Привал странников - Анатолий Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала Софью.
Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные, добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием, лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже. Выкатились.
На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за плечи, Алик кончил:
— Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
— Да иди ты, знаешь куда? — добродушно ответствовал Александр.
Костя натужно выкрикивал:
— Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
— А почему мы должны тонуть? — недоумевал Виллен.
— Потому что мы тяжелее воды, — объяснил Роман.
Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
— Ты на меня не сердишься? — в последний раз спросил Алик у Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: Мы с Вилленом пойдем?
Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
— Пойду и я, — решил Костя, — завтра мне в первую смену.
На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман остались вдвоем.
— Что делать будем, Саня? — спросил Рома.
— Не знаю.
— Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
— Что вы с Серегой предлагаете?
— Оформлять Колхозника и закрывать дело.
— Рубить концы?
— Мы свое отработали, убийца найден.
— Хорошо говоришь — "мы"!
— Тогда просто — убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном" позвал. А сейчас вроде и не надо было — после встречи с ребятами успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего, понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до слез. До ее слез.
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал, останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
— И что вы предлагаете?
— На ваше усмотрение, — с трудом выдавил из себя еще одно непотребство Александр.
— Убийство раскрыто и я могу рапортовать начальству. — Сам все ходил по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво: — "Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"
— Так что же нам делать, Иван Васильевич?
Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:
— А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда они к нам явились, а имя им — легион ей-богу, страшно стало! Но, как говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши ручки, сделали! Ну, согласись!
— Так ведь то шпана была. Она количеством брала.
Сам заржал, как стоялый конь. Александр глянул на него вопросительно.
— Сынок мой, поэт хренов, все один стишок гундосит последнее время беспрерывно. Свой ли, чужой — не ведаю:
Наивное трюкачество
Стараться ради качества.
Нам более приличиствует
Бороться за количество.
— Гимн нашей отчетности, — мрачно изрек Александр.
— А ты что — против отчетности? Насколько я понимаю, ты пришел ко мне, чтобы закрыть дело и чтобы в твоей отчетности полный ажур был.
— И в вашей.
— Не хами начальству. Впрочем, и в моей тоже. Концов рубить много придется?
— Достаточно.
— Давай по порядку.
— Убийство по решению правила. Кто инициатор толковища, тот, по сути дела, и сообщник преступления, соучастник убийства. Колхозник только тупой исполнитель.
— У тебя же по этому правилу ни черта нет. Одна, брат, теория. Давай дальше.
— Правило собиралось явно по меховому делу. Когда его разматывали, совсем забыли про исчезнувшие контейнеры, удовлетворились найденным, а из-за этого немалого остатка могут быть отнюдь не малые, выходящие на чистую уголовщину, преступления.
— Достаточно убедительная гипотеза. Но гипотеза! Еще что?
— Существование неизвестного лица, разработавшего операцию со складом, объединившего всю эту разношерстную компанию и, по всей видимости, обладающего не найденными нами ценностями.
— Так сказать, профессор Мориарти. Это из Шерлока Холмса, Саша.
— Если бы, Иван Васильевич.
— Теперь предполагаемые выходы на связи.
— Стручок.
— Ноль. И ты сам знаешь, что ноль.
— Одноделец Васин.
— Шестерка, которую при таком повороте событий не задействуют никогда.
— Шофер грузовика Арнольд Шульгин.
— Или знает все, или ничего. Девяносто девять шансов из ста, что был тогда использован втемную и не знает ничего. Третий ноль, Саша. Два ноля это сортир, а три… Прямо уж и не знаю, как назвать все это.
— Значит, будем рубить концы? — догадался Смирнов. — Нам было поручено расследовать убийство в Тимирязевском лесу. Выяснили, что сводя свои счеты, один амнистированный уголовник застрелил другого амнистированного уголовника. В конце концов, убийца был обнаружен. Следовательно, мы исполнили, и добросовестно исполнили свои обязанности.
— А вдруг опять стрелять начнут?
— Из чего? Среди них бродил только один ствол.
