Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

— Она болела? — слова матери меня волновали. Время всегда идет быстрее, чем облака по небу плывут. Если Менге Унэг только выздоровела, не стоит торопить события. Но сколько я смогу ждать?

— Сейчас? Нет. Но привез ты ее не здоровой. Ни душей, ни телом. Теперь лучше, — глядя за тем, как медленно, словно намеренно не торопясь, к нам идет девушка, отозвалась мать.

– Хорошо. Ты не будешь против? — лукавить и кружить с Галуу не хотелось. Эта сильная женщина пережила много тяжелых дней, пока я не стал достаточно силен, чтобы сделать жизнь вокруг нее немного легче и приятнее.

— Куда уж мне теперь, когда ты все решил, — фыркнула женщина.

Я только кивнул. Это хорошо. Если мать не против видеть невесткой эту девушку, будет не так просто уговорить ее подпустить и Тамгира к Ду Чимэ.

— Тамгир придет скоро, — как бы между прочим, произнес я, наблюдая, как Менге Унэг, изогнувшись лозой, так плавно, что у меня скрутило кишки, поставила кувшин у большого котла, в котором будут варить мясо на ужин. Повернувшись к матери, не в силах спокойно больше смотреть на эту девицу, добавил со значением. — Принесет тебе шкуру барса.

— Скажи, пусть сегодня не приходит, — помрачнела мать, сложив руки под грудью, от чего ее украшения сердито звякнули и затихли.

— Все равно придет. Даже если ты его хлыстом встретишь. Сказал, что все равно придет и на колени станет, пока не выслушаешь. Он заслужил,–

— Не встречу. Ду Чимэ болеет, — нехотя, поджимая губы, призналась мать.

Я крепче сжал кулаки.

— Сильно?

— Джай придет — узнаем. Пока держится.

— Я скажу Тамгиру, чтобы не приходил к тебе. Но запретить ему сидеть у шатра Ду Чимэ я не могу, — зная, что друг, как только узнает, будет сидеть у самого юрта, предупредил я. Теперь, получив мое слово, он имел на это право.

— Пусть сидит, — кивнула мать. Видно страх, что сестра может не выжить вовсе, был сильнее, чем ожидание осуждения от соседей за слишком близкий брак. Повернув голову на бок, мать вдруг нахмурилась сильнее, а затем уперла руки в бока и зычно крикнула. — Менге Унэг, поди ко мне!

Девица, что болтала с женщинами у костра, вскинула голову, и, кажется, только теперь заметила меня. Свет от огня стал ярче с наступлением глубоких сумерек, перестав прятать нас с матерью в тени.

Медленно, едва не спотыкаясь, совсем не так изящно, как до того, Лисица направилась в нашу сторону. Меня опалило одним коротким взглядом из под ресниц, и голубые глаза вновь опустились. Волнуется?

— Звали, хатагтай? — тихо, словно мое присутствие давило на нее, спросила девица, глядя только на мать.

— Да. Все женщины заняты с больными или с едой, только ты свободна. Помоги моему сыну вымыться и смазать раны. Я вижу, что у него плечо не в порядке, а у меня уже зрение не то, чтобы в полумраке чужую шкуру зашивать, — от этих слов Менге Унэг вскинула голову, широко распахнутыми глазами глянув сперва на мать, затем на меня. Ее рот приоткрылся, словно девушка хотела возразить, но слова так и остались непроизнесенными. — Идите, воду уже должны были принести в юрт.

Не оставляя больше шанса на какие-то слова, Галуу вернулась к себе, оставив взволнованную и немного испуганную Менге Унэг со мной.

— Ну, здравствуй, Серебряная Лисица. Колючий Ветер степей вернулся к тебе, — не удержался я, чувствуя, как внутри все вспыхивает и трепещет от одного только присутствия этой девицы рядом.

Глава 31

Шатер Эргета был не такой большой, как у нас с Ду Чимэ. Два комода, неширокая кровать и столик. Россыпь из масляных ламп, привешенных на недлинные цепи, ковры по стенам — убранство было пусть и дорогим, но сдержанным.

Посреди шатра, в неярком свете стояла бадья, над которой тонкой струйкой вился парок, то поднимаясь вверх, то стелясь вниз, повинуясь порыву ветра, что мы запустили в юрт, когда вошли.

