Магнатъ - Алексей Кулаков

— Все же мне определенно жаль…

Подписав и отложив в сторонку последний лист, Александр подхватил тоненькую пачку и легонько постучал ей об столешницу, выравнивая.

— Что дружба двух очень достойных офицеров не выдержала столь незначительного испытания. Насколько я знаю, они в военном училище крепко приятельствовали? Да и после распределения по разным полкам не прекратили оного.

Приняв и разложив перед собой восемь листков веленевой бумаги, граф Татищев быстро пробежался глазами по ровным строчкам текста, затем замысловато расписался в положенных местах. Бережно сложил и убрал во внутренний карман мундира свой экземпляр дуэльного протокола, аккуратно сложил и отодвинул немного в сторонку второй, и лишь затем согласно кивнул. Вот что получается, когда одна дама дарит свою благосклонность сразу двум кавалерам! Одному призывный взгляд, мягкий жест и улыбку, другому нежные слова с отчетливыми медовыми нотками и все тот же призыв в томном взоре… И обоим сразу — обещание первого танца. Сейчас уже и неважно, как так получилось: забыла ли, или устроила все специально, главное, что ни один из бывших уже приятелей не пожелал отступить назад. В результате, всего за дюжину фраз и взаимных реплик доведя мелочное недоразумение до серьезнейшего дела. А дама?.. О, баронесса уже через десяток минут, как ни в чём не бывало, кружилась в вальсе совсем с другим кавалером. Вот уж действительно — о женщины, коварство ваше имя!..

— Все так, Александр Яковлевич, все так. И повод для дуэли, как по мне, крайне незначительный…

Вот только остальные офицеры — «преображенцы» ни за что не поймут молоденького подпоручика, если он хоть в чем–то уступит какому–то там офицеру — «измайловцу». Пускай даже он трижды друг и приятель — в конце концов, не родственник же? Впрочем, понятливый хозяин тут подхватил и продолжил, повисшую было в воздухе, фразу:

— А раз так, давайте поищем пути для примирения.

Гвардеец изобразил на лице сожаление:

— Я, конечно же, приложу к тому все усилия — как и полагается любому секунданту. Но главным образом у меня надежда только на время: дуэль состоится через месяц, а за такой срок подпоручик вполне может остыть и одуматься. А что у вас?

— Боюсь, все то же самое. Но, как мне кажется, есть один очень интересный вариант… Еще кофе?

— Не откажусь, князь.

В этот раз, из–за того что красивая молчунья подошла совсем близко, штабс–капитан ощутил тонкий аромат дорогих французских духов. Очень дорогих!.. Пользуясь тем, что хозяин ненадолго отлучился, граф позволил своему взгляду пройтись по нежной молочно–белой (как у аристократок!) коже, хорошей прическе и волнующему изгибу полных малиновых губ. Н–да, таких вот изгибов было в достатке и в других, ничуть не менее соблазнительных местах…

— Николай Иванович?..

— Да–да, прощу прощения.

На столе перед князем посверкивала лакированными стенками и резной крышкой большая шкатулка из вишни, а сам он был все так же благожелателен, тактично проигнорировав «задумчивость» своего гостя. Тихонечко клацнул замочек, и на свет появился револьвер, удивительно похожий на штатное оружие любого офицера Русской императорской армии. А следом за ним — несуразно толстый патрон, пуля которого вдобавок была окрашена в отчаянно–оранжевый цвет. Калибр, определенно, внушал!.. Присмотревшись, граф влет почти сразу определил и еще одно отличие этого револьвера от творения североамериканских оружейников Смита и Вессона — ствол был чуточку длиннее.

— Данный образчик оружейной мысли разработан специально для дружеских поединков на короткоствольном оружии. Ну, знаете, немного пощекотать нервы, себя показать, на других посмотреть… Пуля из особым образом обработанного воска вполне безопасна — и вместе с тем, ее попадания весьма чувствительны.

Александр слегка понизил голос, добавляя в разговор нотку доверительности:

— Если не сказать больше. Мой первый опыт с ними закончился тем, что я четыре дня хромал и довольно скверно себя чувствовал. А следы с тела сходили еще добрых полторы недели. Предложите подпоручику обсудить его разногласия с моим доверителем не на дуэльных пистолетах, а с таким вот револьвером в руках. Разговор выйдет весьма болезненный, очень наглядный, и весьма доходчивый — и притом, они оба гарантированно останутся в живых.

— Ну не знаю, князь… Как–то это все сомнительно. И потом, что скажут в обществе?!..

Вместо ответа вновь клацнул замочек шкатулки, выпуская на свет вороненую сталь:

— О, ваш знаменитый Рокот!..

