Светлана - Нина Артюхова

Когда кто-нибудь появлялся в доме, после первых слов, обращенных к гостю: «добрый день», «вечер» или «утро», третьим и четвертым словами у жены Ивана Ива­новича были «Хотите чаю?»

Вне зависимости от ответа чайник, всегда очень горя­чий, подавался на стол.

Казалось, что в недрах квартиры, как на вокзале, всегда имеется бак с кипящей водой. Приветливая и шум­ная семья Ивана Ивановича была такой же неожидан­ностью для Светланы, как одинокая комната Натальи Николаевны. Не было у Натальи Николаевны внучат, а уж так подходило бы ей быть бабушкой!

А Ивану Ивановичу подходило бы сидеть в строгом холостяцком кабинете и проверять тетради, прихлебывая из стакана остывший, очень крепкий чай (крепкого чая он как раз и не пил, жена наливала ему совсем слабый — из-за сердца).

Перед самыми экзаменами девочки, рассуждая после уроков о Светланиных делах, говорили, что хорошо бы ей получить по всем предметам пятерки — легко было бы поступить в педагогическое училище, не пришлось бы за­ниматься летом, а то похудела даже — так старается!

 — По математике у Соколовой во всяком случае бу­дет пять! — каким-то особенным голосом, «со значени­ем», заметила Туся Цветаева.

 — По геометрии — может быть, а по алгебре сомне­ваюсь, — ответила Светлана.

 — Можешь не сомневаться, что на экзамене пятерку получишь, — сказала Туся: — ведь спрашивать-то тебя будет Иван Иванович!

Светлана защелкнула портфель и весело ответила, идя к двери:

 — Вот если бы Иван Иванович не спрашивал на экза­мене, а отвечал, я бы не сомневалась, что он ответит на пятерку, но ведь отвечать-то, Тусенька, буду я!

Она услышала из коридора, как Туся говорила в классе:

 — Светлана очень изменилась. Еще в прошлом году она мне за такие слова глаза бы выцарапала. Правда, Мушка?

На что Муха Черная отозвалась кротким голоском:

 — Светлана хочет стать педагогом. Должна же она уметь обращаться с трудными детьми!

Девочки в классе засмеялись.

Молодец Мушка! Вот кому стоит пойти на юридиче­ский факультет или в Институт международных отноше­ний. Умеет она вежливым голосом говорить ядовитые вещи.

С этого дня Тусю Цветаеву стали называть «трудным ребенком».

На письменном экзамене по алгебре Светлана и Туся сделали одну и ту же ошибку. Не грубую ошибку, но все-таки... Обе старались поправить дело устным отве­том. И обе немножко запутались в вычислениях. Не очень запутались, но все-таки...

При снисходительном отношении экзаменатора мож­но бы всем этим пренебречь и решить, что знают обе де­вочки на пятерки. А при строгом отношении экзамена­тора...

 — Вот увидите, у меня будет по алгебре четыре, а у Соколовой пять! — говорила девочкам Туся.

Светлану волновала отметка по алгебре. Странно ска­зать, но она даже боялась пятерки. Теперь, разглядывая Светланино свидетельство об окончании семилетки, Туся заметила, даже с сочувствием, хотя и свысока:

 — Мог бы тебе все-таки Иван Иванович пять поста­вить.

Светлана спросила:

 — А тебе?

 — Мне это, в конце концов, не так важно, а тебе, по­скольку ты поступаешь в педагогическое училище...

 — ...заранее было бы полезно научиться, как завы­шают отметки, ты это хочешь сказать? — докончила Свет­лана.

Все засмеялись — и Светлана первая.

Почему Туся раздражала ее прежде, а теперь нет?

Что изменилось? Кто изменился? Туся — очень мало. Во всяком случае, все, что было в ней неприятного, оста­лось. Не только осталось — неприятные черты ее харак­тера как будто растут вместе с ней.

А ведь училась в школе семь лет, были хорошие учи­теля... Значит, не все может сделать школа?

Многие девочки в будущем году собираются вступать в комсомол. Туся не хочет.

 — Вот еще! — говорила она Нюре Поповой. — Надают разных поручений, а мне заниматься нужно, я хочу кон­чить с медалью.

Она способная. Конечно, кончит с медалью. И в жизнь пойдет такая — все для себя.

Она не раздражает, потому что ее жалко. Ведь Тусе всего четырнадцать лет. Когда ей было два года — девоч­ки рассказывали, — Тусина мама спрашивала дочку:

«Где общее солнце?»

Туся поднимала руку, показывая на небо.

«А где папино и мамино солнце?»

И Туся тыкала себя пальцем в грудь.

Четырнадцать лет вращались папа и мама вокруг это­го небольшого светила. И других, по мере возможности, заставляли вращаться: домашнюю работницу, тетушка есть у них какая-то... Кроме того, маленькие планетки — Тусины ближайшие подруги. Нюра Попова, например, считает Тусю чуть ли не гениальной.

Что же будет потом, когда Туся поймет, что Вселен­ная устроена совсем не так? А если не поймет, прожи­вет свой век, не познакомившись с начатками космо­графии?

