Отель «Толедо» - Анна Малышева

– Но не понимаю… – упавшим голосом произнесла Александра.

– Значит, Надя чего-то не предусмотрела… Важно найти отель! Очень важно, раз она соблюдала такую таинственность, передавая эту информацию!

Женщина в отчаянии сдавила ладонями виски, уставившись прямо перед собой:

– Но что же я могу сделать?!

– Не беспокойся… – Приблизившись, антиквар дружески погладил ее плечо. – Скажи, кроме Барбары она общалась здесь с кем-то из русских? Имела деловые связи? Дружеские? Какие-то еще?

– Нет… Мы с ней как-то обсуждали наши контакты в Амстердаме. Я назвала ей тогда русских друзей, у которых сейчас остановилась. Она поняла, в каком доме они живут, рядом с британским консулом… Но сказала, что с ними не знакома. Сама она навещала только Барбару…

– А Барбара делает вид, что ничего о ней не слышала, – подхватил Эльк. – Врет, хотя ее можно поймать на лжи. И на вечеринку вчера не явилась, явно боялась разоблачения. Ей очень неудобно, что рядом с тобой все время нахожусь я! При мне врать не так-то просто…

– Да, но… Она ведь первая пригласила меня на вечеринку! – напомнила окончательно сбитая с толку художница.

Эльк, запрокинув голову, расхохотался тем мальчишеским, задорным смехом, который Александра так у него любила.

– Скажешь тоже! Она и не собиралась приходить! Сейчас для нее каждое появление на публике – травма. Долги, развод, суды… Она страшно самолюбива. Я больше не сомневаюсь, что свидетелем написания письма была Барбара…

– Если у Нади за полгода не появилось других русских знакомых, которых она могла бы опасаться! – пробормотала Александра.

– Вряд ли! – бросил Эльк. – То, что Барбара от тебя прячется, указывает на нее. Как я сразу не догадался… Ну что же, – встрепенулся мужчина, поднимая взгляд на небо, которое постепенно затягивали плотные серые облака. – Погода портится… Возьмемся за пирог?

Большой, круглый пирог с вареньем был венцом трапезы. Свежий, румяный, купленный, судя по надписи на коробке, в дорогой старинной кондитерской, он показался Александре сделанным из жеваной бумаги и совершенно безвкусным. Она с трудом заставила себя проглотить первый кусок и попросила кофе, сославшись на то, что от вина у нее разболелась голова. Эльк позаботился обо всем: в корзине нашелся и термос с очень крепким черным кофе. Выпив чашку, Александра не почувствовала облегчения. Голова по-прежнему была тяжелой и мутной, мысли путались. Она отгоняла от себя картину, которая не давала ей покоя: Надя второпях пишет письмо в гостиной отеля, Варвара, стоя рядом, наблюдает за каждой выводимой буквой… В этой картине было что-то не то, что-то, никак не вяжущееся с логикой. «Варвара впервые слышала об отеле «Толедо», вне всяких сомнений. Когда я произнесла это название вчера, она никак не отреагировала. Значит, писали не при ней… Этот шифр должна была понять одна я, но у меня к нему не оказалось ключа. Надя перестраховалась. Значит, очень боялась, если не выразилась яснее. И сейчас, что бы ни говорил Эльк, она может быть в опасности… Или уже мертва, как он сам предполагал вчера!»

Первые капли дождя упали на щелястую серую столешницу, коснулись рук женщины, ее шеи, затылка, как осторожные поцелуи. Очнувшись, Александра подняла голову и обнаружила, что небо сплошь закрыто низкими рыхлыми облаками. Погода, как всегда в этих низинных краях, сменилась мгновенно, так же резко, как менялось настроение Элька. Больше не верилось в яркое солнечное утро. Вся округа разом потемнела и словно постарела, домики смотрели угрюмо, вода в обводном канале сделалась черной и покрылась частыми рябинами от дождя. Эльк протянул руку:

– Идем в дом, переждем! Дождь сейчас кончится!

– Может быть, лучше уедем? – нерешительно спросила она, поднимаясь из-за стола. – Кажется, это надолго…

– Нет-нет. – Эльк, взяв ее под локоть, повел к крыльцу. – Ветер юго-восточный, он сейчас нагонит ясную погоду. Несколько минут, и все изменится. Уж я знаю…

Войдя следом за своим спутником в сени, где крепко пахло прогнившими сырыми досками и плесневым грибком, Александра вновь замешкалась. Этот крошечный дом с черной, словно траурной дверью, с большими тусклыми окнами, глядевшими с укоризной, как подслеповатые старческие глаза, смущал ее. Он словно следил за ней, стерег каждое движение гостьи, пытался понять, по какому праву она здесь находится. Эльк, проведя Александру в первую комнату, где в полутьме были едва различимы большая кирпичная печка и несколько старинных громоздких комодов, сбегал в машину и вернулся со стопкой пледов:

– Садись в кресло, вот сюда, к печке, укройся… Вот так!

