Без пощады - Саймон Керник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Болт протер глаза.
— Я ничего подобного не говорил.
— За вас говорят ваши поступки.
— Дайте мне немного времени, и я расскажу все, что выяснил.
— Отлично. Выкладывайте.
— Во-первых, я хотел бы извиниться. Вчера события развивались так стремительно, что я сам за собой не поспевал. Я как раз собирался позвонить вам утром и поделиться новостями.
— Хорошо, извинения приняты, — откликнулся Лэмбден как ни в чем не бывало. — Так чем же вы мне поможете в поиске убийц Келли?
Болт понимал, что придется сообщить Лэмбдену что-нибудь стоящее, иначе он не позволит Национальному управлению остаться в игре. Поэтому, выбравшись из постели и направившись в ванную, он рассказал инспектору, что самоубийство Парнэм-Джонса больше смахивает на убийство и что незадолго до смерти покойному писал шантажист. Болт не упомянул об обвинениях в педофилии, поскольку пока ничем не мог их подкрепить.
— Не знаю, как связаны со смертью Парнэм-Джонса Джек Келли и чета Меронов, однако совпадение по времени слишком очевидно, — констатировал он.
— За Меронами кто-то охотится, — сказал Лэмбден. — Сегодня утром мне доложили, что коттедж в Нью-Форесте, который частично находился в их собственности, ночью сгорел дотла. Несколько свидетелей заявляют, что слышали стрельбу. Утром туда выехали эксперты местной полиции, сейчас они ищут улики и тела.
— Если Мероны погибли, то у нас большие проблемы. Похоже, кроме них, больше некому пролить свет на обстоятельства смерти Джека Келли и Ванессы Блейк. Вы пробовали отследить их по сигналу мобильных телефонов?
— Я звоню в том числе и по этому поводу, — ответил Лэмбден. — Вы же знаете, как сложно выбить разрешение на такую слежку. Вам как офицеру Национального управления этого добиться легче. Не поможете?
Болт налил себе стакан воды.
— Хорошо, договорились. И теперь я постоянно буду держать вас в курсе.
— Спасибо.
— Надеюсь, никаких обид?
— Никаких, — добродушно откликнулся инспектор, и Болт почувствовал себя виноватым. Возможно, он слишком жестко судил о нем вчера.
Продиктовав номер телефона Кэйти Мерон, Лэмбден попрощался и повесил трубку.
Если у Тома или Кэйти есть с собой включенные мобильники, то оператор сотовой связи легко отследит их местоположение по сигналу — а Джин Райли, с ее-то связями, добьется этого в считанные минуты. Но в полицейской системе Великобритании нет недостатка во всевозможных административных барьерах, поэтому необходимо подняться по иерархической цепочке до самого верха и просить допуска у директора Национального управления, старшего суперинтенданта Стива Эванса.
Болт позвонил ему не откладывая.
Эванс, славившийся тем, что вставал всегда очень рано (привычка, приобретенная в годы службы в вооруженных силах), ответил после второго гудка, словно ждал звонка. Болт сразу перешел к делу — попросил разрешения на отслеживание мобильных телефонов Тома и Кэйти Меронов.
Эванс терпеливо выслушал его, и когда Болт закончил, тоже не стал ходить вокруг да около:
— Даю вам устный допуск на отслеживание телефона Кэйти Мерон, но не Тома. В его случае такие меры необоснованны.
Спорить Болт не стал — смысла не было, Эванс и так шел на риск — и поблагодарил начальника за поддержку.
— Держите меня в курсе дела, — сказал Эванс. — Бумажки оформим позже.
Затем Болт позвонил Джин Райли — очевидно, разбудив ее. Она еле ворочала языком и с трудом связывала слова в предложения.
— Друг, сейчас двадцать минут восьмого. Что ж ты делаешь? Я легла всего три часа назад…
В двадцать четыре года Джин оставалась матерой тусовщицей и свободное время использовала на всю катушку. Она была полной противоположностью Мэтту Тернеру — видно, именно поэтому они так хорошо уживались.
— Дело срочное, Джин, — сказал Болт без тени сочувствия и быстро изложил, что от нее требуется, не обращая внимания на похмельные стоны девушки и приступы хриплого кашля, которые время от времени сотрясали трубку.
— Чтоб мне провалиться, да это дело уже живет собственной жизнью! — сказала она. — Вы хотя бы приблизительно поняли, что происходит?
— Догадок много, но, насколько они близки к истине, я не знаю. Перезвони мне сразу, как отследишь телефон Кэйти Мерон.
