Сивилла - Флора Шрайбер

   Их час завершился. Доктор Уилбур проводила свою новую пациентку к двери.

   – Вы знаете «Эгоиста» Сары Феллз? – спросила Мэри. – Сивилла и я любили это стихотворение, когда были маленькими девочками. Вот как оно звучит:

     В эгоцентрическом круге

     Без устали ходит по кругу.

     Да, не напрасно гордится

     Эгоист самим собой.

     Ведь впрямь, кто еще умудрится

     И центром быть, и кривой?

   Доктор подумала: интересно, кто здесь на периферии, а кто – в центре? Находится ли в этом центре Сивилла или кто-то из этих других?

   Поиски этого центра еще более осложнились в связи с прибытием на следующий день двух других «я», с которыми доктор Уилбур до сих пор была незнакома. С того самого момента, как Вики представила этих новичков, кабинет оживился. У доктора появилась такая масса впечатлений, что, глядя на женщину, сидевшую возле нее, которая в данный момент была одновременно Марсией Линн и Ванессой Гейл Дорсетт, она, считавшая себя уже привыкшей к сюрпризам, которые подбрасывало ей расщепление личности, не могла сдержать изумление по поводу такого одновременного обладания одним телом. Не могла удержаться доктор и от предположений относительно того, как много различных персонажей может одновременно процветать в хрупкой фигурке Сивиллы Дорсетт. Сама мысль об этом уже была причудлива, так как речь шла не о совместном обитании в одном пространстве, но о совместном бытии в широком смысле этого слова.

   Те немногие сведения, которыми располагала доктор Уилбур о Марсии и Ванессе, она почерпнула у Вики. «Марсия, – говорила Вики, – чувствует то же самое, что Сивилла, только более интенсивно. Ванесса – это высокая рыжеволосая девушка, которая играет на пианино и полна joie de vivre [10 - Радости бытия (фр.).]. Во многом вкусы этой парочки совпадают, и они обожают действовать вместе».

   Однако после встречи с Марсией и Ванессой доктор узнала о них меньше, чем о Мэри.

   Поскольку тело одновременно занимали Марсия и Ванесса, доктор не понимала, как она сможет различать их. Но после первого же обмена любезностями она научилась отличать одну от другой по разнице в голосах, которые, хотя и звучали с британским акцентом, с той же дикцией, с использованием тех же стереотипов речи, имели отчетливую индивидуальность. Ванесса говорила сопрано, Марсия – альтом. Голос Ванессы был живым, ритмичным, а голос Марсии – мечтательным и задумчивым.

   Так же как в случае с Мэри, доктор начала разговор с вопроса:

   – Чем вам нравится заниматься, девушки?

   – Путешествовать, – ответила Марсия.

   – Посещать различные места, – сказала Ванесса. – Нам всегда интересно видеть разные новые места и делать новые вещи. Жизнь создана для того, чтобы жить.

   Потом Марсия и Ванесса рассказали о том, как им обеим нравятся аэропланы, большие города, театры, концерты, исторические места и покупка любимых книг.

   – У нас разные вкусы, – пояснила Марсия, – но больше всего нам с Ванессой нравится делать что-то, если мы делаем это вместе.

   Доктору стало ясно, что в то время как Вики и Мэриен Ладлов являются близкими подругами в мире обычном, Марсия и Ванесса являются близкими подругами во «внутренней сфере» Сивиллы Дорсетт.

   – Расскажите мне немножко о своих переживаниях, Марсия, – предложила доктор.

   – Вы сами не знаете, на что напрашиваетесь, доктор, – ответила Марсия с детской улыбкой. – Этим вопросом вы открываете ящик Пандоры.

   – Доктор, – вмешалась Ванесса, – вам не следовало просить ее об этом. Она сама рассказала бы!

   – Я вижу, девушки, у вас хорошее чувство юмора, – заметила доктор.

   – Если хочешь выжить в клане Дорсеттов – приходится обзаводиться чувством юмора, – тут же ответила Ванесса. – Мэри, Пегги Лу и, конечно, Сивилла так из-за всего переживают, что жизнь у них получается как в русском романе. В общем-то комично наблюдать за ними. Все это так не подходит к обстановке Уиллоу-Корнерса, откуда мы родом. Когда я попала туда, Сивилле было двенадцать лет, и я задержалась надолго. Но этот городок был для меня невыносим. Честное слово, вам стоило бы посмотреть на него. Богобоязненный и человеконенавистнический. Сахар. Сахар. Так много сахара было в их притворном отношении друг к другу, что я стала страдать от диабета души.

   – Неплохо сказано, – вмешалась Марсия. – Я никогда раньше не слышала от тебя этой фразы. Ты уверена, что не украла ее у меня? Это ведь я писательница! Почему бы тебе не сидеть за своим пианино, оставив дело ковки чеканных фраз мне!

