Третья истина - Лина ТриЭС

Но Лулу сама расстроила свои планы. Устав за день от всех хлопот и треволнений, надышавшись свежим степным воздухом, она уснула, как только поезд тронулся. Сквозь сон она слышала, как Виконт разговаривает с соседом, смеется, завидовала этому соседу, но не могла разлепить веки.

Проснулась она внезапно, словно ее подбросило. За окном было темно, все вокруг, включая Виконта, безмятежно спали. Лулу потянула из его куртки за цепочку часы, щелкнула крышечкой… Пять часов… Уже! Она думала, что меньше. Все же, еще долго! Только, как бы разбудить Виконта? Она вздохнула, покашляла, поерзала. Даже попела немножко… Ничего не помогает. Спит, как убитый. Лулу взяла часы и стала «осторожно» укладывать их в верхний карман.

— М-м, — Виконт пошевелился, зевнув, открыл глаза и громко осведомился:

— Приехали?

— Нет, тс-с-с-с, я случайно разбудила вас, хотела посмотреть, который час.

— Посмотрела?

— Угу. Еще только пять! — радостно сообщила она.

— Спать больше не будем? — Он еще раз зевнул.

— Я не хочу, а вы спите, — благородно сказала Лулу.

— Я тоже не хочу, — невнятно ответил он, подавляя третий зевок.

— Как вы думаете, — начала животрепещущую беседу Лулу, — смогу я исправить двойку по арифметике?

— Только взяться, — он посмотрел на нее без особого подъема и протянул румяный Тонин пирожок. — На! — Сам откусил половину другого.

— Да! Я тоже так думаю, мы ведь с вами занимались целые три раза!

— Тем более.

— И вообще, там есть хорошие девочки, они даже хотели сами со мной дружить, и книги я буду читать, и рисовать, и летом приеду опять, да?

— Да. Зимой в Раздольном скучновато. Я и сам там бываю мало.

— А где вы бываете? — она была довольна, это уже разговор, и зевать он перестал.

— В станицах или в каком-нибудь городе. Вот почти всю прошлую зиму жил в Белокалитвенской. Как-нибудь, съездим туда, только не на лошадях, это не близко к Раздольному.

— Съездим! Вместе? — Лулу была поражена таким высказыванием, он, конечно, не выполнял и половины своих обещаний, но обещал-то всегда вероятные вещи… — А что вы делаете в этих городах?

— Как что? Работаю.

— Но вы же в Раздольном работаете?

— Кем это, интересно?

— Учителем?

— Мне казалось, твои тетя и маман обучены, сколько возможно.

— Значит, вы можете однажды не приехать совсем?

— У меня есть определенные обязательства по отношению к этому дому и семье. И я не склонен о них забывать.

За окном посерело, утро разгоралось, соседи постепенно просыпались, кто-то принялся за еду, кто-то оправлял измявшееся за ночь платье. Старушка напротив с жадным любопытством уставилась в окно, словно задалась целью навсегда запомнить проплывающие за ним пейзажи. Вислоусый старик изучал содержимое своего бумажника.

— Что, господин хороший, подъезжаем? Гляньте-ка на часы, — обратился он к Виконту.

— Да, — отозвался Виконт, открыв крышечку часов, — каких-нибудь полчаса, и мы на месте.

Лулу внутренне охнула. Через полчаса все будет кончено? На целый год? И неизвестно, что будет в следующее лето? И где-то на серой улице уже поджидают ее отвратительные Софья Осиповна и господин Петров? Она закусила губу.

— Александрин, — негромко обратился к ней Виконт, — мы скоро приедем, пройдись, приведи себя в порядок. Причешись.

В ответ Лулу неожиданно громко заплакала.

— Что это с тобой? — всполошился Виконт. — Александрин! Это — лишнее!

— Я не хочу… я не могу… я не останусь одна… останьтесь со мной…. Пусть зимой скучно, я хочу домой. Я хочу домой! Возьмите меня в эту Белокалитвинскую. Я… Только не в Ростов! Я не могу в гимназию…я не могу…

Виконт быстро встал, попробовал приподнять ее лицо за подбородок, похлопал по плечу, но сделал только хуже. Она, отчаянно рыдая, вскочила на скамью и обхватила его шею.

Шаховской оглянулся, постарался высвободиться, но безрезультатно. У Лулу свело руки, и разомкнуть их можно было только силой. Вокруг никто уже не интересовался ни собственной одеждой, ни бумажниками, ни пейзажами за окном. Посыпались реплики:

— Куда это везут ребенка?

— Успокоить девочку надо!

— Воды, может, принесть?

— Это все капризы, я своей внучке уже давно надавал бы…

— Или случилось у нее что-нибудь?

