Жертва Гименея - Маргарита Южина

– Поэтому и не стал, – Варька поправила волосы и мельком взглянула на супруга. – Ты же, Аллочка, только внешне похожа, а не есть – та самая жена. Может быть, она была умна до неприличия, начитана, остроумна? Ну, куда тебе до той его жены!

– Да! – кивнул Фома, заглядываясь на рыжие волосы супруги. – А он чем лучше тебя узнавал, тем отчетливее понимал – нет, ну никак не тянет! Ну ведь дуб дубом – наглотался всякой дряни и помер.

– Между прочим, мы еще точно не знаем, наглотался или нет, – поправила его Аллочка, – потому что у нас одни лишь предположения. Так что, может быть, он и мечтал со мной жизнь свою соединить. Но судьба-злодейка шарахнула его инфарктом. Я же вам правду говорю, он меня любил без памяти!

– Любил тебя, а сам бережно хранил фотографии трех несчастных женщин, которые отчего-то скончались? Причем, не по своей доброй воле, – напомнила Гутя.

– А вот как и зачем попали к Родионову эти фотографии, нам еще предстоит выяснить! – кивнула Аллочка. – А пока что нам известно, что все эти дамочки были на приеме у Николайского.

– Который являлся близким другом Родионова, – подсказала Варька.

– Причем, настолько близкого, что он даже перешел в другое отделение, чтобы помочь ей с пересадкой органов! – произнес Фома и вдруг замер. – А может быть… Может быть, все эти женщины… погодите, а если так? Николайский приглашает женщин, органы которых подходят по всем показателям, сочиняет басню, что им нужна пересадка, а сам готовит жену друга к операции? Потому что у тех дам здоровые нужные органы.

– А потом они каким-то образом все это узнают и сбегают, – догадалась Гутя. – И угрожают пойти в милицию! Ну и, конечно, он, как порядочный человек, от свидетелей избавляется! Хорошая мысль.

– Исключительная! – мотнула головой Аллочка. – Если бы не одно НО: жена-то у Родионова умерла лет десять тому назад! Нам же Арина сказала – Родионов все это время, после ее смерти, жил один. И с чего бы Николайскому вдруг именно теперь пришла блажь ее лечить?

– М-да, не срослось, а версия была красивая – дружба, любовь, самопожертвование, – Фома закатил глаза. – Не хотите эту идею принимать, теперь сами придумывайте.

Аллочка загрустила – у нее уже что-то в голове наклевывалось, но влез Фома со своей идеей.

– Нам надо встретиться с родными погибших женщин, – решительно заявила она.

– Точно! – воскликнула Гутя. – И тогда Фоме придется бросить клинику, Варьке – офис, а я заброшу своих женихов. И только Аллочка будет в шоколаде, потому что все весело будут играть в детективов.

– Да от твоих женихов и так никакого толку, – обиделась сестра. – А встретиться надо. Потому что нам все уже известно, осталось только найти преступника.

– Только начать и кончить, – поддакнул ей Фома. – А потом выяснится, что у тех женщин еще кто-то когда-то скончался, потребуется еще и среди их родных преступника поискать, и в конце концов окажется, что все померли сами от несварения желудка.

– Да! – вдруг осенило Аллочку. – Мы не выяснили самое главное – возможно, тех трех женщин, включая Трофимову, что-нибудь связывало?

– Например, один и тот же убийца, – кивнула Варька.

Она хотела сказать что-то такое же умное, но зазвонил телефон. Варя подошла, а все домочадцы замерли – теперь каждый звонок мог оказаться очень важным.

Однако тревога оказалась ложной. Варька поговорила, поохала, похихикала в трубку, подошла к Фоме и торжественно сообщила:

– Фомочка! Наша Люся Журавлева наконец-то собралась замуж, нашла реального жениха. И в этот вторник она нас приглашает – знакомиться.

– Чур, я надену твою белую вязанную кофту! – тут же откликнулась Аллочка.

– Чур, ты вообще не идешь! – урезонила ее Гутя. – Не лезь к молодым, пусть сходят в гости. Варя, а где они познакомилась? Она обращалась в службу знакомств?

– Да нет, мам, Люся устроилась на новую работу и там встретила свою судьбу. Ой, она говорит, он такой высокий! И похож на Пьера Ришара.

– Это который в «Крепком орешке»? – Аллочка была раздавлена окончательно. – Варька! Ты не спросила, на какую работу она устраивалась? Там еще есть такие? Ну, я имею в виду, холостые Ришары?

– В «Крепком орешке» играл Брюс Уиллис, – поправил Фома.

– Ничего, пусть будет Брюс, что мелочиться-то, – махнула ручкой Аллочка.

– Варя, но я не могу во вторник, – заныл Фома. Ходить на смотрины он не любил ужасно, а часто приходилось. Потому что у Варьки имелась целая гвардия незамужних подруг, которые, в отличие от тетушки, постоянно меняли женихов и постоянно же знакомили с ними своих близких друзей, то есть Неверовых. – Я не могу! Я работаю до восьми.

