Шпионские истории - Анатолий Терещенко

Подобные действия Каминского вызвали бурю возмущения даже у такого палача, каким был Э. Бах-Зелевский, который пожаловался своему шефу Гиммлеру. Каминского отозвали в Лодзь, где он был арестован гестапо и 28 августа 1944 года по приговору трибунала СС расстрелян за неподчинение, своеволие и мародерство. Однако личному составу дивизии объявили, что командир погиб в стычке с польскими партизанами — такой авторитет он имел среди подчиненных ему отморозков. Новым командиром 29-й гренадерской дивизии СС стал немец — бригаденфюрер СС генерал-майор войск СС Кристоф Дим.

Вскоре 29-я дивизия СС была расформирована ввиду «ненадежности личного состава». Около трех тысяч роновцев затем влились в ряды РОА генерала Власова.

Дело обер-лейтенанта Биттига

Рославль на Смоленщине. Осень 1943 года. После выигранной Красной Армией битвы на Курской дуге пришел черед новых побед. Войска Западного фронта под командованием генерал-полковника В.Д. Соколовского в ходе Смоленско-Рославльской операции 25 сентября освободили город… Думается, читатель помнит Серпилина из романа К. Симонова «Живые и мертвые» и «Последнее лето», который, прибыв в военный Рославль, глазами писателя увидел:

«Серпилин запомнил Рославль приветливым зеленым городком. На девятый день войны их эшелон остановился здесь, на станции, и никому еще не приходило в голову, что ехать оставалось всего ничего до Могилева…

Машина поднялась в гору по исковерканной булыжной мостовой. Главную улицу Рославля было не узнать: две стоявшие при дороге старые церкви разрушены. Одна избита снарядами и вся в дырах, у другой колокольня обрушилась горой битого кирпича: бомба ударила под самый корень.

По обеим сторонам улицы все, что было деревянного, сгорело; среди пустырей полуразбитые каменные дома — нежилые и жилые, с пробоинами, на скорую руку залатанными кирпичом, взятым с других развалин.

От прежнего уцелели только деревья, но и их стало меньше, чем раньше — спилили на дрова…»

Так вот в одном из чудом уцелевших домов в ту радостную для рославльцев осень обосновалась военная комендатура. Управление городом в первые же дни после освобождения, как обычно, взяли на себя военные. Длинная очередь военнослужащих и местных граждан стояла на прием к коменданту — седовласому уставшему общевойсковому майору с посеревшим лицом от бессонницы. Среди ожидавших приема посетителей была и молодая девушка. И вот, когда толпа рассосалась, она вошла в прокуренную комнату.

— С каким вопросом ко мне? — поднял высоко брови майор.

— У меня живет немец, — краснея и волнуясь, ответила гостья. — Но он целиком наш сторонник, добрый и честный человек, ненавидит фашистов и Гитлера. Он сбежал из части, понимая, что скоро наступит конец Германии…

«Это не по моей части, — подумал старый пехотинец. — На хрен мне возиться еще с этим добропорядочным фрицем, и разбираться с их страстями».

Он направил Анну Астафьеву, так представилась девушка, к военным контрразведчикам, которые подчинялись УКР СМЕРШ Центрального фронта.

Там в беседе с оперативным работником, старшим лейтенантом Стариновым девушка «поведала необычную для военного времени романтическую историю». Она рассказала, как однажды вечером к ней на улице пристали пьяные немецкие солдаты. Случайно оказавшийся поблизости ефрейтор Клаус Биттиг защитил ее и проводил до дома. Потом он несколько раз заходил к ней на квартиру, приносил продукты и помогал деньгами. Так постепенно между ними складывались добрые отношения. Инициатива в глубоком чувстве больше исходила со стороны немца.

— Где сейчас находится Клаус? — естественно поинтересовался Старинов.

— У меня дома?!

— Чем он объяснял побег из части?

— Непринятием гитлеровского режима…

— Кого, кроме вас он знал в городе?

— Никого…не было у него в Рославле других знакомых.

— Что собирается делать?

— Устроится на работу, и помогать нашей семье, — ответила Аня Астафьева, участница недавнего рославльского подполья.

Во время беседы, а скорее допроса, у начальника отдела военной контрразведки капитана Москалева ефрейтор Биттиг почти слово в слово подтвердил рассказ своей дамы сердца, дополнительно сообщив, что служил в секретном отделе штаба армейского корпуса.

«Зачем думать и мечтать о журавле, когда у меня синица в руке, — подумал военный контрразведчик. — В случае вербовки и переброски его за линию фронта откроется прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить нельзя. Время работает против этой затеи. Германская контрразведка тоже не спит, и тщательно будет проверять, прорвавшихся своих солдат из окружения».

В то же время он понимал, что в ставке на Биттига есть рискованная компонент: слишком мало он знал о немецком ефрейторе. В приемно-пересылочном армейском пункте для немецких военнопленных ни ему, ни Старинову не удалось найти его сослуживцев. Соседи Астафьевой ничего существенного не добавили к тому, что стало известно контрразведчикам.

И все же на имя начальника Управления контрразведки СМЕРШ Центрального фронта генерал-лейтенанта Вадиса Александра Анатольевича была отправлена обобщенная справка на Биттига с замыслом вербовки его и переброски через линию фронта.

С ответом фронтовое управление СМЕРШ не задержалось. Москалев получил на проведение такой операции разрешение, обставленное различными советами в тщательной перепроверке всех объяснений немецкого ефрейтора.

А дальше события развивали так: Беттиг охотно согласился на сотрудничество и дал подписку о неразглашении факта установление негласного контакта с советской военной контрразведкой под псевдонимом «Штабист». По этому случаю на столе появилась бутылка водки и нехитрая армейская закусь.

— А теперь Клаус, — заметил Москалев, — я предлагаю нам всем троим сфотографироваться. Это предложение Биттиг воспринял без энтузиазма.

На второй день снова троица встретилась. Москалев показал сделанную фотографию и попросил на обратной ее стороне еще раз подтвердить советским контрразведчикам свою преданность и готовность выполнить задание.

— Зачем это? — настороженно спросил, естественно, на немецком ефрейтор.

— Для закрепления нашей дружбы, — улыбнулся капитан.

— Если так, то почему бы и не написать, — кисло проговорил Клаус.

С этого момента наступил период интенсивной подготовки «Штабиста» к внедрению в гитлеровский армейский штаб. Ефрейтор на удивление «педагогов» оказался весьма смышленым и способным учеником. Как говорится, все схватывал на лету, и на второй день занятий говорили на одном языке — языке разведки.