Кукольник из Кракова - Рэйчел Ромеро

Каролина захлопала в ладоши, но ее радость продолжалась недолго, потому что ноги Кукольника стали подгибаться. Отец Кароль, неотрывно глядевший на детей, очнулся от потрясения, подбежал к Кукольнику и подхватил его, не дав упасть на пол.

Рена, еще не совсем пришедшая в себя после превращения, тоже подошла и встала рядом с Кукольником, присоединившись к Каролине и священнику.

– Господин Бжежик, вам больно? – спросила она. – Пожалуйста, скажите, что вам не больно!

– Не волнуйся за меня. Я в порядке, – заверил Кукольник.

Но морщины вокруг его глаз и рта углубились, а в волосах появились серебряные пряди, которых раньше не было. За несколько минут он заметно постарел, и при мысли, что у его сердца, как у часов, может закончиться завод, у Каролины сжалась болью грудь. Она всегда считала, что первой уйдет из этого мира она, а не Кукольник.

Теперь она поняла, что может быть и иначе.

Однако ей не хотелось привлекать внимание к его изможденному виду. Дети, разглаживая одежду и нервно покусывая губы, смотрели на Кукольника, и ради них он сделал усилие и улыбнулся.

– Я в порядке, – снова сказал он. – И вы теперь будете в безопасности. Правда ведь, отец Кароль?

– Да, – сказал священник. – Вы будете в безопасности.

Рена взяла Кукольника за руку и сказала:

– Когда закончится война, вы найдете нас с папой, да? И тогда все будет как раньше, до того, как пришли немцы.

– То лето, что я провел с тобой, твоим отцом и Каролиной, было лучшим временем в моей жизни, – ответил Кукольник. Наконец-то друг Каролины высказал то, что чувствовал, и вся любовь, заключенная в этих словах, наполнила сердце Каролины теплом. – Я надеюсь, что однажды мы снова будем счастливы.

Рена бросилась к нему в объятия.

– Спасибо вам. И спасибо тебе, Каролина.

В этот миг, глядя на Рену, Каролина увидела женщину, которой станет когда-нибудь эта девочка. И ей показалось, что, как и Кукольник, Рена тоже стала старше за те минуты, что провела в подвале.

– Ты не должна ни за что нас благодарить, – сказал Кукольник, обнимая ее.

– Он прав, – сказала Каролина. – Мы тебя любим. Мы сделали бы для тебя все, что в наших силах.

Рена нагнулась и обняла свою маленькую подругу.

– Я тебя тоже люблю, – сказала она.

Лишь одна мысль беспокоила Каролину: Кукольник не сказал Рене, что они снова будут вместе. Каролина вспомнила обещание Джозефа и свое темное, острое, будто нож, предчувствие, что оно не будет выполнено.

Может быть, поэтому Кукольник не стал ничего обещать? Возможно, он боялся, что не сможет выполнить свои обещания?

Пока Кукольник обменивался последними несколькими словами с отцом Каролем и детьми, Каролина ухватилась за лямку его рюкзака и попыталась забраться внутрь. Но рюкзак был слишком большим, и она со стуком упала вниз.

Мыш увидел ее старания и подскочил к ней.

– Вам нужна помощь, моя госпожа?

– Да, пожалуйста. – ответила Каролина.

Мыш подставил лапу, чтобы, встав на нее, как на ступеньку, Каролина могла взобраться на рюкзак, словно на скалу.

– Почему ты не попросишь Кукольника, чтобы он посадил тебя внутрь? – спросил он, пока она перелазила через лямку рюкзака.

– Я знаю, что он хочет, чтобы я осталась с тобой и Реной, – сказала Каролина. – Может, он думает, что так будет безопаснее, но я не могу оставить его одного. Ему будет слишком грустно – и мне тоже.

– Понимаю, – сказал Мыш. – Я тоже не хотел бы расставаться с Реной. Мы столько вместе пережили.

– Да, именно. – Каролина одернула юбку и добавила: – Я рада, что познакомилась с тобой, Мыш. Ты не похож на других грызунов.

Мышонок снял фуражку и поклонился.

– Я тоже рад был познакомиться с вами.

Наконец все слова прощания были сказаны, и Кукольник начал взбираться по ступеням, а за его спиной в пустом рюкзаке ехала Каролина. Он поднимался медленно и часто останавливался передохнуть. Детские голоса внизу затихали, и они с Каролиной снова были одни, как в самом начале их дружбы.

Кукольник в последний раз попытался ее переубедить, сказав:

– Я могу оставить тебя с отцом Каролем, и ты…

– Я уже сказала, что остаюсь с тобой. Не спорь со мной – я могу быть такой же упрямой, как и ты, – отрезала Каролина. И с тревогой добавила: – Ты выглядишь усталым. Тебе нужно пойти домой и отдохнуть.

