В Россию с любовью - Сергей Донской

Короткая очередь разнесла вдребезги не только тщательно причесанную голову Северцевой, но и десятка полтора парфюмерных флаконов за ее спиной. Взметнулись во все стороны осколки и брызги, среди которых преобладало красное. Следующего момента, когда женщину отбросило на осыпающуюся зеркальную витрину, уставленную парфюмерными экспонатами, Громов уже не видел.

Падая левым боком на пол, он на лету откинул полу пиджака, под которым дожидался своего часа «смит-вессон». Огромной удачей было то, что револьвер на сей раз покоился не в наплечной кобуре, а торчал рукояткой вверх за поясом. Если вообще можно говорить о везении, когда ты оказываешься один на один с тремя вооруженными автоматами противниками, которые не собираются тратить время на переговоры и предупредительные выстрелы.

— Вали его!

Стеклянная горка, мимо которой только что пролетел Громов, осыпалась мириадами осколков, подобно огромному аквариуму, в который запустили пригоршней камней. Эту короткую очередь выпустил сориентировавшийся раньше других Черт, находившийся у выхода из магазина. Теперь его примеру собирался последовать налетчик в маске «мертвая голова». Но то ли с глазницами у Черепа были какие-то неполадки, то ли суставы указательного пальца у него заедало, а Громов подсуетился чуток раньше, нажав на спусковой крючок первым.

— У-о-оооооо!..

Приняв на грудь отмеренную ему порцию раскаленного металла, Череп опрокинулся на соседа, помешав тому сделать прицельные выстрелы. Направленная вкривь и вкось, автоматная стежка прошлась по мраморному полу, моментально растерявшему все свое сверкающее великолепие. Правда, свою длиннющую очередь Черт завершал уже вслепую, с двумя пулями, засевшими у него в левой половине груди. В подобной ситуации требовать от него меткости было, право же, слишком жестоко.

Дважды кувыркнувшись назад, Громов услышал, как под ним хрустят осколки стекла, и отстраненно подумал, что его светлый пиджак из легкой ткани после таких акробатических трюков вряд ли сохранит прежний элегантный вид. А если по нему пройдется еще и автоматная очередь, то обнове вообще крышка — вместе с владельцем.

Причина, по которой единственный уцелевший противник не пригвоздил его к полу пущенной вдогонку очередью, открылась Громову, когда он наугад выстрелил в том направлении, где должен был находиться Кинг-Конг. Как выяснилось, тот вовсе не собирался устраивать состязания в меткости и скорости стрельбы. Ищущий взгляд Громова перехватил его уже у самой двери. Если бы Кинг-Конг потратил хоть какое-то время на ее открывание, лежать бы ему рядышком со своими боевыми товарищами, скорбно глядя в потолок. Но мозг у парня под обезьяньей маской соображал лучше, чем у человекообразного примата, в которого он рядился.

Прикрывая автоматом голову, Кинг-Конг прыгнул вперед и распластался над полом в стремительном полете. «Мистер Смит» ухнул почти одновременно с грохотом протараненного стекла, но посланная вдогонку налетчику пуля не успела оторвать даже одну из его подметок. Проворству, продемонстрированному парнем, весившим никак не меньше 90 килограммов, позавидовала бы и легкокрылая ласточка.

Вскочив на ноги, Громов прихватил с прилавка сумочку покойной вдовы и бросился к выходу. Истошный визг, каким провожали его опомнившиеся продавщицы, превосходил по интенсивности милицейские сирены, взвывшие в отдалении.

Выбегая из магазина, Громов машинально отметил, что впервые покинул место перестрелки, ощущая не едкий запах горелого пороха, а целый букет дивных ароматов. Очень может быть, что в злополучном магазине «Стилиссимо» духов было пролито даже больше, чем человеческой крови, но, как догадывался Громов, все еще только начиналось.

Двигатель «семерки» взвыл, негодуя на непривычно грубое с ним обращение, но постепенно сбавил тон, лишь изредка позволяя себе недовольные ворчливые обороты.

Черная «Мазда», в которую нырнул Кинг-Конг, опережала Громова на добрую сотню метров. В ней никак не могло находиться более трех человек, однако скорее всего за тонированными стеклами скрывались только двое — ряженый убийца с автоматом и водитель, который тоже должен был иметь оружие посущественнее флакона цветочных духов, купленных в магазине «Стилиссимо».

Выбегая оттуда, Громов не удержался от громкого высказывания по поводу недавнего карнавала, дав ему лаконичное, но весьма емкое определение. Кучка зевак, завидев его — с пистолетом в одной руке и дамской сумочкой в другой, — суетливо подалась в стороны, а когда он проводил ругательством еще и сорвавшуюся с места «Мазду», несколько самых слабонервных припустились наутек. Надо полагать, неожиданное появление настоящего грабителя, проломившегося сквозь стеклянную дверь, вызвало среди публики значительно меньший переполох. Приходилось признать, что зрительские симпатии оказались не на стороне Громова.

