Без Поводыря - Андрей Дай

Фердинанд Юлианович, мой добрый доктор, пришел рано утром. Так рано, что наверное солнце еще и из‑за горизонта выглянуть не успело, а он уже своими чуткими пальцами искал пульс у меня на запястье.

— Ну же, доктор, — сразу после краткого ритуала взаимных приветствий, потребовал я. — Рассказывайте, как все прошло? Как вам показался Его высочество? Не случилось ли каких‑нибудь неприятностей? Я изнываю без известий…

— Ну–ну, голубчик, — зачем‑то укладывая мою руку поверх одеяла, словно я сам был не в состоянии это сделать, успокаивающим тоном выговорил Маткевич. — Полноте. Я вам настоятельно не рекомендую волноваться! Все прошло просто чудесно. Была одна заминка, воспринятая, тем не менее, Государем цесаревичем с юмором…

Несколько дней спустя я узнал, наконец, в чем именно заключался единственный затык в организованных нами мероприятиях. Я забыл уточнить, а местным деятелям и в голову не пришло, что наш Экспоцентр следует открывать уже в присутствии высоких гостей. И, конечно же, честь перерезать ленточку предоставить новому наместнику. Вроде бы — совершенно логичный и естественный шаг для человека моего времени. Однако же Петру Ивановичу Менделееву, ответственному за создание и наполнение выставки–ярмарки на Соборной площади, показалось, что сделать вид, будто бы выросший за какие‑то недели павильон — совершенно естественная, привычная Томскому обществу деталь пейзажа. Мол, а что тут этакого? Живем мы так. Есть чем хвалиться, и нечего скрывать…

В итоге публику, без шума и помпезных ритуалов, запустили в тот же день, когда стало известно, что кортеж Великого князя Николая Александровича к середине дня прибудет в губернскую столицу. Естественно, за половину дня желающих подивиться разложенным и расставленным по полкам экспонатам, меньше не стало. И когда на следующий день царевича со свитой привезли на, так сказать, плановое мероприятие, оказалось, что ко входу в павильон стоит длиннющая очередь, а внутри самой выставки не протолкнуться. Полицейские, было, ринулись выгонять народ, но вмешался наместник, заявив, что, дескать, он вполне в состоянии обождать, и что ему любопытно наблюдать этакую‑то тягу местных жителей к достижениям науки.

Свитские офицеры и чиновники сочли эти высказывания за шутку, и даже позволили себе засмеяться. Видимо, по их мнению, слова «наука» и «Сибирь» никак не могли употребиться в одном предложении. Тем забавнее было бы взглянуть на их лица, когда гостей все‑таки запусти внутрь.

В дощатой пристройке установили выделенную Хотимским паровую машину. Через систему ременных приводов, она вращала два диска, напоминающие те, что демонстрируют школьникам в двадцать первом веке на уроках физики. Ну, знаете — там еще два шарика таких, между которыми скачет искра электрического разряда. Теперь представьте, что диски были чуть ли не в полтора метра диаметром, а дуга между медными шарами висела почти постоянно. Ручная молния! Наука дала в руки людям чуть ли не божественное могущество!

Этот агрегат непременно назвали бы гвоздем программы, если бы до изобретения этого термина не должно было еще пройти двадцать с чем‑то лет. Или когда там французский инженер Эйфель начнет строить свою, похожую на огромный гвоздь, башню?

— А вы, голубчик, настоящий разбойник! — подвел неожиданный итог доктор. — Разве же можно так, Герман Густавович? Я ведь не просто так, из желания причинить вам неудобства, запрещаю кушать твердую пищу! Сие ограничение — есть только забота о вашем, голубчик, организме! А вы что же! Подговорили своего Апанаса, и думаете, будто бы я не узнаю?!

— Но ведь хочется, Фердинанд Юлианович! — пришлось брать всю вину на себя. Не выдавать же слугу. Да и выглядело бы это как‑то беспомощно и жалко.

— Конечно, хочется, — охотно признал Маткевич. — Тогда надобно уже и вставать попытки делать. Иначе — вред один…

— Так давайте пробовать, — обрадовался я покладистости врача.

— Непременно. Сейчас слугу вашего кликну, и станем пробовать. Только, давайте так! Ежели вы в себе силы не сыщите, чтоб хотя бы минуту простоять, так и спорить со мной более не станете! Ну как, голубчик? Могу я полагаться на ваше слово?!

— Конечно, — легкомысленно согласился я. — Давайте же начинать…

Пока Маткевич ходил за белорусом, я изъерзал в опостылевшей кровати. Желание встать, наконец, на ноги, настоящим цунами смыло все опасения, которые могли возникнуть после намеков доктора. Я сжимал и разжимал мышцы в конечностях, и мне казалось, что тело полно сил. Неужели я не буду в состоянии простоять, просто стоять, не двигаясь, некоторое время?!