— Будет охота, найдут, из чего стрелять.
— Начнут стрелять — станем искать стрелявших. Что еще у тебя, Смирнов?
— Кто перевернул труп?
Сам разозлился. Подошел к своему столу, к креслу, но не сел, стоял, упершись руками в зеленое сукно. Постоял, подрожал ноздрями.
— Кто-то перевернул труп! Труп! А живого человека превратил в труп Николай Самсонов, по кличке Колхозник. Вот он-то и пойдет в суд. Вы свободны.
Смирнов вернулся к своим.
— Как дела? — осторожно спросил Ларионов.
— Оформляйте все для передачи в прокуратуру.
— Гора с плеч! — Казарян рухнул на стул, показывая, какое он испытывает облегчение.
Смирнов сказал:
— Пойдем ко мне.
…В его кабинете уселись на привычные места. Смирнов погладил рукой пустой стол, признался:
— Дурацкое ощущение, что что-то не сделал. А делать нечего.
— Как это нечего? — удивился Ларионов. — Дел — навалом.
— Тогда излагай, — решил Смирнов и зевнул.
— Ограбление квартиры нумизмата Палагина, — начал Сергей, но Александр сразу же, азартно, забыл даже, что спать хочется, перебил:
— Квартирами пусть район занимается!
— Письмо Комитета по делам искусств, — пояснил Казарян. — Коллекция Палагина — монеты, среди которых даже древнегреческие медали, ордена, имеет государственное значение.
— Комитет по делам искусств, Союз писателей, ансамбль песни и пляски — все наши начальники! Дожили! — разрядился Смирнов и спросил спокойно: Ну и что там с нумизматом?
— Старичок забавный, — заметил Казарян. — С ходу меня достал. Оказывается, с папулей моим приятели. Вчера, как тебе известно, я домой изволил поздно вернуться, а он у нас сидит, меня ждет. Мой Сурен уже носом клюет, ранняя птичка, но Палагин, интеллигент хренов, не уходит, ибо волнует его только одно: как бы преступники золотые его и серебряные раритеты по глупости не переплавили.
— По делу, — прервал его Смирнов.
— А я — по делу, — обиделся Казарян, — нам его раритетами вплотную заниматься придется. Так что все это прямо дела касается.
— До вчерашнего дня дело это вел район, — прекращая пикировку, дал вводную Ларионов. — И, надо отдать им должное, вел грамотно и толково. Дверь вскрыта, когда дома никого не было. Палагин находился на заседании своего комитета, общества, то бишь сдвинутых по фазе нумизматов, а дочка (он вместе с дочкой живет, старой девой) гостила у брата в Люберцах. У того жена заболела, сидеть с детьми некому было. Взята не вся коллекция, только самая ценная ее часть. Барахло не тронуто, знали, где и что лежит. Палагин поначалу и не догадывался, что его обокрали.
— А когда догадался? — поинтересовался Александр.
— А у него вроде молитвы перед сном — осмотр всех своих драгоценностей. Только к ночи и трехнулся.
— У районных версии имеются?
— Районные — они и есть районные. Пошли по местным, по своим.
— Ну а что? Неплохой метод, — одобрил районных Смирнов.
— Неплохой, но не для этого дела, — возразил Казарян.
— У вас что, уже версия? — удивился Смирнов.
— Версии, — поправил Ларионов. — Но не у вас, а у Казаряна.
— Ну, Роман, у нас — голова.
— Твою иронию с презреньем отметаю. Версий у меня еще нет, поскольку нет материалов для них. Но две основные линии, по которым должен идти поиск, ясны уже сейчас. Конечно же, в любом случае — наводка, и наводка зрячая. Итак, ход первый — опытный, неглупый, ясно представляющий ценность палагинской коллекции, домушник-скокарь находит человека, хорошо знающего Палагина, его окружение, его привычки и, естественно, его квартиру. Потом берет этого человека в долю и, полностью информированный, получает отличную возможность спокойно, без помех ковырнуть скок.