— Ладно, ублюдки, — процедил он, бросая руль влево, — скоро вас и без масок родные мамы не узнают. Если имеются у таких сволочей мамы…

Разумеется, угроза адресовалась не оставшимся позади зевакам, а преступникам. Да и на них Громов злился не так сильно, как на себя самого, опять не удосужившегося вовремя подготовиться к неприятностям. Ведь не понравился ему вид «случайного» покупателя, насторожил, а он, вместо того чтобы принять соответствующие меры, продолжал безмятежно точить лясы с Северцевой, прихорашивавшейся, как оказалось, перед смертью. Еще удивительно, что сам сохранил свою беспечную голову в целости и сохранности! Впрочем, как было уже совершенно ясно, налетчиков интересовал не Громов, не скромная выручка магазина, а только вдова летчика. По идее, убивать ее не было никакой необходимости. Другое дело, если ограбление являлось лишь инсценировкой для сокрытия истинных мотивов убийства. Это «если» было настолько эфемерным, что Громов даже не брал его в расчет. Парни получили деньги, их отходу никто не препятствовал. За каким же хреном, спрашивается, понадобилось им палить в несчастную женщину, вешая на себя «мокруху»? Зачем было поднимать шум, который уже аукался по всей округе взбудораженными голосами милицейских сирен?

Эти вопросы и целую кучу других Громов намеревался задать Кинг-Конгу в самом ближайшем будущем. Может, до непосредственных организаторов взрыва «Боинга» с его помощью добраться и не удастся, но продвинуться в расследовании Громов рассчитывал значительно. Как говорится, язык до Киева доведет. Особенно если этого «языка» предварительно расшевелить хорошенько.

Похоже, беглый Кинг-Конг и его напарник придерживались иного мнения. Ну не хотелось им давать показания, хоть ты тресни! И если за рулем уносящейся на всех парах «Мазды» сидел не ас, то уж парень вполне бесшабашный. Дважды иномарка выскакивала на встречную полосу, торопясь оторваться от преследующей ее «семерки». В первый раз это закончилось трагически для пучеглазого пекинеса, которого затащила на середину проезжей части его хозяйка. Когда Громов проезжал мимо, женщина тупо смотрела на то, что осталось от ее четвероногого друга, а из ее руки понуро свисал плетеный ремешок. Грустное, жалкое зрелище. Размазанный по асфальту песик уже не нуждался ни в поводке, ни в ошейнике. Затем «Мазда» вынудила увернуться встречный спортивный автомобильчик с дамой за рулем. В своем нежно-сиреневом кабриолете она смотрелась неплохо: темные очки в пол-лица отражают солнце, пушистые волосы эффектно развеваются на ветру. Однако все это очарование длилось лишь до той секунды, когда рыскнувший вправо кабриолет стесал свой лакированный бок о борт автобуса. Как выяснилось, дама обладала невероятно громким и пронзительным голосом. Проносясь мимо нее, Громов отметил также, что она носила парик, который после столкновения развернуло почти задом наперед. Не лучшее украшение для состоятельной женщины средних лет.

На ближайшем перекрестке, нахально подрезав всех, кого только можно, «Мазда» свернула направо. Смоленский бульвар показался Громову неправдоподобно коротким, потому что скорость он набрал уже приличную. Здесь ему удалось значительно сократить дистанцию между собой и преследуемой иномаркой, но всех идущих впереди обогнать не было возможности. Как только впереди появлялся просвет, Громов сразу бросал туда «семерку», непрерывно сигналя, чтобы у встречных и попутчиков не возникло искушения преградить ему путь. Порой «Жигули» разъезжались с машинами на расстоянии считаных миллиметров, и Громов кожей ощущал праведный гнев, излучаемый со всех сторон собратьями по баранке. Возле станции метро «Баррикадная» какой-то зеленый джип в отместку попытался поддеть капот «семерки» своим мощным бампером, но промазал и сам подставился под удар следующего за ним автомобиля.

Казалось, еще чуть-чуть — и удастся повиснуть на хвосте у «Мазды», однако Громову не хватило каких-то двух-трех минут. Около зоопарка вся проезжая часть оказалась настолько запруженной автомобилями, что ни о каких новых обгонах здесь можно было и не мечтать. Чем ближе к перекрестку, тем сильнее стопорилось продвижение вперед, а потом красный глазок светофора и вовсе остановил поток, в котором следовали «Мазда» и «семерка». Десятки разномастных машин, выворачивающих на Баррикадную с Пресни и Большой Грузинской, проплывали мимо с медлительностью льдин в преддверии речного затора. Едкий, загазованный воздух над этим столпотворением казался сизым и осязаемым, как застоявшаяся вода.