Голгофа - Иван Дроздов

— Соня!.. Так это уже ясно, ты лучше дай нашим землякам рассказать, что там у нас в Ленинграде.

Петербургом они свой город не называли, он для них вечно останется Ленинградом.

Нина Ивановна тоже была в ударе; Саша видела, как она часто улыбается, — почти беспрерывно! — и как блестят глаза молодой женщины. Плен, в который ее взяли два Николая, ей, несомненно, нравился, особенно же близость этого нового Николая. Он был молод, казался даже моложе своих лет, и весел, и хотя говорил ей одной, но все слышали его густой певучий баритон, и замолкали при его словах, потому что он говорил интересно, судил обо всем резко и с такой откровенностью, которая, казалось бы, могла не понравится Шахту и жене, но их присутствием совершенно не стеснялся.

— Коммуно–патриоты говорят глупости, стараясь убедить, что Россию развалили евреи, что они во всем виноваты — это взгляд людей примитивных, ничего не смыслящих во всем, что там у вас происходит.

— Но ты откуда знаешь, что у нас происходит? — возражал ему Шахт с некоторой обидой за то, что он прямо говорил о евреях. Их кофепитие происходило в тот примечательный момент состояния российского общества, когда в России словно прорвало плотину, удерживающую все разговоры о евреях, — о них вдруг громко на собраниях студенческой молодежи заговорил краснодарский губернатор Николай Кондратенко. У всех была на слуху его фраза: «Сегодня мы предупреждаем эту грязную космополитическую братию: ваше место в Израиле…» На книжные прилавки, словно сокрушив какую–то запруду, хлынул поток литературы, разоблачающей евреев. И многие авторы брали себе в союзники Пушкина, печатали на заглавных листах своих книг и брошюр его стихи о евреях. А их у него оказалось немало. Например, такие:

Проклятый жид, почтенный Соломон…

Да знаешь ли, жидовская душа,

Собака, змей! Что я тебя сейчас же

На воротах повешу.

Большими тиражами печатались книги Генри Форда о евреях, статья Маркса о них же, книги и брошюры с интригующими названиями: «Правда о русских евреях», «Сто законов из Талмуда», «Еврейский вопрос» Достоевского, «Евреи в России» Селянинова, «Еврейская оккупация России» Русича, монументальный труд Ю. М. Иванова «Евреи в русской истории». Особенно сильно поражали сознание самые последние книги современных авторов: председателя теневого правительства академика Виктора Ивановича Корчагина: «Суд над академиком», огневая, убойная книга Бориса Миронова «Что делать русским в России».

Отмена цензуры, вожделенная для каждого еврея свобода печати и слова… Что хочешь, то и говори, полный запрет контроля над деятельностью газет, типографий, издательств — все то, чего с такой яростью добивались евреи и чего они, наконец, добились, — этот злобный и могучий джин, которого выпустили евреи на свободу, схватил их же первых за горло и больно сдавил все связки. Бумеранг, запущенный в Россию мировым еврейством, тотчас же вернулся к ним и больно ударил в самое темя. Евреи зашатались, захрипели, — они б уж и вернулись к цензуре, но поздно! Ураган бесконтрольной свободы ворвался едва ли не в каждую русскую семью, показал русским еврея. И страсти народного гнева, подспудно кипевшие в каждой душе, вдруг нашли свое направление. И хотя евреи еще плотным клубком копошились в Кремле, сидели во всех начальственных креслах гигантского государственного организма, но покоя уж не было. И не было той окрыляющей веры во вседозволенность, в близкую и окончательную власть над миром; на смену пришла растерянность.

— Я получаю газеты! — выкрикнул хозяин. — В отличие от вас, жующих только одну вонючую демократическую жвачку, я читаю газеты «Завтра», «Дуэль», «Советскую Россию». Вы, Гиви, как и вся ваша еврейская братия, слепы и малограмотны. Вот уж чего я не знал и только здесь, на краю света, понял: вы всегда были малограмотны, потому что терпеть не можете гойских книг, гойских газет, гойской музыки. А только там и сосредоточены подлинные знания и подлинная культура. Вон почитайте Вагнера: «Евреи в музыке» или вашего Отто Вейнингера. Да что там! Вы хотя бы своего главного раввина Маркса о себе прочли!.. Ведь это он посоветовал всем народам мира эмансипировать себя от вас, то есть избавиться от еврейства. Ему принадлежат слова: еврей — элемент антисоциальный. А не то Христа, который назвал вас детьми дьявола, призванными в мир, чтобы исполнять похоти отца вашего.