Набросив халат и сварив себе крепкого кофе, Болт позвонил Мо и сообщил ему все новости — от анонимного письма, которое Тернер обнаружил на «винчестере» Парнэм-Джонса, до пожара в загородном доме Меронов. В доме Ханов полным ходом шел завтрак. Инспектор слышал, как на заднем плане резвятся детишки, а Сэйра без особого успеха пытается их угомонить. Эта суматоха резко контрастировала с тишиной в квартире Болта.
— Так, значит, кто-то еще знал о маленьком хобби нашего судьи?
— Похоже. Тернер попытается отследить отправителя письма. А тебе я позвонил, просто чтобы ты был в курсе. Сегодня от тебя ничего не требую. Проведи выходной с семьей.
— Спасибо большое, — сказал Мо и попросил его подождать минутку. Болт услышал, как он закрывает дверь, и звуки на заднем плане стихли. — Слушайте, босс, — сказал Мо шепотом, — не хочу чего-то пропустить, дело ведь серьезное. Если я вам понадоблюсь, сообщите, ладно? Мы сегодня ничего особенного не планировали.
— Ладно, учту. Если всплывет что-то важное, позвоню. А сейчас отдыхай, хорошо?
— Как вы думаете, Мероны погибли?
— Не исключено, — кивнул Болт, — потому что они стали обладателями какой-то опасной тайны. Но если они мертвы, то их секрет умер вместе с ними, и у меня есть неприятное чувство, что тогда мы вернемся к самому началу.
Мужчины помолчали.
— В общем, — произнес Мо, — вы знаете, где меня найти.
37
— Пора тебе кое-что объяснить, — сказал я наконец.
Мы ехали на восток по направлению к Саутгемптону и автостраде М3. Двадцать минут пути прошли в тяжелом, тревожном молчании.
Кэйти вздохнула и заерзала в кресле, избегая моего взгляда. Наверное, теперь она не будет смотреть мне в глаза до конца жизни — сколько бы там ей ни осталось прожить.
— Вчера Джек дал мне ключ от камеры хранения на вокзале Кингс-Кросс.
— А что в камере?
— Джек не сказал. Сказал только, что в случае непредвиденных обстоятельств я должна пойти туда, извлечь содержимое и передать в прессу. Сам он этого сделать не может, чтобы не нарушить адвокатскую этику.
— С каких это пор он стал беспокоиться об этике? Спать с женой друга тоже безнравственно, но он что-то не особо переживал…
— Я только повторяю его слова.
— Так вот что им надо, значит… Содержимое той камеры.
— Видимо, так.
— И ты не спросила у него, что там?
— Спросила. Он ответил, что этот предмет принадлежит его клиенту. Можешь не спрашивать, я не знаю, кто его клиент.
Я недоверчиво покачал головой:
— И ты взяла ключ?.. Зачем ты ввязалась? При чем вообще здесь ты?
— Слушай, Том, я признаю, что допустила ошибку. Признаю!
— «Допустила ошибку», черт побери!.. Ничего себе ошибка! По крайней мере три человека из моего окружения убиты, какой-то сраный садист похитил наших детей — и все потому, что ты завела интрижку с подлым предателем!
— Том, хватит! Не надо мне все время напоминать!
Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Так ты действительно не знаешь, что спрятано в той камере хранения?
Кэйти и сама успокоилась, ее голос смягчился.
— Не знаю и знать не хочу. Что бы там ни было, оно очень сильно им нужно.
— А почему ты не сказала мне раньше?
— Когда, скажи на милость? Когда Джека убили, я не знала, что делать. Запаниковала, спряталась в коттедже. Пыталась что-нибудь придумать. А потом появились ты и тот человек, который выдавал себя за полицейского.
— Дэниелс… — Со всей этой кутерьмой я что-то позабыл о нем. Вчера ночью он спас нам жизнь. Интересно, спасся ли он сам?
— Да. Узнав его голос, я перепугалась. Я думала, что ему нужна та вещь из камеры и как только он ее получит, то избавится от нас.
Ее рассказ казался правдоподобным. В камере на вокзале хранится что-то сенсационное. Но зачем Джек отдал ключ Кэйти? Болтовня насчет профессиональной этики — всего лишь предлог. Он дал ей ключ не просто так. У меня появилось чувство, что она чего-то недоговаривает.
Я еще раз спросил, откуда на ноже отпечатки ее пальцев.
— Даже не представляю. Поверь, я не имею отношения к смерти Ванессы, — сказала Кэйти. — На тебя ведь напал ее убийца, в конце концов! Почему ты до сих пор мне не веришь?
— Я уже не знаю, чему верить, — ответил я, не погрешив против истины.
Мы снова погрузились в напряженное молчание, целиком сосредоточившись на самом главном — благополучии наших детей.
38