На мне была одета длинная, напоминающая женскую ночнушку, рубаха. Раз в пару дней я, с помощью слуг, переодевался в свежую. Потому, как прежняя начинала неприятно пахнуть и выглядела так, словно ее непрестанно жевала какая‑то лошадь. И, к несчастью, именно в тот день нужно было бы провести эту процедуру…

В общем, когда дверь неожиданно распахнулась, и в спальню вошли Ее Императорское высочество, цесаревна Мария Федоровна с какой‑то незнакомой девушкой, я не просто выглядел тополем на ветру — бледный и шатающийся, а еще и пах, как портянки кавалериста. Такой конфуз…

— Вот как?! — воскликнула Дагмар, распахнув свои невероятные, цвета кофе, глаза. — Неожиданно! Мы полагали, вы еще не встаете…

— Вы были совершенно правы, — проскрипел я, сквозь сжатые от боли зубы. — Но я обязательно должен был это сделать. Я дал слово…

— Ах, мой рыцарь, — всплеснула цесаревна по–немецки. — Вы неисправимы! Стоит ли такая малость того, чтоб так себя мучать?!

— О, да! Ваше высочество, — представив на миг ложку с желто–зеленым, приправленным травами, мясным бульоном. — Присаживайтесь, моя госпожа. Я уже скоро…

— Я буду стоять, пока стоите вы, Герман, — нахмурилась молодая женщина. И тут же, уже по–русски, добавила. — Знакомьтесь, Герман. Это Сашенька Куракина. Моя приятельница и фрейлина.

И по–немецки:

— Она не говорит на этом языке.

— Рад знакомству, мадемуазель, — до белых пальцев впившись в плечо терпеливо переносящего мои издевательства Апанаса, медленно и совсем чуть–чуть, поклонился я.

— Что же это, мой рыцарь, — на языке Гёте, покачав головой, продолжила Минни. — Что за страшная страна! Все, совершенно все дорогие мне люди, не отличаются крепким здоровьем. Вы, Никса, Мария Александровна…

— А с… — начал было я спрашивать, и тут же вспомнил о платочках с кровяными пятнами, про которые рассказывала Великая княгиня Елена Павловна. — Я выздоровею, Ваше высочество.

Дагмар вскинула на меня огромные, полные влаги глаза. Задержала на миг, и отвела взгляд в сторону.

— Я весьма на это надеюсь, — тихо проговорила она.

— Ну что ж, голубчик, — толи не осознавая, что в его «больничной палате» присутствует будущая Императрица, толи, просто игнорируя этот факт, Матвекич отвел, наконец, глаза от циферблата часов. — Вы меня убедили. Завтра станем учиться ходить.

Доктор близоруко обвел стоящих у дверей дам глазами.

— Апанас. Уложи Германа Густавовича. А я спешу откланяться. Сударь. Сударыни. Честь имею. У меня еще масса больных…

— Я сам, — улыбнулся я белорусу, когда он усадил‑таки меня на край кровати и нагнулся уже, чтоб помочь закинуть дрожащие от чрезмерных усилий ноги. — Спасибо.

Слуга что‑то буркнул себе под нос, криво поклонился дамам, и пошаркал в сторону дверей.

— Милейший, — обратилось к нему Дагмар. — Будь любезен. Принести сюда еще… три стула. У твоего хозяина сегодня много гостей.

Я откинулся на гору подушек, расслабил мышцы и теперь уже мог улыбаться.

— Кто‑то еще должен прибыть? — сделал я вид, словно не понимаю намеков.

Девушки переглянулись, и, похожая на милого котенка фрейлина, с легким акцентом, какой бывает, если родным языком пренебрегают в пользу другого, раскрыла страшную тайну.

— Мы приехали вместе, сударь. Ваша невеста, Наденька Якобсон, показывает усадьбу Его высочеству. Володя Барятынский, конечно же, сопровождает Николая Александровича.

— Кхе… А…

— Ваш секретарь, господин Карбышев, любезно согласился их всех проводить.

— Вот как, — осторожно кивнул я. — Значит, они не смогут заблудиться во всех этих переходах и тупиках.

Дамы оценили мою шутку и хихикнули. Так вот и вышло, что когда в комнату вошел Никса, у них на лицах сияли улыбки.

— Здравствуйте, Герман, — подождав, пока Апанас, с совершенно счастливой рожей, поставит стул рядом с креслом Дагмар, и усевшись, поздоровался царевич. — Как вы себя чувствуете?

Банальный вопрос, но я был благодарен будущему царю за внимание. В последние несколько дней, мне, этого внимания, недоставало.

— Герман уже пробует вставать, — похвасталась принцесса.

— Здравствуйте, Ваше высочество. Прошу прощения, но больше раза в день я пока это сделать не могу.

— Это ничего, — пряча ладонь жены в своей, и улыбнувшись, покладисто ответил Никса. — Главное, что вы живы. Признаюсь, мы были…