– Я чувствую, что мог бы проспать сто лет, как кое-кто из одной моей книги, – признался Кукольник, опустив голову. Каролина подумала, что он какой-то сонный, но тут он медленно произнес: – Я думаю… я думаю, что это было последнее чудо, которое я совершил, Каролина. Я истратил все свое волшебство. Прости меня. Я хотел помочь тебе и Стране Кукол. Но думаю, что уже не смогу.

– Может, мы и не спасем моих соотечественников, но я не думаю, что ты зря истратил свое волшебство или что я зря потратила время в этом мире, – сказала Каролина. И чем дольше она говорила, тем все более правдивым казалось ей каждое слово. – Ты спас Рену и детей, а я помогла тебе в этом. Может, именно это мы и должны были сделать.

Кукольник поднял голову и засмеялся – громким, радостным смехом, который, казалось, прорвался сквозь его усталость, как луч солнца из-за туч.

– Волшебство – странная штука, – сказал он. – Никогда не знаешь, во что оно выльется.

Глава 21. Безрукий человек

Брандт пришел за ними через три дня после того, как Кукольник отвел детей к отцу Каролю.

– Чем могу вам помочь? – спросил Кукольник. Он как раз прибивал подставку к лошадке-качалке, но тут же положил молоток на стол.

Кукольник не пытался скрывать своей неприязни к Брандту. Капитан злых колдунов и друг Каролины уже так много раз исполняли этот танец вежливости, что их слова и движения стали медленными и вялыми; и даже сам колдун выглядел каким-то поношенным – грязноватый набросок углем, а не человек в расцвете сил. Чего он хочет от них теперь?

Секунду спустя они услышали мрачный ответ.

– Герр Биркхольц, вы арестованы за пособничество и подстрекательство врагов немецкого народа, – сказал Брандт, обрушив приговор быстро, словно удар молотка.

Каролина застыла от этого заявления, но Кукольнику удалось изобразить одну из своих самых непостижимых улыбок. Это была улыбка соседа-чудака, каким он много лет был для окружающих.

– Боюсь, вы ошибаетесь, – сказал он. – Я не помогал врагам немецкого народа.

– Никакой ошибки нет, герр Биркхольц, – сказал Брандт. – Я должен был понять, что вы что-то замышляете, когда вам понадобилось пойти в гетто.

Он свистнул, и дверь распахнулась. Двое солдат с искаженными злобой лицами вошли внутрь.

Они держали Джозефа Трэмела.

Он висел между ними, слабый и безжизненный, как тряпичные куклы, которые Каролина помогала Кукольнику зашивать, и его глаза настолько заплыли от ударов, что были почти закрыты. Но в них был виден гнев – та бушующая ярость, что побуждала солдат бесстрашно идти навстречу опасности. Каролина понимала его природу, но она также знала, что ни один человек или кукла не могут в одиночку противостоять целой армии крыс или злых колдунов.

– Сирил, прости меня, – сказал Джозеф.

– Джозеф… – начал Кукольник.

– Я столько раз пытался предупредить, чтобы вы не принимали неверную сторону, – прервал их Брандт. Он подошел к Кукольнику, и тяжелая поступь его шагов заставила Каролину и все лежавшие на столе предметы задрожать. – Но вы проигнорировали мои слова. Этот грязный еврей был пойман, когда пытался пронести в гетто еду, и я знаю, что вы имеете к этому отношение, герр Биркхольц. Вы использовали меня, чтобы помочь ему.

– Сирил ничего плохого не сделал, – сказал Джозеф. – Он понятия об этом не имел. Он просто пришел, чтобы забрать домик, который я ему сделал, вот и все.

Брандт издал хриплый, похожий на лай смешок.

– Вы ждете, что я поверю, будто Биркхольц случайно пришел в гетто за несколько дней до того, как вас поймали? – спросил он. – Ложь – вот что у вас, евреев, лучше всего получается. Среди вас нет ни одного порядочного человека, и в конце концов вы получите то, чего заслуживаете.

Это оскорбление, видимо, было последней каплей, и отец Рены бросился вперед. Это произошло так быстро, что солдаты не успели его схватить. Они только увидели, как Джозеф сжал руку в кулак и ударил Брандта в лицо. Брандт закричал, и тонкая струйка крови потекла по его подбородку.

Удар наверняка был болезненным, но все же Каролине показалось, что Брандт закричал скорее от шока. Неужели он действительно думал, что Джозеф станет покорно слушать оскорбительные слова в адрес своей семьи и своего народа?

Один из стоявших рядом с Брандтом солдат, взмахнув винтовкой, ударил Джозефа в скулу, и тот упал прямо на протянутые руки Кукольника. Второй тоже выхватил оружие, согнув указательный палец на курке.

Брандт не дал ему возможности выстрелить – с быстротой молнии он схватил лежавший на столе молоток Кукольника. В его налитых кровью глазах Каролина видела всех крыс, тащивших в огонь невинных кукол, но не знала, что ей делать.