Шоколадное убийство - Галина Куликова

— У Чепукина, — хором ответили Сильвестр и Майя.

— Поразительная женщина. Какая выдержка! Кстати, у меня есть новости. Ты просил меня пообщаться с мужем нашей третьей жертвы, Василием Матвейкиным. Так вот — я пообщался.

Сильвестр действительно просил. Исходил из того, что в вещах Савиных и Баландина им удалось обнаружить одни и те же предметы.

— «Смех Джоконды» Матвейкин отыскал довольно быстро, — продолжил Стас, устраиваясь на своей любимой кухонной табуретке. — Диск обнаружился в одной из сумочек погибшей. У нее их был миллион. Майя, у тебя тоже миллион сумочек?

— Нет, она слишком привязчива для того, чтобы менять одно на другое слишком часто, — ответил вместо своей помощницы Сильвестр. Тон его был холоден.

Стас был уверен, что в этих словах есть подтекст, но виду не подал.

— С узлом дело обстояло хуже, — продолжал он как ни в чем не бывало. — Бедный Матвейкин перерыл весь дом.

— И все-таки нашел? — спросила Майя, которая тоже чувствовала себя не в своей тарелке. — А где нашел?

— На любимом жакете Ольги Петровны. В петлицу она продела красивую тесьму. Вот на ней и был завязан узел — точно такой же, как его родные братья у Савиных и Баландина. Ну? И что все это значит? — требовательно спросил Стас у Сильвестра.

— Если бы я знал, — ответил тот. — А я даже представить себе не могу, что все это значит. Если мы имеем дело с тремя убийствами, то почему нет никаких следов насилия на телах жертв? Если это самоубийства — почему они совершались так странно? Человек в общественном месте или по дороге домой, прямо в подъезде, скидывает с себя всю одежду и бежит топиться! Чушь какая-то. И какую роль играют все эти странные совпадения? Смех, записанный на диск и узлы, завязанные на разного рода веревках? И это у всех трех погибших людей! Возможно, есть и еще что-то общее, чего мы не заметили…

— Не верю, что ты чего-нибудь не заметил, — подольстился Стас, опасаясь, что Сильвестр пронюхает про его зарождающийся роман с Майей, вмешается и все испортит.

— Я чувствую, что чего-то не ухватил, — продолжал вслух переживать тот. — Что-то такое лежит на поверхности… Не знаю, как объяснить.

— Может, вам отвлечься? — сочувственно спросила Майя. — Кино посмотрите. Вам много новенького прислали. Ведь часто бывает, что какая-нибудь фраза или эпизод натолкнут на мысль, верно?

Сильвестр согласился. Однако ближайшие события показали, что вовсе не кино, а вполне жизненное происшествие вывело его на правильный путь. А произошло это вот как.

Глава 18 Бабочка-самец, скачущие милиционеры и прочие художества. Информация к размышлению

О том, что в сквере перед кинотеатром «Пушкинский» происходит какое-то безобразие, Половцев узнал из радиопереговоров коллег, дежуривших в этом районе, но сперва не обратил особого внимания — в столице ежечасно приключались истории не только криминальные, но и комические, а то и просто идиотские. Но выслушав некоторые подробности, он мгновенно собрался и помчался к месту события. Сделать стремительный рывок его заставили два слова — «голый» и «фонтан». Это могло быть совпадением, а могло и путеводной ниточкой в трудно идущем расследовании.

Картина, представшая его взору, была загадочной и отвратительной одновременно. В сквере по всему его внутреннему периметру стояла огромная толпа хохочущих и кричащих людей. Был ранний вечер, когда на Пушкинской площади особенно много народа, возвращающегося с работы, спешащего в магазины и просто прогуливающегося по центру. В это же время начинались наиболее посещаемые сеансы в кино, так что такое стечение публики было объяснимо. Однако не вполне объяснимо было то, из-за чего царило такое оживление и веселье.

Пробившийся в первый ряд Стас, привычный ко всяким непотребствам, был поражен открывшейся картиной. Вокруг фонтана огромными, но плавными, почти балетными прыжками скакал неизвестный мужчина, чье голое тело покрывали лишь густые черные волосы, да и то не везде. Зато к спине обнаженного прыгуна были прикреплены сделанные то ли из материи, то ли из бумаги крылья. Крылья имели размах метра два и сильно шуршали во время коротких перелетов. Кроме того, на его голой талии находился черный брючный ремень, к которому была привязана веревка. На веревке свободно болтался и бился о тощие волосатые ноги мужчины большой целлулоидный пупс.