Разговор становился неприятным; даже радикальный Сергей и жадно ловящая каждое слово о евреях Саша не хотели бы такого накала страстей в присутствии хозяйки–еврейки, больной и несчастной женщины, но хозяин был неистощим, и, казалось, он долго не сможет остановить поток своего красноречия, но тут все понимающая, деликатная и тактичная Нина Ивановна, коснувшись руки хозяина, мягко проговорила:

— Да, в России сейчас закипели страсти вокруг евреев, — там теперь и в магазине, и в трамвае услышишь резкие суждения, но нам бы хотелось больше послушать о вашем деле. Говорят, вы купили здесь завод и наладили выпуск авторучек — точно таких же, которые раньше под вашим руководством выпускал ленинградский завод «Союз»?.. Рассказали бы!..

Николай Амвросьевич эффектным жестом извлек из нагрудного карманчика куртки металлическую ручку, в точности похожую на те, которые раньше, во время так называемого застоя, можно было купить в любом магазине любого города Советского Союза.

— Вот вам, дарю! Это первая из ручек, производство которых я наладил здесь, в Перте. Я берег ее, как дражайшую реликвию, но вам — дарю! Пишите ею письма родным и дорогим людям, и каждому, который имеет счастье вам понравиться, — завидую такому и ничего бы так не хотел в своей жизни, как только очутиться на месте такого счастливчика…

— Коля!.. Ты выпил и говоришь такое… — надула губы и сильно покраснела Соня. Вилка в ее руках мелко дрожала, вся она сотрясалась от прилива гнева и ненависти к залетевшим в ее дом так неожиданно землякам. Да, теперь она их ненавидела; она все время боялась, что ее нежно любимый супруг Николай встретит русскую женщину, которая ему понравится, и, кажется, это случилось. Нина Ивановна ему понравилась, он этого и не скрывает. И даже демонстративно и при всех признается ей в любви, — этого Соня не переживет.

До этого момента она была сравнительно спокойна, местных женщин он презирал, называл их мутантами, ублюдками, метисами; он где–то прочел, что евреи тоже метисы, мутанты, а все мутанты, как он говорил, нелюдь, они произошли от преступного смешения крови. И рассказывал, как в оные времена в Египет пришли завоеватели, люди степей, могучие, как медведи, воины. Они там осели надолго, стали жениться на получерных египтянках. От их брака появлялись люди с дьявольской душой, плуты и обманщики, растлители и воры, — будто бы Бог посылал их белым людям в наказание за то, что они нарушили законы природы, бросили своих женщин и отдали свою плоть людям другого рода, другой расы. Завоеватели потом ушли из Египта, а плоды их преступной любви в свою очередь множили других мутантов, и эти, другие, были еще страшнее первых. Они создали свою религию и назвали ее Иуда, а на языке других народов — Юде, Джюд, Жюиф, Жид… Египтяне их ненавидели не столько за то, что они напоминали о власти ненавистных чужеземцев, а за их непригодность к жизни, противоприродную сущность. Их теснили, убивали, и тогда жрец из Мемфиса по имени Моисей, он же Мовша — черный египтянин — вывел жидов из дельты Нила, долго водил их по пустыне, обещая землю обетованную. И вот они хлынули в страну Палестина — южную провинцию Троянской империи…

К тому времени Моисей и все те, кого он водил по пустыне, вымерли, остались их дети, они–то и составили ядро жидовского племени.

Соня спорила с Николаем:

— Чушь ты несешь!.. Мало ли что выдумает какой–то историк, а ты ему веришь.

— Но, может, у тебя есть версия повернее?..

Николай с тех пор, как он волею страшных и почти фантастических обстоятельств очутился на юге Австралии, сильно переменился к жене, выписывал из России все больше и больше русских патриотических газет, а там много писалось о евреях, о том, как они захватили власть в России, — он все больше проникался ненавистью к евреям и не скрывал этой ненависти от своей жены. Прямо в лицо бросал ей оскорбления:

— Ваше, жидовское племя!.. Субчик–то, Субчик — он и не Субчик вовсе, а Филькинштейн. А я‑то, дурак, понять не мог, почему это он с такой яростью принялся разрушать ленинградские заводы. И нынешний губернатор, как мне пишут друзья из Питера, окружил себя евреями и служит им, а премьер- министр Черномырдин — немец будто бы, а помощники первых лиц в государстве — Ястребжемский, Шабдурасулов, — тьфу, гадость!.. Министр иностранных дел Примаков, он же Киршблат, а первый заместитель у него Иванов… Да он такой же Иванов, как я Назарбаев! — кричал Николай и размахивал кулаками перед носом жены, как будто бы она расставляла чужеродных, ненавидящих Россию людей в кремлевских кабинетах.