существом, которого Каролина ожидала увидеть в сарае, была Лаканика.
С тех пор как они виделись в Краковских Плянтах, фея лугов изменилась. Ее великолепные рыжие волосы стали пепельно-серыми, а вплетенные в них цветы засохли и помялись.
– Здравствуй, куколка, – сказала Лаканика. Задохнувшись от дыма, она деликатно закашлялась в кулак.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Каролина. – Я думала, ты собираешься остаться в Кракове!
Лаканика уселась рядом с Каролиной и попыталась поправить косу, но пальцы прошли сквозь нее.
– Я думала, что смогу, – сказала она. – Я постаралась обосноваться там. Но я не смогла забыть свой луг.
– Это твой луг? – спросила Каролина. Когда они впервые встретились, Лаканика была оживленной и прекрасной, а это место совсем не было таким.
Аушвиц-Биркенау был местом, где умирали мечты.
– Он был моим, – сказала Лаканика. – Но теперь уже нет. Он теперь принадлежит призракам, и я больше не имею здесь силы. Я не могу вызывать цветение растений и рост деревьев. Я не могу никого вывести из тьмы.
– Пожалуйста, – попросила Каролина, – пожалуйста, скажи мне, куда все ушли. Кукольник попрощался со мной, и они забрали меня у него, но это неправильно. – Она снова заплакала, ведь она была слишком обессиленной, чтобы сопротивляться слезам.
– Немцы забрали всех людей из поезда в место, куда ни ты, ни я не можем за ними последовать, – мягко сказала Лаканика. – Мне тоже очень горько, что твой друг ушел.
Фея лугов подошла к Каролине и хотела ее обнять, но Каролина оттолкнула ее руки. Она не хотела утешения. Ей хотелось бежать изо всех сил, чтобы сбросить с себя горе, как змеи сбрасывают кожу.
Но бежать было некуда.
– Оставь меня в покое! – закричала Каролина. Она сорвала с головы платок и швырнула его в Лаканику. – От тебя никакого толку. Ты не смогла помочь людям из поезда и Кукольнику. И мне ты тоже не поможешь.
Платок прошел сквозь грудь Лаканики, не причинив никакого вреда, но она все же подчинилась приказу и медленно отплыла назад.
– Мне так жаль, – снова сказала она. – Я знаю, что твой волшебник сделал для этих детей. И духи Кракова тоже знают. Мы…
– Уходи, – сказала Каролина. – Если вы все знали, надо было помешать Брандту арестовать его и Джозефа. Они еще были бы здесь, если бы вы им помогли!
– Я хотела бы, чтобы было так, но у нас нет такой силы. Мы по большей части действуем во сне и в мечтах, – сказала Лаканика. – Но знай, что дети, которых вы спасли, в безопасности. Они никогда не увидят, во что превратился мой луг. Они все станут взрослыми, и некоторые родители даже смогут вернуться к ним в будущем.
Каролина хотела ей верить. Она думала, что взрослеть – это ужасно, пока не увидела, как шаг за шагом это происходит с Реной. Теперь ей казалось, что это самое важное на свете.
– Прости, что я кричала на тебя, – сказала Каролина. – Но мне так больно.
– Разбитое сердце болит больше всего на свете, – пояснила Лаканика.
– Но мое сердце не разбито, – возразила Каролина.
– Разве ты не чувствуешь? – спросила Лаканика.
Каролина хотела снова возразить, но не могла лгать, скрывая боль в груди. Там, где всегда было ее такое крепкое сердце, теперь стукнулись одна о другую его половинки.
– Как мне его починить? – спросила Каролина.
– Боюсь, что это невозможно, – сказала Лаканика. – Но со временем оно будет болеть все меньше. Его успокоят счастливые воспоминания, моя куколка.
Последние слова Лаканики прозвучали почти как вздох, и Каролина увидела, что она начинает дрожать, словно марево, и расплываться.
– Подожди, – сказала она. – А что мне теперь делать?
– Со временем за тобой кто-то придет, – сказала Лаканика.
– А потом? – спросила Каролина.
– А потом ты отправишься домой.
Глаза Лаканики закрылись, тело окончательно потеряло форму, и Каролина снова осталась в сарае одна.
* * *Каролина не могла точно сказать, сколько времени пробыла здесь вместе с другими игрушками.
Зимой женщины, сортировавшие горы вещей и воспоминаний, прятались в сарае от холодного ветра. Летом они закатывали рукава, обнажая обожженные солнцем руки. Но в любое время года, сортируя вещи умерших, они приглушенными голосами обменивались слухами, стихами и рецептами.