Без Поводыря - Андрей Дай

— Герман уже пробует вставать, — похвасталась принцесса.

— Здравствуйте, Ваше высочество. Прошу прощения, но больше раза в день я пока это сделать не могу.

— Это ничего, — пряча ладонь жены в своей, и улыбнувшись, покладисто ответил Никса. — Главное, что вы живы. Признаюсь, мы были…

— Мы переживали за вас, Герман, — ринулась на помощь Дагмар. — Зачем вы ведете себя, как какой‑то античный герой? Откуда это юношеское желание непременно лично извести всех разбойников?

— Не думаю, что у нашего героя был выбор, дорогая, — вдруг принялся защищать меня цесаревич. — Мне доложили, что ограбленный теми злодеями караван, был весьма ценен для Германа Густавовича.

— И что же там было такого, ради чего стоило бы рискнуть жизнью? — заспорила Великая княгиня.

— Мечта, моя государыня, — сказал я. — Там была мечта.

— Ну, о чем вы, Герман Густавович, мечтаете, то нам известно, — хмыкнул Николай. — Неужто и теперь не отступились? Так, что и под пули готовы?

— А почему, собственно, Ваше Императорское высочество…

— Давайте по простому. Здесь же все свои.

Миша Карбышев, тенью просочившийся в мою спальню вслед за адъютантом цесаревича, тихонько отступил за широкую спину князя Барятинского. Глаза моего секретаря даже не блестели — горели. На щеках полыхал румянец. Его не трудно было понять. Одно дело знать, что твой начальник ведет переписку с наследником престола Империи. И совсем другое — слышать выражения особого расположения из уст самого царевича.

Странные, все‑таки, теперь живут люди. В церковь ходят поговорить с Богом, который ни разу им не отвечал. Жилы рвут ради страны, которая принадлежит небольшой, в общем‑то, семье. А стоит представителю этой самой семьи появиться в пределах прямой видимости — так их аж распирает от любви к своим хозяевам. Вот как среди такого народа могли появиться люди вроде Володи Ульянова, искренне желавшего Родине проигрыша в войне?

— Почему же, Николай Алесандрович, я теперь‑то должен отступиться? Отставка — еще не конец жизни. Более того…

— Более того? — вскинул брови наместник. — Даже так? Отчего же? Не поясните?

— Прежде я был связан необходимостью заниматься бесчисленными делами, входящими в обязанности гражданского начальника этого обширного края. Теперь, у меня нет этой необходимости. Теперь, уволившись с государственной службы, я могу полностью посвятить жизнь труду на благо этой прекрасной земли.

— Что же это? Выходит, должность губернатора вас, Герман Густавович, только стесняла?

— Не должность, Ваше высочество! Ни в коем случае, не должность. Циркуляры и инструкции. Отчеты и меморандумы. Бумагооборот. То, чем занято большинство чиновников.

— Шли бы на воинскую службу, Герман, — хмыкнул адъютант. — Вот уж где ваши таланты пришлись бы к месту. И никакой тебе бумажной волокиты…

— Рад видеть вас в здравии, Володя, — разулыбался я. — Только какой из меня военный. Я ведь и в армии примусь шахты рыть и заводы строить… А от седла, князь, у меня, простите, ноги судорогами сводит.

— Значит, вновь на государеву службу вы, Герман, не стремитесь? — коварно поинтересовался Великий князь.

— В качестве кого, Николай Александрович? — совершенно по–еврейски, вопросом на вопрос, ответил я. — Насколько мне известно, место гражданского начальника губернии уже занято…

— Ну, скажем, в качестве председателя совета главного управления. Господин Валуев рекомендовал мне действительного статского советника, господина Воинова. Уверял, будто бы он столь же сильно радеет за Сибирь, как и вы. Однако же, вполне управляем и не так силен характером, нежели вы. Герман Густавович. И, признаться, я всерьез раздумывал над этим предложением…

— Поймите, Герман, — подхватила Дагмар. — Мы не просто так вызывали вас в Петербург. Прожект о назначении Николая наместником Сибири и Туркестана готовился давно. И нам нужен был кто‑то, способный организовать наш переезд через половину страны. Нам нужны были вы, мой рыцарь.

— Простите меня, Ваши высочества, — искренне покаялся я. — Откуда мне было знать?! Этот Панин еще со своими жандармами…

— Мы так и поняли, — ободряюще улыбнулась мне Мария Федоровна. — И милейший господин Мезенцев что‑то в этом роде докладывал…

— Но совершенно отринули кандидатуру господина Воинова, — продолжил, как ни в чем не бывало, начатую не им фразу Никса. — Мы после того, как стало известно, что, даже пребывая под призрением врачей, вы сумели организовать это незабываемое приветствие. По пути в Томск, нам довелось посетить множество городов. Однако же, нигде нам не было так интересно и…

— И уютно, — блеснула глазами Минни. — Да, милый?