Нервничай, так долго ожидая возвращения этого мужчины, скучая без его темных глаз и ироничной улыбки, теперь я не могла поднять глаза и посмотреть прямо ему в лицо. Казалось, стоит нашим взглядом встретиться, как все мои мысли, в которых самой себе не хотелось признаваться, тут же станут понятны и ему.

Выйдя на середину шатра, степняк повернулся ко мне, раскинув руки в стороны. Его темные глаза сверкали из-под полуопущенных век, внимательно следя за мной.

— Давай, лисица, помогай. Я столько дней в дороге, что почти сам лошадиной шерстью покрылся, — в голосе усмешка, а глаза колючие, цепкие.

Не поднимая глаз, надеясь, что так смогу выполнить свои обязанности без ошибок мужских шуток, что так и висели в воздухе между нами, невысказанные, я шагнула к Эргету. Раньше, как я знала, колдуну помогала Суара, но с тех пор как девушку выдали замуж, никого нового в семье не прибавилось, а ставить к сыну старуху хатагтай, видимо не желала. Как говорили со смехом женщины, сидя за работой, после похода мужчине нужно немного красоты перед глазами, чтобы сердце не превратилось в камень.

Пальцы немного подрагивали и гудели, когда я попыталась расстегнуть широкий пояс. Пряжка, серебряная и строгая, без камней и узоров, местами потертая, никак не давала вытянуть хвост ремня.

— Выдохни, пожалуйста, — тихо попросила, отчаявшись справиться и краснея от затянувшейся неловкости. Эргет тихо фыркнул и с шумом выпустил оставшийся воздух, втянув и без того плоский живот. Теплая кожа ремня проскользнула сквозь пряжку, позволив и мне немного расслабиться.

Откинув в сторону ремень, звякнувший креплениями и кольцами, на которые вешались мешочки и какое-то оружие, я быстро распустила шелковый кушак и подняла взгляд выше к вороту дэгэла. Одна небольшая пуговка из темного камня над ключицей, вторая почти под рукой. Стараясь не думать больше не о чем, я осторожно, не касаясь ткани, словно могла обжечься, протолкнула бусину вон из петли.

— Тяжело тебе здесь было? — тихий голос заставил вздрогнуть. Я так сосредоточилась на своих действиях, что почти успокоилась. Но теплое дыхание, шевельнувшее волосы у левого виска вызвало волну сладкой дрожи.

— Нет, — так же тихо отозвалась. Чувствуя, что колдун не удовлетворен таким ответим, продолжила, не понимая головы. — Мне тут хорошо. И интересно и почти счастливо. Плохо только, что болезнь в улус пришла. И за Ду Чимэ переживаю.

Вытолкнув вторую пуговку, я распахнула полы одежды, попеременно стягивая пыльную ткань с мужских плеч. Нижняя рубашка, так же из тонкого шелка, была в нескольких местах покрыта бурыми пятнами.

— Ты…ты ранен? — отбросив верхний кафтан, я нервно пробежала пальцами по рубахе, выискивая дыры.

— Почти все зажило, — тихо рассмеялся Эргет, словно это на самом деле была шутка. — Пока домой торопились, шов немного разошелся.

— Нагнись, — подтянув подол рубахи вверх, я поняла, что так просто стянуть ее не получится. Пришлось ждать, пока колдун опустит свою темную голову и вытянет руки, позволяя мне снять с него и эту деталь одежды.

Откинув рубашку, я рассчитывала увидеть темные, воспаленные раны, но вместо этого мне открылось совсем другое. Да, на плече был подживший след от стрелы, покрытый плотной сухой коркой, но все остальное тело….

Вся грудь, от плеча и до самого низ живота, была изрезана бело-розовыми шрамами. Странный узор, похожий на ветви деревьев, бежал вниз, становясь тоньше и делясь на более мелкие части. Я чувствовала на себе внимательный, выжидательный взгляд но у меня так пересохло горло, что слова застряли бы, решись я хоть что-то спросить. Да и самих слов пока не было. Только удивление и непонимание.

Медленного обойдя Эргета, я остановилась у него за спиной, рассматривая, как ветви дерева плетутся и там. Пусть на спине узор был мельче, и тянулся только до лопатки, отделяясь от основного рисунка где-то на плече, но он был.

Представив, сколько боли должен был перенести человек, чтобы шрамы получились настолько глубокими, я почувствовала горечь во рту.