Агония обреченных - Анатолий Кулемин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне непонятен ваш тон, Мигель, — миролюбиво, но все же со скрытой обидой проговорил Кастиенте. — И мне непонятно, какие есть общие вопросы, которые следовало бы обсуждать. Кроме, разумеется, того, ради которого я пришел.
— У нас у всех сейчас один общий вопрос: ликвидация братьев Кастро и Че Гевары. А на счет тона… не обижайтесь. Когда вопрос касается дела, я со всеми так разговариваю. И еще… Вы… видимо, еще не в курсе… — Идьигос помолчал, подбирая слова. — Короче говоря, после того, как они блокировали «Берлиц», ваша группа передана мне. И все те задачи, которые стояли перед Гибсоном и вами, тоже легли на наши плечи. Это — решение «Фронта».
О существовании недавно созданной организации под названием «Кубинский национальный фронт» или КНФ Кастиенте знал. Он знал также, что целью этой организации было объединение разрозненных контрреволюционных групп, действующих на Кубе, под централизованное начало. Не все восприняли эту новость с воодушевлением; не всем нравилось быть исполнителем чужой воли, пусть даже во благо достижения единой цели — свержения прокоммунистического режима Кастро. Многие, да практически все руководители групп, мнили себя исключительными стратегами, пути достижения цели которых были известны только им.
Однако когда речь зашла о финансировании (и значительном финансировании; ЦРУ средств не жалело, все это знали), которое будет производиться через «Фронт» и только группам, входящим в КНФ, согласие на объединение дали все. Тем более что каждый из них видел себя, если не руководителем «Фронта», то уж в ближайшем его окружении. Кастиенте исключением не был.
— Мне об этом ничего не известно — сказал он. — Чем вы можете подтвердить это?
— Моего слова вам недостаточно? Что ж, хорошо… Что может убедить вас в правдивости моих слов? Протокол заседания штаба «Фронта» представить я вам не могу. Причину объяснять не надо?
— Не надо. Вы говорили, что задачи, стоявшие перед Гибсоном и мной, легли на ваши плечи. Если вы назовете, какие именно, я поверю вам; о них знали только Гибсон, я и в Вашингтоне.
— Как раз об этом я с вами и собирался поговорить. Операция «Кондор». Удовлетворены?
Кастиенте понял: этот раунд он проиграл; Идьигос обошел его. «Зря ты так со мной поступил, Мигель. Посмотрим, кто выиграет в итоге», — со злостью подумал он и на вопрос Идьигоса ответил вопросом:
— О чем вы хотели поговорить… господин Идьигос? Или с этой минуты мне следует называть вас «сэр»?
— Можете называть меня, как вам будет угодно, но мои указания вам придется выполнять. Так вот о деле: насколько мне стало известно, вам было поручено подобрать двух человек для исполнительской акции. В какой стадии этот вопрос?
— В предварительной.
— То есть?.. В каком смысле — «в предварительной»? Почему «в предварительной»? Вам известен срок проведения операции?
— Известен. Двадцать шестое июля. Годовщина штурма казарм Монкада. А почему «в предварительном»?.. А потому что мне не известны конкретные задачи тех людей, которых я подобрал. Потому что мне не понятна причина, по которой эти люди не могут принимать участия непосредственно в акции, а должны действовать на подстраховке. Это что, недоверие? Или неверие в наши способности? Все эти вопросы я намеривался выяснить наконец у Гибсона, но, к сожалению, не успел. Может быть, теперь вы сможете мне это объяснить?
Идьигос выслушал эту тираду терпеливо; с неким снисхождением во взгляде.
— