Леди Смелость - Сьюзен Робинсон

Вся кровь отхлынула от лица Кристиана, и, бросив взгляд на Нору, он увидел, что девушка вся дрожит. Как же ему хотелось ее утешить, но, к несчастью, это было невозможно. К тому же ему требовалась сейчас вся его сила воли, чтобы не сбросить с себя эту жирную длань и не накинуться на Боннера. Стиснув зубы, он заставил себя и дальше терпеливо сносить прикосновение епископа.

— Однажды я видел человека, — продолжал между тем тот, — который еще шевелил губами, хотя у него сгорело уже все горло. Потом исчез и рот, и он начал махать тем, что осталось у него от рук, пока не обуглилась и не лопнула кожа.

Боннер ухмыльнулся, и Кристиан, отпрянув, тихо проговорил:

— Ты сумасшедший.

— Хватит, — раздался голос королевы. — Вы расстраиваете Нору, Ваше преосвященство.

— Простите меня, Ваше величество. Я лишь пытаюсь показать этому погрязшему в пороках юноше, сколь отвратителен совершенный им грех и сурово наказание, которое его ждет. Отдайте мне его на неделю, Ваше величество, и я верну его вам полным смирения и освободившимся от ереси или молящим о смерти.

— Боннер! — голос королевы прозвучал резко, как свист хлыста, и все вздрогнули. — Придержи язык!

Епископ вновь рассыпался перед королевой в извинениях, и, воспользовавшись тем, что его внимание отвлеклось, Кристиан посмотрел на Нору. Она кусала губы, с трудом удерживаясь от рыданий. Почувствовав на себе его взгляд, она повернула голову, и он ей подмигнул. От удивления слезы в ее глазах мгновенно высохли. Все это время Кристиан медленно, незаметно поднимал свою руку к вороту камзола. Добравшись наконец до цели, он расстегнул бриллиантовую пуговицу и дернул за завязки рубашки. Рука его скользнула под белый шелк и ухватила золотую цепочку. Он вытащил ее наружу и сомкнул пальцы вокруг висевшего на ней предмета.

Голосом, в котором откровенно звучала душевная мука и растерянность, он принялся умолять королеву дозволить ему говорить. Мария было нахмурилась, но, встретившись с умоляющим взглядом Норы, кивнула.

— Ваше величество, я не понимаю. Как мог я совершить этот ужасный грех? — Кристиан смотрел на Марию так, словно в ней было заключено все его спасение, сохраняя в то же время на своем лице выражение оскорбленной невинности. Когда взгляды их встретились, он так и впился в нее глазами и лишь по прошествии нескольких секунд, словно устыдившись своей вольности, поспешно опустил голову. — Вашему величеству известно, — проговорил он тихо, — что еще ребенком пришлось познакомиться с грехом весьма близко.

— И сейчас, став взрослым, вы сбиваете других с пути истинного, — вставил Боннер.

Кристиан по-прежнему смотрел на пол. Плечи его, и так поникшие, опустились, казалось, еще ниже, когда королева прикрикнула на епископа, запретив тому прерывать лорда Монфора.

— Я никогда никому не рассказывал об этом, Ваше величество, потому что мне было стыдно, — начал Кристиан, когда Мария велела ему продолжать. — Я… я даже воевал с отцом, сопротивляясь всем его попыткам меня исправить. Воевал целых два года, до того самого дня, когда он привел меня во дворец, чтобы представить великому королю Гарри.

Мария кивнула.

— Отец часто рассказывал о том, как вы предстали тогда перед ним, разъяренный, как загнанный в угол бродячий кот.

— Граф Вастерн, — продолжал Кристиан, — втащил меня в зал и бросил прямо под ноги Его величеству. Я был просто вне себя. Но когда я поднял глаза и увидел лицо короля, я сразу же понял, что нахожусь в присутствии поистине великого человека, и меня охватил страх.

Мария вновь кивнула.

— Все это чувствовали. Мой отец был избран Господом за свое величие.

— Да, Ваше величество. Итак, я испугался, но король лишь рассмеялся этим своим громоподобным раскатистым смехом и постучал меня по голове своей тростью. — Кристиан сделал паузу, отметив про себя, что завладел сейчас всеобщим вниманием. — И потом… — Королева Мария подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова. — И потом… — Боннер так и впился глазами в лицо Кристиана. — И потом Его величество приказал мне взять лютню и петь для него, пригрозив при этом, что, если я откажусь, он велит бросить меня в Тауэр и повесить. И, подыгрывая себе на лютне, я начал петь.

— И что вы пели? — вырвалось невольно у Норы, и она поспешно зажала себе ладонью рот.

— Да, — сказала в нетерпении королева, — что вы пели?

Губы Кристиана дрогнули, и он начал:

Моя глупая девчушкаУбежала в хоровод,Я остался на опушке,Но она уж не придет.Тур- ля-ля, тур-ля-ля,Но она уж не придет.

Зря прождал я на опушке,Завтра вновь сюда вернусь.Но, боюсь, своей подружкиЗдесь я больше не дождусь.Тур- ля-ля, тур-ля-ля.Здесь я больше не дождусь.

Он сделал это, подумал Кристиан. Он добился того, что настроение королевы изменилось и страх и подозрительность в ее душе уступили место воспоминаниям. Подобно развеваемым ветром лентам на майском дереве, настроение Марии было подвержено мгновенным переменам по причине какого-то глубокого душевного разлада, которого Кристиан не понимал, но научился использовать в своих интересах.

Королева громко рассмеялась, вызвав улыбки на лицах Норы и Кристиана.

Подобие улыбки появилось и на губах Боннера.

— Слухами о вашем необыкновенном уме полнится земля, но не думайте, что это спасет вас сейчас, лорд Монфор. Вы каждодневно якшаетесь с еретиками.

Лишь благодаря той школе, что он прошел в бытность свою бродягой, смог Кристиан сохранить при этих словах на лице улыбку. Все веселье королевы мгновенно испарилось, и ему почудилось в ее обращенном на него взгляде отблески костров Смитфилда. Не было никаких сомнений, что Боннер знал о Даймоке и подвале.

Епископ ткнул толстым, как сарделька, пальцем в Кристиана и повторил:

— Вы якшаетесь с еретиками.

— Нет.

— Я докажу вам это с помощью одного из них, находящегося сейчас у меня в темнице.

— Одного?

— Одной. Вонючей потаскухи по прозвищу Полли Три Зуба. Она неспособна даже сказать, что такое месса, и превращается ли вино для причастия в кровь Христову.

Кристиан сжал сильнее предмет, который держал в руке.

— У вас находится Полли?

Подобная возможность даже не приходила ему голову. Это была настоящая катастрофа.

— Она и еще этот худой как жердь разбойник, который отказывается признавать Папу.

— Иниго-Ловкач. — Кристиан едва расслышал собственный голос, настолько тихо он прозвучал.

— Оба они еретики.