– Ничего страшного, немного опоздаем, – дернула плечиком Варька. – И потом, не забывай, Люся – моя самая близкая подруга.

– А ты говорила – Оля Кубовская, – ныл cупруг.

– Кубовская – самая близкая по работе. А Журавлева – по двору.

– И в самом деле, Фома. Ну как же вы не пойдете к Люсеньке? Девочка так долго искала свое счастье, – укорила зятя Гутя.

– Так она за месяц уже седьмое счастье находит! А мы как приемная комиссия – ходи, оценивай, – расстроился Фома. – И главное, она злится, если ты просто так сидишь – надо что-то сказать. Я в позапрошлый раз сказал: «Нормальный мужик», – а он от нее через два дня сбежал. Так Люся меня потом чуть с потрохами не съела: «Я тебе верила! Ты сказал – нормальный. А он! А ты – хирург, должен был его поганое нутро насквозь видеть!» А в прошлый раз я ей сказал, что мужик – ни к черту. И что же? Она на меня рот и открыла: «Ты только всякую гадость и видишь! А у него, может быть, только органы гнилые, а душа – светлая и чистая». Правда, того, со светлой душой, выставила она уже сама – он у нее компьютер спер.

– Фома, кому это интересно? – нахмурилась Варька. – В этот раз ты будешь просто молчать, а говорить…

– А говорить буду я. Я сразу вашей Журавлевой скажу, что она в мужиках не разбирается! – вставила Аллочка. – И вообще! Нужно же мне устраивать свою судьбу?

– Аллочка, уймись! – снова гаркнула Гутя. – Ты же знаешь, в субботу у нас вечер с военными. Так что будешь устраивать свою судьбу там, сколько влезет.

Аллочка прищурилась:

– Вот ты мне, сестрица, признайся: ты специально военных пригласила? Для меня, да? Чтобы я выскочила замуж за офицера и всю жизнь моталась по гарнизонам? И, главное, освободила бы твою квартиру, да? Не вый-дет! Он переедет к вам и будет каждый день Фомке давать наряды вне очереди.

– Не слушай ее, Фома. Какие наряды? Ему бы сил хватило – собственную жену нарядить, если он на Аллочке женится.

Как бы там ни было, во вторник Аллочка с молодыми, конечно, никуда не пошла. Мало того, даже помогла им собраться на вечеринку. Потому что часов в двенадцать позвонила Варька с работы и затрещала в трубку:

– Аллочка! Мама дома?

– Она побежала в свой клуб, ты же знаешь, она готовит вечер для офицеров.

– Ну, тогда слушай. Зайди в нашу комнату, в шкафу висит новый пуловер Фомы, синий. Нашла?

– Ну… сейчас, – Аллочка прилежно поплелась в комнату молодых. – Нашла, вот он, и что?

– А еще там на вешалке висит поглаженная рубашка, голубая. Нет, ты сейчас берешь просто голубую, а надо – с голубенькими полосочками… нашла? А теперь сверни все это аккуратно и отнеси к Фоме на работу, а? А то он никак не успеет переодеться, поедет прямо из клиники и будет там сидеть, как клерк. Отнесешь?

– Мне нетрудно, – пожала плечами Аллочка. – Только, Варька, за это ты мне расскажешь, как они познакомились, ну, эта твоя Журавлева.

– Аллочка! Ну конечно, я тебе все расскажу, только отнеси!

Она понеслась в клинику не сразу, куда торопиться, если Фома все равно до восьми работает?

В клинике ее встретили, как обычно – светлыми улыбками. Аллочка улыбнулась всем в ответ и поспешила к кабинету Фомы.

На хорошеньких кожаных диванчиках песочного цвета томились трое бедолаг, и Аллочка присела рядом.

– Да и зачем молодиться, коли у тебя вся кожа, как моченое яблоко, – о чем-то рассуждала крупная тетка в клетчатой юбке, едва прикрывавшей круглые колени. – У меня тоже случай был…

– А почему бы и не молодиться? – с вызовом спросила женщина невероятной худобы, подстриженная под тифозного мальчика. – А если я могу себе позволить?

– Так я и говорю, вот у меня тоже случай… – перебила ее «клетчатая юбка».

– А я вот слышала, что пластические операции не всегда качественно делают, и тогда вообще все лицо на шею съехать может, – вклинилась в разговор третья женщина, в теплой пуховой кофте цыплячьего цвета.

– Ой, ну что вы слушаете всякую ерунду? Да у нас вся эстрада – из-под ножа! И ни у кого лица на шее я не видела, – фыркнула тощая «тифозница».

– А я говорю – случай у меня был! – взревела тетка в юбочке.

По всей видимости, пациентки обсуждали больную тему – бить или не бить рублем о личность, то есть делать или не делать пластику лица? И у каждой были на этот счет свои взгляды.