Подошли девочки из четвертого «Г» — Маша, Рита и Катя:

 — Здравствуй, Светлана!

Они с уважением разглядывали Светланины пятерки и четверки.

 — Светлана, так ты окончательно в училище от нас уйдешь?

 — Окончательно.

Катя вздохнула:

 — Жалко.

Светлана спросила:

 — А вы зачем сегодня в школу пришли?

 — Мы знали, что у вас сегодня последний день, — ска­зала Рита. — Завтра в лагерь уезжаем. Хотели попро­щаться.

 — Светлана, а Олечка к тебе заходит? — спросила Маша.

 — Заходит. И я у нее часто бываю.

 — Светлана, а ты будешь в школу к нам иногда?..

 — Буду, конечно.

Из школы вышел Иван Иванович и подсел на скамейку:

 — Как дела, восьмиклассницы?

Маленькие девочки, застеснявшись, стали прощаться. Светлана поцеловала каждую в лоб и ласково смотрела им вслед. Шесть туго заплетенных косичек на пестрых, уже не форменных платьях...

Ну, а эти девочки изменились или нет? Так хотелось поскорее переделать и Катю и Риту! Переделать не уда­лось, но все-таки Рита не такая сонная и равнодушная, как была осенью. Благополучно перешла в пятый класс. Может быть, просто потому, что в первую смену ей стало легче учиться? Катя меньше ошибок делает в диктанте. И опять-таки неизвестно, по какой причине, потому что было много причин. Весной Катя ходила на дополнитель­ные занятия... Но, может быть, все-таки хоть чуточку по­влияло и то, что она много стала читать?

Иван Иванович сказал:

 — Будут скучать без тебя.

 — Мы тоже, — почти в один голос сказали Мухи и Галя.

 — Я тоже, — добавил Иван Иванович.

Пошутил или серьезно? Может быть, и не пошутил...

 — Куда летом едешь, Светлана?

 — Еще не знаю, Иван Иванович. Меня Зинаида Львовна звала к себе, и в лагерь хочется с детским до­мом напоследок, но ведь экзамены...

 — Поезжай. Сначала отдохни, потом будешь гото­виться. Со следующей недели ко мне, милости просим, как прежде, по вторникам и пятницам. Я весь июль буду в Москве.

 — Спасибо, Иван Иванович, мне даже неловко...

 — А ты без церемоний.

Когда он ушел, Светлана задумалась, не слушая, о чем болтают подруги. Почему она решила стать учительни­цей? Хотела быть такой же, как мама. А потом из-за Ивана Ивановича тоже.

Такой, как мама и как Иван Иванович, стать невоз­можно. Да и не нужно подражать. Надо найти свое. Но найти свое не так-то просто. Идеальным педагогом стать трудно. Да и много ли их, идеальных педагогов? Гораздо больше совсем не идеальных, но которые тоже очень нуж­ны, потому что они очень любят свое дело.

Взять, например, нашу Тамару Владимировну. Теперь, когда сама постарше стала, понимаешь, как часто Тама­ра Владимировна терялась в трудных случаях, не знала, как поступить, призывала себе на помощь авторитет ди­ректора детского дома. А в то же время сколько тепла она давала ребятам, как по-матерински радовалась и пе­чалилась за них!..

Как жалко было переходить к другой воспитательни­це, в старшую группу... Та была, может быть, даже луч­шим педагогом, но посуше.

И как жалко будет теперь, совсем уходя из детского дома, расставаться с Тамарой Владимировной!

Светлане вдруг вспомнились торжественные слова Ивана Ивановича: «В 1951 году Светлана Соколова начнет преподавать в начальной школе». Через три года... Забавно... Невероятно! Впрочем, через три года — ведь это очень много! Ничего, научусь...

Светлана вдруг представила себя не молоденькой, на­чинающей, а опытной учительницей со стажем. И пусть матери приходят к ней в школу за советом.

Предположим, зашла бы к Светлане в учительскую мать Туси Цветаевой.

«Товарищ Цветаева, — сказала бы Светлана, — вы неправильно воспитываете вашу дочь. Любовь к ребенку должна быть требовательной любовью. А вы балуете Тусю, вы стараетесь как можно лучше накормить и одеть ее и думаете, что это все. Что бы Туся ни сделала, даже если она явно неправа, вы всегда защищаете ее». И так далее, и так далее... Можно будет даже упомянуть про их до­машнюю солнечную систему: мне девочки, мол, рассказы­вали (собственно, рассказывала Нюра Попова, но выда­вать ее будет нельзя). После этого тяжелого разговора с неясными результатами пускай войдет в учительскую мать Гали Солнцевой. С ней можно будет отвести душу. Немножко, впрочем, и предостеречь. Порою Галя бывает слишком мягка и деликатна. Ей будет легко с хорошими людьми, но ведь есть и плохие. Ее будет больно ранить зло. Хорошо бы, так сказать, повысить ее обороноспособ­ность... А что можно сказать Александре Павловне Зи­миной, матери Нади?