И сам ловко, молниеносно закутал одним пледом ее плечи, другой набросил на колени. Александра, содрогнувшись поначалу от сырого, мертвенного холода деревянного кресла, в котором многие годы никто не сидел, съежилась в мягком шерстяном коконе.

Она следила за тем, как Эльк, присев перед распахнутой дверцей топки, разводит огонь. Отсыревшие дрова, лежавшие штабелем у печи бог знает сколько лет, разгорались неохотно. Но вот вспыхнул крошечный огонек, побежал вверх по груде мятой бумаги, зашипел, задрожал на краю полена, готовясь погаснуть… И вдруг расплылся по всей поверхности дерева, жадно пожирая кору, которая корчилась и чернела от его прикосновений.

Дождь тем временем припустил вовсю. Уже не отдельные капли – длинные водяные плети хлестали тонкие стены и крышу домика, стекла в окнах. Хлопнула неплотно прикрытая входная дверь. Эльк выбежал наружу и спустя несколько минут вернулся с корзиной, совершенно вымокший. С его волос текла вода, он мотал головой и отряхивался всем телом, как собака после купания. Сняв очки, Эльк положил их на полку над печью.

– Это все, что я спас, – улыбнулся он, расставляя остатки пиршества прямо на полу, выложенном почерневшими кирпичами, у печи. – Остальное пропало. Пирог превратился в сладкий суп… Но вино и сыр уцелели.

– Ты ошибся, – сказала Александра, чувствуя, как у нее начинают гореть щеки – не от от близости огня, который теперь вовсю трещал и гудел в печи, сердито и задорно стреляя икрами в щели, не то от близости Элька. Тот смотрел не то на нее, не то сквозь нее блестящими близорукими глазами и молчал.

– Ты ошибся, дождь надолго, – повторила она.

Пристальный взгляд Элька вдруг сделался очень тяжелым, давящим. Мужчина медленно выпрямился. Ему на лоб упала прядь мокрых потемневших волос, по высокой скуле побежала дождевая капля, за ней другая… Александра чувствовала, что всего одно слово, одно дружеское замечание разрушит опасную чару, родившуюся вдруг в полутемной комнате, едко пропахшей плесенью, заставит содрогнуться нежилой стылый воздух… И тогда глаза стоявшего так близко к ней мужчины приобретут обычное выражение, он засмеется, скажет что-то шутливое в ответ. Но Александра молчала, следя за тем, как блики огня, пляшущего в топке, падают на лицо Элька, которое все приближалось.

– Нет, – произнес он почти беззвучно, когда их губы оказались совсем рядом, и Александра уже чувствовала его дыхание на своем лице. – Я не ошибся.

Глава 9

Дождь кончился ближе к закату. Стоя на крыльце, стянув на плечах плед, Александра смотрела, как расчищается небо на западе. Сильный ветер гнал тучи в высоту, и под ними все ширилась, обнажаясь, янтарная полоса неба.

Женщина вышла на крыльцо босиком и теперь мерзла, поджимая пальцы ног – сырые, зыбкие, подгнившие доски были ледяными. Она жадно вдыхала морской воздух, изумляясь не столько тому, что произошло, сколько совершенному отсутствию раскаяния или чувства вины. Все случилось просто, естественно, и когда губы Элька коснулись ее губ, она уже как будто знала их теплоту. Сейчас она стояла, привалившись плечом к косяку, кутаясь от ветра в плед, глядя на небо, и не думала ни о чем конкретном. Так бывало с ней в очень редкие счастливые минуты. «Любовь не рассуждает, любовь любит! – вспомнилось ей полузабытое изречение, и женщина мотнула головой, словно отгоняя слово, которое все же ее пугало. – Нет-нет, какая любовь… А даже если и так… Если и так!»

За ее спиной бесшумно, словно тень, появился Эльк. Женщина обернулась. На его лице не отражалось ни смущения, ни, что было бы еще хуже, деланой веселости, которой прикрывают неловкость. Намотав на палец прядь волос, вившуюся над ухом Александры, он слегка шутливо ее дернул:

– Простудишься!

– Что ты… Я люблю холод! – Ее голос прозвучал чуть хрипло, что-то сжимало горло.

Внутренний покой, так изумлявший ее минуту назад, мгновенно разрушился. Причина тому была проста – Эльк застегивал на запястье часы. Только что в мире, где очнулась Александра, не было ни времени, ни места – только расшатанное крыльцо, медовый закат над морем, ослепительный серп полумесяца, мелькающий в разрывах редеющих облаков… И вот обычная жизнь возвращалась, требовательно заявляя о своих правах, отчего права Александры на счастье стремительно уменьшались. «Шестой час вечера, остров Маркен… Полузаброшенный поселок, вдали от туристических троп. Чужой муж. Да, чужой муж, привезший тебя на свидание в дом своего детства, и совершенно не важно, что ты по каким-то своим личным причинам решила, будто этот человек тебе дорог и близок! Для него все это может быть просто интересным приключением! Откуда ты знаешь, что для него это серьезно? Откуда?»