Секира и меч - Сергей Зайцев

— Разве мы поступили нечестно? — вопросил Волк.

А Щелкун так рассудил:

— С какой стороны ни смотри, а выходит, Глеб, серебро это твое.

Глеб подумал и не нашел, как возразить. Ему даже понравилось, что он вдруг стал богачом.

И Глеб сказал:

— Не помешает нам серебро в дороге.

Они запекли рыбу на угольях и, поделив ее по-братски, съели. Потом прямо на берегу легли спать.

Большими и малыми дорогами и тропами скакали они на запад. Переправились уже через несколько рек и речек, объехали кругом много болот.

Так в пути без особых происшествий провели Глеб и побратимы несколько дней. В некоем большом селе купили за серебро красивую добротную сбрую; набили снедью переметные сумы; выторговали доспехи из толстой кожи.

Совсем стали похожи на гонцов какого-нибудь князя. В крупных городках, в кои случалось им заезжать, так и выдавали себя за гонцов.

А однажды в густом лесу подверглись нападению разбойников. Но тем не поздоровилось: когда Глеб, Волк и Щелкун разозлились, разбойники едва ноги унесли. С князьями же и их дружинами наши путники избегали встречаться.

Далеко уже отъехали от земель черниговских, а все еще слышали в селах русскую речь — большие пространства занимал народ.

Как-то встретили побратимы одного человека, который отсоветовал им ехать на запад. Он сказал, что в землях волынских свирепствует мор. Потом еще и от других людей слышали то же самое. Но не сворачивали.

Однако оказалось, что страшная болезнь косит людей уже не только в волынских землях. Стали вдруг попадаться Глебу и побратимам мертвые деревни: в одних люди вымерли и лежали непогребенные у себя в домах и во дворах, а из других деревень просто-напросто ушли.

Тогда решили побратимы, и вправду, свернуть, здраво рассудив, что дорога — дорогой, а жизнь дороже. И повернули они на юг. Но и на юге был тот же мор. И те же встречались мертвые деревни. Что тут было делать! Не возвращаться же назад…

В деревнях, если встречали кого живого, от такого человека ничего не брали: ни еды, ни воды. Боялись заразы и предпочитали лучше мучиться от голода и жажды, нежели терзаться сомнениями: заболел ты или нет.

Весьма скоро приуныли побратимы.

А тут вдруг встретилась им кузница при дороге. Сам кузнец, как видно, давно умерший, вспухший и безобразный, лежал у колодца. Одичавшие, разжиревшие, ленивые псы глодали ему ноги.

Глеб вошел в кузницу и сделал три жаровни. Потом он пережег дрова в уголь и этим углем наполнил жаровни. Побратимы внимательно смотрели, как он все делает.

Глеб сказал:

— Говорят, дым убивает заразу.

Когда они покинули кузницу и снова углубились в лес, Глеб велел друзьям сорвать побольше можжевеловых веток. Эти ветки они мелко наломали и положили на уголья. От жаровен повалил изрядный дым.

Теперь уже, окутанные дымом, побратимы без особых треволнений ехали по дороге. Каждый держал жаровню перед собой на луке седла. От дыма глаза у всех были красны, а лица стали серыми.

Поистине побратимов со стороны можно было принять за дьяволов. Но они не очень-то пеклись сейчас о своем внешнем виде.

Деревню за деревней проезжали они и везде встречали одну и ту же печальную картину. Царство смерти было кругом. И смерти этой было так много, что путники наши однажды перестали ей поражаться, а в конце концов и вовсе не стали замечать.

Но как-то, отъехав довольно далеко от одной из деревень, они завидели на дороге девочку. Ей было на вид лет одиннадцать-двенадцать. Девочка лежала головой на запад и была как будто мертва, а позади нее на пыльной дороге тянулся длинный след.

Щелкун сказал:

— Я давно замечал этот след Ребенок ползет от самой деревни, — не спешиваясь, Щелкун заглянул девочке в изможденное бледное лицо и добавил: — Вот женщины! Как выносливы… Быть может, она даже жива. Пока еще. Но явно — она уже не жилец.

И всем троим стало очень жаль эту несчастную девочку.

Они стояли над ней некоторое время и смотрели на ее спутанные русые волосы, на худенькие в синих пятнах руки и ноги.

Ветра в этот час не было, и дым от жаровен поднимался столбом.

Глеб спешился, склонился над девочкой.

Волк спросил его:

— У нее, погляди, рот открыт или нет?

— Открыт, — ответил Глеб.

— Это плохо! — покачал головой Волк. — А язык, скажи, вывалился или нет?

— Нет, язык не вывалился.

Волк тут как бы встрепенулся:

— Тогда, возможно, она еще жива.