   – Но ведь это мне она пришла в голову. Это ведь я…

   – Ах, Ванесса, успокойся, пожалуйста. Я просто пошутила.

   – Шути поосторожнее, – предупредила Ванесса с язвительной ноткой в голосе. – Как сказала бы наша матушка: «Шуточки – это не то слово, которым мы можем пользоваться в присутствии посторонних людей».

   Голос Ванессы изменился, было ясно, что она имитирует Хэтти Дорсетт. Повернувшись к доктору Уилбур, Ванесса сказала:

   – Нам никогда нельзя было подурачиться вне семейного круга, доктор. В нашем доме не допускалось даже слово «черт».

   – Нехорошо критиковать маму, – заметила Марсия.

   – Ой, мне тошно от твоего цепляния. Ты никогда не могла перерезать пуповину. Ведь это так называют, да, доктор? Именно потому эта милая леди и собирается помочь тебе стать взрослой.

   – Ванесса, пожалуйста, – умоляюще начала Марсия. – Это не преступление – хотеть быть любимой.

   – О раны… раны… я бы сказала Господни, если бы росла не в доме Дорсеттов. Ты выражаешься как персонаж мыльной оперы.

   Каждое свое слово Ванесса подчеркивала каким-нибудь экстравагантным жестом. В голосе Марсии зазвучали слезы.

   – Ванесса, с твоей стороны нечестно так говорить.

   – Нечестно! А что мы вообще знаем о честности? – продолжала наступать Ванесса. – Это честно – лишить нас всего, что имеют другие девушки? В один прекрасный день я все брошу, отделюсь, и ты, моя дорогая Марсия, отправишься со мной. У тебя есть вкус к жизни, есть жизненная сила для этого, и мы всегда были вместе, хотя ты вошла в жизнь Сивиллы задолго до меня. Марсия, ты убедишься в том, что можешь спокойно спать по ночам и чувствовать себя хорошо, просыпаясь по утрам, только если перестанешь оглядываться назад. Помни о том, что произошло с женой Лота!

   – Ванесса, – умоляюще сказала Марсия, – ты сказала достаточно. По тому, как мы обращаемся друг с другом, доктор может подумать, что это какой-то человек говорит сам с собой.

   – Нет, – вмешалась доктор, – я прекрасно понимаю, что вы – два разных человека. И я хочу, чтобы вы обе, девушки, чувствовали себя вправе приходить сюда каждый раз, когда вам захочется, и говорить все, что пожелаете.

   – Когда у нас нет конкуренции со стороны других, – озорно сказала Марсия. – Вики, к примеру. Она весьма умна и очень помогает нам. Но она слишком много говорит – почти так же много, как Ванесса.

   Потом, поскольку час подходил к концу, доктор спросила:

  – Что вы собираетесь делать, когда выйдете отсюда?

   – Я бы хотела отправиться в международный аэропорт и куда-нибудь улететь, – без колебаний ответила Ванесса. – Но в последний раз, когда я так поступила, Пегги Лу все испортила. Я собиралась купить билет до Сан-Франциско, но она купила билет в Кливленд. Так что, думаю, я просто отправлюсь домой и немножко поиграю Моцарта.

   – Я собираюсь домой, – высказалась Марсия, – чтобы поработать над статьей для «Коронета».

   – Итак, вы всегда будете у меня желанными гостями, – напомнила доктор своим пациенткам.

   Когда они вышли, доктор Уилбур задумалась о том, как это будет выглядеть: Ванесса, извлекающая Моцарта из клавиатуры пианино, и Марсия, извлекающая статью из клавиатуры пишущей машинки. Они действительно были двумя отдельными личностями, но рук у них все-таки было только две.

   Марсия и Ванесса приходили три раза подряд, и доктор начала удивляться, что же случилось с Вики, Мэри, Пегги Лу и самой Сивиллой. Зато в течение этих трех визитов, последовавших друг за другом, у доктора развеялись сомнения относительно того, что Марсия и Ванесса, казавшиеся такими разными, являются очень хорошими подругами и тесно связаны друг с другом. Как показалось доктору, их связывало то, что они обе были одинаково динамичны.

   Тем не менее между ними имелись и различия. Наэлектризованная атмосфера возбуждения окружала Ванессу, полную энергии, использующую экстравагантные жесты и драматизировавшую все что угодно, – черта, которую ни Марсия, ни остальные «я» (по крайней мере, те, с кем уже была знакома доктор) не проявляли. Марсия представляла собой более спокойную версию Ванессы, была более серьезной и мечтательной. Хотя и Марсия могла вести себя легкомысленно, по сути своей она была пессимисткой. Выход она находила в общении с Ванессой или с книгами, но в принципе считала жизнь «ужасной и бесполезной», а людей «попросту жуткими».