— Конечно, — кивнул Николай. — Именно так. Уютно. Мы словно, наконец, после долгого пути, прибыли домой…

— Я рад, — неожиданно, прежде всего — для самого себя, растрогался я. — Мы старались вам услужить.

— У Володи… Володя?

— Тут, Ваше Императорское высочество.

— У Володи в папке лежит подписанный Государем рескрипт о назначении вас, Герман Густавович, Председателем Совета Главного гражданского управления Западносибирского наместничества. С присвоением вам, достойного такой должности чина — тайного советника.

— Что я должен буду делать, Ваше высочество? — хрипло выговорил я. Такого я не ожидал.

— Строить, как и прежде Царство Божие на земле Сибирской, — улыбнулся наместник. — Управлять всеми гражданскими чиновниками. Развивать и украшать ваш край.

— И избавить Никсу от этой обузы, — хихикнула Дагмар. — Ныне Николай увлечен военными играми.

— Последний вояж Черняева принуждает меня, оказать самое пристальное внимание нашим войскам в Туркестане, — сразу стало понятно, что это тема не единственного спора в молодой семье.

— Случилось что‑то серьезное? — озаботился я. Ну, и за одно — решил таким образом поддержать наместника. Всегда полагал, что русское завоевание Средней Азии — дело совершенно необходимое и важное для страны.

— Не то, что вы, Герман, подумали, — улыбнулся молодой Великий князь. — Просто не слишком удачный для нас поход.

Тогда, для меня этой отговорки было вполне достаточно. О том, что же там, на далеком юге, случилось на самом деле, я узнал несколько позже.

Конечно же, я знал, что еще в середине прошлой осени в Бухаре русское посольство было арестовано. Астроном Струве, представитель русских торгово–промышленных кругов Глуховский и горный инженер Татаринов оказались в яме–тюрьме. Реакция последовала незамедлительно — оренбургский генерал–губернатор Крыжановский приказал задержать бухарских купцов, следовавших в Нижний Новгород на ярмарку. А чтоб особо подчеркнуть отношение властей Империи к непонятному демаршу эмира Бухары, рекомендовал генералу Черняеву каким‑нибудь образом продемонстрировать мощь оружия дерзкому соседу.

Военный начальник Туркестана воспринял эту рекомендацию, как официальное дозволение на продолжение завоеваний, и во главе большого — только в обозе было более тысячи верблюдов — отряда двинулся по Голодной степи к городу Джизаку.

По дороге генералу встретились гонцы от эмира, с посланием, в котором не слишком внятно объяснялись причины опалы наших послов, но, тем не менее, содержались просьбы не начинать боевые действия. Письма отправились в ящик с бумагами экспедиции, а четырнадцать рот пехоты, шесть сотен казаков и две батареи пушек продолжили поход. По словам самого Михаила Григорьевича — он сам не был уверен в исходе этой, по сути, разведки боем, а потому — не счел необходимым ставить в известность о сношениях с Бухарой кого бы то ни было.

В первых числах февраля отряд разбил лагерь в пределах видимости стен Джизака. И уже через день русские войска подверглись нападению бухарского гарнизона. Налеты продолжались еще несколько дней. Около сотни бухарцев было убито, несколько наших солдат получили легкие ранения, было захвачено с дюжину старых английских ружей и пару младших командиров гарнизона.

Ничего страшного не произошло, но Черняев все‑таки отдал приказ об отступлении. Злые языки утверждали, что обжегшись уже один раз об укрепления Ташкента, генерал–майор попросту не рискнул штурмовать куда более грозную твердыню. Сам Черняев, в интервью корреспонденту «Русского Инвалида», объяснял свое решение опасениями остаться без фуража и продуктов питания — между ближайшим русским фортом и Джизаком лежала безводная степь, а активность бухарских военачальников оказалась неожиданностью.

Как оно там было на самом деле, я тоже узнал. Много–много позже, когда имел честь лично побеседовать со знаменитым «Львом Ташкента». Все оказалось куда проще, чем об этом можно было подумать. И об истинных причинах отступления ни в коем случае нельзя было писать в газетах. Дело в том, что в руки начальника Туркестана попали данные о помощи Бухарскому эмиру оружием и советниками из Индии. За зиму англичане успели привезти в столицу эмирата более десяти тысяч ружей и полторы сотни пушек. Конечно же, атака двойных стен Джизака в такой ситуации была смерти подобна.