Отщелкнув магазин, хозяин протянул его своему гостю. Патронов тот, как не старался, так и не увидел — глухой прямоугольник с выступом–штырьком непонятного назначения на торце, и узкая прорезь с одной стороны, сквозь которую едва виднелась тонкая пружинка.

— Пулями тут служат маленькие бронзовые шарики, калибром в пять миллиметров. А вместо пороха — сжатый воздух. Но пусть вас не вводит в сомнения мнимая слабость этого оружия. С двух саженей оно свободно пробивает ладонь… Или висок. С четырех–пяти сильно калечит пальцы и лицо, вдобавок опасно для горла, так как довольно глубоко проникает в тело. Ну а глаза стоит беречь даже на расстоянии двадцати саженей.

Граф слушал очень внимательно.

— «Дружеский» поединок на таких пистолетах легко может сделать одного из участников, или даже обоих, калеками на всю оставшуюся жизнь. А особо меткое попадание вполне может закончиться смертью. С другой стороны, это все же не дуэль. И более того, победа в официальном поединке во многом зависит от случая — тот же Пушкин был куда как умелым бретером, но победа досталась никому не известному Жоржу д'Антесу. Мое же предложение позволяет выяснить, притом не доводя дело до непоправимых последствий — чья удача и воинское мастерство выше, и кто носит свой мундир заслуженно, а кто… Кхм, а кому стоит несколько поумерить свои амбиции.

Намек на извечное соперничество между старейшими (да и не только) полками гвардии упал на благодатную почву — очень уж характерно заблестели глаза у штабс–капитана «преображенцев».

— Опять же, если это будет не дуэль, а обычное состязание, то на ней смогут присутствовать заинтересованные лица. Конечно, от участников потребуется определенное мужество, решительность и стойкость — в виду малоприятных последствий для собственного здоровья. Но, я думаю, гвардия этими качествами обладает в полной мере, не правда ли?

Татищев поискал в прозвучавших словах двусмысленный намек (не нашел), затем наскоро прикинул возможную реакцию сослуживцев и подпоручика Немечикова. Хм!.. Предложение князя выглядело вполне приемлемым. Конечно, дуэль должна состояться в любом случае, но ведь и провести ее можно по–разному, не доводя дело до крови?.. И общество останется вполне довольно, ибо все приличия будут соблюдены. К тому же — разве спасение верного сына Отечества (а дуэль дело такое, сильно чреватое чьей–то безвременной кончиной) не является вполне достойным, и уж точно хорошим делом? А риск… Риск дело благородное.

— Александр Яковлевич, обещаю, что приложу все силы, дабы убедить своего доверителя.

— Могу лишь вас заверить в том же самом, Николай Иванович.

Крепкое прощальное рукопожатие скрепило негласный договор. Затем довольный гость ушел, а гостеприимный хозяин разом стер с лица доброжелательное выражение. Легким жестом подхватил со стола дуэльный протокол, подержал на весу и равнодушно уронил обратно:

— Три дурака. И я — четвертый, вместе с ними. Господи, какой хренью приходится заниматься!..

Глава 7

— Куда ставить, Александр Яковлевич? Угу. Заноси!..

Жилистые грузчики быстро затащили в московский кабинет князя Агренева три длинных плоских ящика, после чего еще быстрее испарились, успев напоследок мазнуть любопытствующими взглядами по сторонам. Приглушенно щелкнул внутренними замками неброский кожаный кейс, раскрывая свое бронированное нутро и лежащие в нем две пухлые укладки…

— Благодарю, Серафим. Без происшествий?

— Так точно!

Неслышно закрылась дверь, оставляя хозяина кабинета в полном одиночестве, а также — очень хорошем настроении.

— Ну что же, посмотрим.

Дробно хрустнула сургучная печать на первом ящике, а затем и на втором. И оказалось, что внутри эти самые ящики разделены на множество аккуратных ячеек, занятых самым разнообразнейшим содержимым. Вот в правой руке оказался темный брусочек с едва заметным медным отливом, затем левая рука подхватила его полную копию, блиставшую на свету огненно–рыжими гранями — черная и рафинированная медь, соответственно. Застывший свет луны, отлитый в серебро, тусклый отблеск свинца и яркий цинка, а так же узнаваемое всюду и всеми золото. Платина, никель, железо, две дюжины сортов стали, хром, льдисто поблескивающий от полировки брусочек белого чугуна… Третий же ящик был занят исключительно колбочками. Мелкие крупинки самородного золота и платины, серо–черные катышки марганца, тяжеловесно перекатывающаяся ртуть, прозрачные и безобидные с виду капли серной и азотной кислоты, просвечивающая на свету каменная соль. Вовсе бесцветные, и чем–то похожие на сахар кристаллики цианистого калия, колбочка с мышьяком, похожая на нее стекляшка с толуолом…