Счастье и тайна - Виктория Холт

Я так и поняла из рассказа тети Сары.

— Сара! Она всегда была легкомысленной. Бывало, сидит за столом и прядку волос крутит да крутит в руках, пока на чучело не станет похожа. И всегда витает где-то в облаках. Мне кажется, сейчас она стала совсем наивной и многого не понимает.

— Но кое-что она понимает очень хорошо.

— Знаю. Она всегда была такой. В первые годы после замужества я каждый день бывала у нас дома. А муж не ладил с нашей семьей. Мне кажется, он чуточку ревновал меня к ним…

Она улыбнулась своим воспоминаниям, и я поняла, что она унеслась мыслями в те годы, когда она была своенравной, упрямой девчонкой, которая всегда и во всем умела настоять на своем и всюду верховодила.

— С людьми мы встречались мало, жили в то время очень уединенно. Тогда еще не было железных дорог. С визитами мы ездили только в нашем графстве, и единственной семьей, где я могла найти себе будущего мужа, была семья Редверзов. Сара вообще не вышла замуж. Хотя, кажется, если бы даже у нее была возможность, она бы ею не воспользовалась. Она была рождена, чтобы провести всю жизнь в мечтах и грезах.

— Вам очень не хватало Ревелз, когда вы вышли замуж? — спросила я, наполнив ее чашку и протягивая ей блюдо с булочками.

Она с грустью согласилась:

— Может быть, мне вообще не следовало уезжать оттуда.

— Этот дом приобретает особое значение для тех, кто живет там.

— Возможно, наступит день, когда и для вас он будет значить очень много. Если у вас родится сын, его будут воспитывать в Ревелз, в духе любви и почтения к этому дому, Таковы традиции.

— Понимаю.

— Я уверена, что у вас будет мальчик. Я буду молиться за это. — Она произнесла это так, будто даже божество было обязано выполнять ее указания, и я улыбнулась. Она увидела это и улыбнулась мне в ответ.

— Если это будет девчонка, — продолжала она, — и если Люк умрет…

Я испуганно перебила ее:

— Почему он должен умереть?

— Некоторые члены нашей семьи живут очень долго, а некоторые умирают молодыми. Оба сына моего брата обладали очень хрупким здоровьем. Если бы Габриел не покончил с собой так, как он это сделал, ему все равно оставалось жить совсем не много лет. Брат его умер в раннем возрасте. Кажется, я вижу признаки этой же хрупкости здоровья и у Люка.

Ее слова ошеломили меня. Глядя на нее, я, по-моему, уловила проблески надежды в ее глазах. Или я все это вообразила себе? Она сидела спиной к свету. А мои мысли вертелись все вокруг одного и того же…

Люк и мой еще неродившийся ребенок, если это будет мальчик, будут стоять на пути Саймона к Ревелз. По тому, как она говорила о Ревелз и о Саймоне, я понимала, что это было для нее… возможно, самое главное в жизни.

Если Саймон станет хозяином в Ревелз, она сможет вернуться туда, чтобы провести там остаток дней.

Поспешно, как бы боясь, что она прочитает мои мысли, я произнесла:

— А отец вашего внука, ваш сын, — он тоже обладал хрупким здоровьем?

— Ну нет. Питер, отец Саймона, погиб за свою королеву и родину в крымской войне. Саймон не знал отца, а мать его не вынесла удара; она так и не смогла оправиться от родов. Она была нежным созданием. — В ее голосе послышалось презрение. — Не я выбирала ему невесту, но у моего сына была своя голова на плечах… Это мне всегда нравилось в нем, хотя и привело к этой губительной женитьбе. И вот они оставили внука мне.

— Для вас это было, вероятно, самым большим утешением…

— Большим утешением, — повторила она с такой нежностью, какой я у нее до этого не видела.

Я спросила, не хочет ли она еще чаю. Она отказалась, и, когда мы обе закончили чаепитие, она попросила:

— Пожалуйста, позвоните, чтобы пришла Досон. Терпеть не могу созерцать пустые чашки и грязные тарелки.

Когда чайные принадлежности унесли, она решила поговорить о Люке. Ей хотелось знать мое мнение. Казался ли он мне привлекательным или интересным?

Меня это поставило в тупик, я и сама не знала, что я о нем думаю.

— Он так молод, — ответила я. — Трудно составить мнение о молодом человеке. В этом возрасте люди меняются так быстро! Со мной он был очень любезен.

— А красавица дочь доктора Смита часто навещает Ревелз?

— С тех пор, как я приехала, я ее еще не видела. Мы сейчас в трауре, и к нам мало кто приезжает.

— Это естественно. А вам, наверно, интересно, откуда я знаю так точно обо всем, что происходит в Ревелз? Дело в том, что слуги отлично передают все новости. У жены моего привратника есть родная сестра в Ревелз.

— Да-да, — подтвердила я, — это моя служанка. Очень хорошая девушка.

— Я рада, что вы ею довольны. Я в свою очередь довольна Этти. Я ее часто вижу. Скоро у нее родится первенец. Я всегда интересуюсь жизнью своих людей. Я прослежу, чтобы у нее было все необходимое для родов. Детям, родившимся в Келли Гранж, мы всегда посылаем в подарок серебряные ложечки.

— Какой приятный обычай.

— Наши люди отличаются верностью, так как они чувствуют, что нам можно доверять.

Мы обе были очень удивлены, когда Саймон пришел, чтобы отвезти меня в Ревелз. Два часа, проведенные с Хагар Редверз, подняли мне настроение. Я очень приятно провела время.

Я думаю, что она была того же мнения; протягивая мне руку, она была очень любезна:

— Вы приедете и навестите меня еще раз… — В глазах ее мелькнул огонек, и она добавила: — Я надеюсь.

Она как бы признавала во мне человека, которому нельзя было приказывать. Я чувствовала, что именно за это я и нравлюсь ей.

Я сказала, что с удовольствием приеду еще раз и буду с нетерпением ждать удобного случая для визита.

По дороге домой мы с Саймоном почти не разговаривали, но я видела, что он остался доволен тем, как развиваются события.

В течение последующих двух недель я мало гуляла, больше отдыхала, лежа в постели после полудня и читая романы Диккенса, миссис Генри Вуд и сестер Бронте.

Но меня все больше занимали мысли о ребенке, и это было мне истинным утешением. Иногда я заново переживала смерть Габриела, и особенно ужасным казалось то, что он никогда не узнает про своего ребенка. И каждый день, как оказалось, что-нибудь мучительно больно напоминало мне о Фрайди. Я иногда гуляла по усадьбе вокруг дома, и стоило мне услышать лай какой-нибудь собаки, как сердце у меня начинало биться сильнее от теплящейся надежды. Я заставила себя поверить в то, что наступит день, когда она вернется. Просто потому, наверно, что было невыносимо поверить — как и тогда с Габриелом — что я никогда не увижу ее.

Я старалась принимать участие в событиях местной жизни. Я заходила на чай к семье викария; посещала церковь и сидела там вместе с Рут и Люком на скамье Рокуэллов. Я чувствовала, что постепенно приживаюсь здесь — ведь когда мы были с Габриелом, я еще не успела ни к чему здесь привыкнуть.