Лулу ни до кого и ни до чего не было дела. Она плакала и умоляла взять ее, куда угодно, только не оставлять в Ростове.

— Не нужно было мне ехать, — с досадой сказал Виконт. — Александрин! Ну, не знаю я, как тебя успокаивать! Перестань, пожалуйста. Просто выполни эту мою просьбу. Ты же не плачешь никогда, я точно запомнил.

— Да вы воды ей дайте, совсем зашлась девочка.

Виконт с сомнением посмотрел на стиснутые зубы судорожно цепляющейся за него Лулу, и сменил тактику.

Он перестал отрывать ее, усадил к себе на колени и успокаивающе, потихоньку заговорил по-французски, поводя щекой по ее волосам:

— Время идет незаметно, чего ты испугалась, одиночества? Какие пустяки! А Рождество? Ты что, забыла про Рождество? Вас отпускают?

Голове было на редкость хорошо возле щеки Виконта, и Лулу энергично закивала, не переставая при этом рыдать.

— Видишь! — он явно обрадовался ее реакции и уже увереннее продолжал:

— Рождество — замечательный праздник, проведешь его дома, а ты такая смелая, разве слезы — это для тебя?

— Вы забудете про меня, и я опять буду одна, — толчками набрав новую порцию воздуха, проплакала Лулу.

— Забуду? Никогда, никогда в жизни! Я? Что я когда забывал?

Лулу не захотелось почему-то напоминать, что, увы, очень многое. Она только постаралась проговорить:

— А прошлой зимой, вы же не приехали за мной!

— Ну-у-у, прошлая зима, это прошлая зима, ты просто смешные вещи говоришь… Сейчас ведь другое дело, правда, Александрин?

Она еще энергичнее закивала.

— Вот, — отметил он свои успехи, — совсем хорошо! И я буду приезжать, тут какие-нибудь несколько часов.

Лулу умолкла и навострила уши. Что?!

— Будете приезжать в Ростов?

— Непременно, — с жаром пообещал он, торопясь вытереть ей платком мокрое лицо. — Обо всем договоримся, интересно-то как, подумай. Сама назначишь место встреч, где-нибудь в уютной кондитерской! Мы же с тобой сладкоежки!

Лулу пришлось опять захватить порцию воздуха. Совсем недавно они ели вместе ее торт!

— Нет! Ни в коем случае. Не начинай снова. Я и так еле жив. Александрин, Александрин… — он разжал ее руки и на всякий случай держал их в своей.

— Я спать буду, — объявила Лулу, прислоняясь к воротнику его куртки и вспоминая конные прогулки, разбитые колени и другие чудесные вещи.

Он усмехнулся:

— Как-нибудь, в другой раз — обязательно. Идем, где твой чемоданчик? Он, кажется, открылся?

Лулу подняла голову, взглянула на крепко запертый чемодан, а тем временем Виконт стряхнул ее со своих колен, взял за плечи, в другую руку — пресловутый чемоданчик, и быстро направился прочь из уже опустевшего вагона.

Первое, что увидела через щелки распухших глаз Лулу, была плоская черная соломенная шляпа, венчающая угловатую фигуру Софьи Осиповны.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1. ЧТО РАЗГЛЯДЕЛА АЛЕКСАНДРИН

— Курнакова, сообщите классу, что будет дополнительный урок французского.

Дополнительный? Неплохо… — Лулу молча кивнула классной даме. Лишний час посидеть с книгой в гимназии даже заманчиво. Вон, какой противный холодный дождь льет за окном. Плохо только, что нельзя будет чего-нибудь пожевать: Лулу в последнее время пристрастилась читать, грызя семечки, яблоко, орешки…

Но это, конечно, не для урока. Она вошла в класс, — неоспоримо лучшая осанка в гимназии, — и в пространство объявила:

— Еще один французский!

Несмотря на внешне надменное ко всем отношение Лулу, которое достигалось усилием воли и подавлением приступов смущения, девочки уже давно считали ее своей. Она занимала в их обществе вполне определенное положение «неприступной гордячки». Даже акцент, доставлявший ей самой столько огорчений, стал предметом подражания. А о походке нечего было и говорить! Кроме того, было известно, что Курнакова не выдаст, не наябедничает, а если что не по ней, может и отлупить.

Сейчас, на сообщение Лулу класс откликнулся гулом, в котором можно было расслышать все, кроме большой радости. Лулу подошла к своей сумке и достала бутерброд с сыром, оставшийся от завтрака, — хоть на перемене почитать, жуя.

— Шур, пересаживайся ко мне! Только не злись без причины!

Лулу подняла голову и наткнулась на серьезный взгляд таниных светлых глаз.

— Почему? — пожала она плечами. — Я всегда отлично сидела одна!