Следом за странным крылатым субъектом бегали два знакомых Стасу милиционера, которые безуспешно пытались схватить его то за голые пятки, то за шуршащие крылья.

Со стороны возмутитель спокойствия напоминал сбесившегося мотылька, преследуемого маньяками-энтомологами, которые в пылу погони потеряли свои сачки и теперь готовы сбить его выстрелом из пистолета.

Как только служители правопорядка приближались на опасное расстояние, преследуемый совершал очередной живописный прыжок и оказывался вне зоны их досягаемости.

Публика свои симпатии распределила поровну: кто-то «болел» за голого мужика, кто-то делал ставку на профессионализм милиционеров. Половцев понял, что необходимо вмешаться.

Но и его усилия не сразу привели к нужному результату. Более того, зрители стали громко выказывать недовольство относительно появления человека в штатском.

— Трое на одного, нечестно! — орали из толпы.

— Эй, парень, отвали! Мы же не вмешиваемся! Пусть милиция сама разбирается!

Половцев, вспомнив, что русский бунт сколь бессмысленный, столь и беспощадный, решил прояснить ситуацию. Продолжая подскакивать вслед за ускользающим хулиганом и пытаясь одной рукой схватить его за крыло, другой рукой Стас вырвал из нагрудного кармана удостоверение и стал размахивать им в воздухе.

Народ понял это по-своему.

— Из ФСБ приехали. Наверное, шпиона ловят.

— Да террорист это, я же говорил. Поэтому и ФСБ. Хотел на крыльях сигануть прямо в мэрию, да сорвалось.

— Нет, это МЧС. Без них сейчас никуда.

А через пять минут благодаря природной прыгучести Стаса голый мужчина уже трепыхался в железных объятиях двух разъяренных сержантов. Народ, получивший колоссальное удовольствие от бесплатного представления, с сожалением стал расходиться по своим делам.

— Вы, ребята, поаккуратнее с ним, — попросил Половцев. — Я понимаю ваши чувства, но мне его срочно допросить надо.

— Представьтесь, пожалуйста.

Половцев изо всех сил старался сохранить на лице серьезное выражение, хотя удавалось это с трудом. Больше всего ему хотелось расхохотаться, громко, до неприличия. Кроме того, в кабинет поминутно, как бы невзначай заглядывали сослуживцы, желавшие убедиться в реальности происходящего.

Голый мужчина сидел на стуле очень прямо, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. Он надменно взирал на Стаса и молчал.

— Прошу вас — имя, отчество, фамилия, — настаивал Половцев.

Вместо ответа мужчина размашистым движением поменял положение своих неэстетичных ног.

— Послушайте, — не выдержал Стас, — что вы тут изображаете из себя Шэрон Стоун? То, что вы сейчас продемонстрировали, может вызывать у женщин не сексуальное возбуждение, а материнскую жалость.

— Смотри-ка, — вдруг отозвался голый. — Неужто вы смотрели «Основной инстинкт»? Это теперь преподают в школах милиции?

— Там много чего преподают. Будете говорить? Стас очень хотел получить от этого человека необходимую информацию. В первую очередь — почему он голый, почему бегал у фонтана и связано ли сегодняшнее событие с чередой странных смертей, расследованием которых он сейчас занимается.

— Я уже говорю. А если вас всему учат, почему вы спрашиваете, кто я?

— В стране проживает более 140 миллионов человек, в Москве — более десяти миллионов, не считая приезжих. Я не могу всех знать.

— Я — не все. Но вам прощаю невежество, вы какой-то человечный, не ожидал.

— А чего ожидали?

— Ну, например, будете запугивать тем, что посадите меня на ночь вот так, без одежды, в камеру к преступникам.

— Понятно. Кстати, вы не желаете накинуть на себя хотя бы полотенце? Я могу принести.

— Нет, не желаю. Я хочу завершить все достойно, без суеты, как подобает художнику. Вот вы спрашиваете — фамилия, имя. А перед вами, между прочим, Вадим Трикарский.

Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на Половцева.

— А отчество? — мгновенно оживился Стас, которому все-таки необходимо было заполнить протокол. — Профессия — художник?

— Между прочим, меня прекрасно знают не только в России, но и в Европе, и в Америке.

— Вас там ловили в таком же виде? Трикарский тяжело вздохнул.

— Там знают мою живопись. А сегодня я продемонстрировал москвичам свое новое творение.

— Какое еще творение? — Стас вдруг подумал, что, вероятно, перед ним сумасшедший, допрашивать которого бесполезно, нужно звать врачей.