Глеб кивнул:

— Мне кажется, она дышит.

И он стал водить над девочкой дымящей жаровней и поддувать дым так, чтоб он стелился над землей.

Потом Глеб сказал:

— Если она сумела отползти так далеко от деревни, то, возможно, найдет силы и выжить. Не все же помирают от этой заразы…

— Вряд ли! — заметил Щелкун. — Посмотри, глаза у нее закатились и мелко дрожат. Это уже смерть. Мы не сможем помочь ребенку, даже если очень захотим.

И Волк сказал:

— Мы здесь время теряем и рискуем сами заразиться. Таких умирающих и умерших детей мы уж видели сотни. Что нам этот ребенок!..

Но Глебу отчего-то стало очень жаль девочку. Быть может, его удивило, что она, умирающая, сумела проделать ползком такой длинный путь. А еще Глеб был упрям, и ему пришелся по душе ребенок, упрямо борющийся со смертью. К тому же он вспомнил про Анну — та рассказывала, что тоже ребенком ползла по дороге во время мора.

И Глеб легко, будто пушинку, поднял детское тельце на руки и взобрался в седло. Друзья передали ему его жаровню, и Глеб, окутывая девочку клубами дыма, медленно поехал вперед.

Друзья его переглянулись и поехали следом. Они долго молчали. Потом Волк сказал:

— Мне тоже жаль эту девочку, но у нее, действительно, уже закатились глаза. И это конец. Однако еще больше я жалею нас, когда подумаю, что и наши ноги будут обгрызать бешеные собаки.

Глеб не ответил.

Щелкун сказал:

— Ты с ней только намучишься, Глеб! Ты напрасно поднял ее с дороги. Что уж свершилось, обратно не воротишь!.. А девочку эту ты везешь, поверь, только для того, чтобы к вечеру закопать где-нибудь. Ей это все равно.

Глеб взглянул на них равнодушно и продолжал путь.

Друзья переглянулись:

— Вот упрямец!.. Мы заразимся и все умрем.

Тогда Глеб ответил им:

— Мы сильные…

А Щелкун поднял глаза к небу:

— О, сколько сильных ныне вдоль дорог лежит!.. И они молча продолжали путь.

Глава 2

Вопреки предсказаниям побратимов девочка к вечеру не умерла. Глаза у нее, действительно, время от времени закатывались, и веки мелко дрожали, тело бывало бил озноб и прокатывалась жестокая судорога — и тогда девочка издавала стон, — но она держалась. И Глеб все более убеждался в том, что не ошибся, подобрав ее. А когда он размочил в соленой воде хлеб и покормил девочку через берестяной рожок, ей определенно стало лучше, дышать она стала ровнее. Потом едва заметно порозовели ее щеки, и она открыла глаза.

На это чудо оживления побратимы смотрели удивленно и помалкивали. Видно, тоже начинали верить, что девочка выживет.

Сначала глаза девочки не выражали ничего. Она, хоть и открыла их, но все еще как бы была без сознания. Потом в глазах появилось удивление, за ним — испуг, непонимание. Девочка смотрела то на Глеба, то на друзей его, лица которых были не самыми пригожими, особенно у Волка, — ведь он любил оскаливать зубы, хотя, наверное, был когда-то добрейшим человеком. Девочка скорее всего плохо помнила, что с ней произошло, и явно боялась людей, окружавших ее.

Глеб дал ей кусок хлеба и сыр. Девочка жадно, в мгновение ока проглотила еду.

Глеб и побратимы, глядя на нее, улыбнулись. Девочка неуверенно улыбнулась в ответ. Она начинала приходить в себя.

Побратимы подвесили над костром медный котел, вскипятили воду и приготовили душистый отвар из корней шиповника. Девочка пила и пила. С наслаждением, обливаясь потом. Побратимы никогда не видели, чтобы кто-нибудь так много пил.

Глеб спросил девочку:

— Как зовут тебя?

— Мария… — она посмотрела на него так, будто ждала, что он еще ей что-нибудь даст.

Он дал ей еще хлеба и соли. И сказал:

— Ешь понемногу — как птичка. Кто голодал, тому нельзя сразу много есть.

Но девочка не послушала его совета и, почти не прожевывая, проглотила хлеб.

Глеб улыбнулся и больше ничего не дал ей.

Потом они легли спать. Девочку укрыли стеганой попоной. Глеб некоторое время приглядывал за девочкой, — как она спит. Сначала сон ее был беспокойный, она даже бредила, но после полуночи притихла. И Глеб сам крепко заснул. Под утро почувствовал, что кто-то жмется к его спине и скулит, как собака. Глеб открыл глаза. Это Мария переползла к нему поближе и грелась от его спины. Костер к тому времени уже погас.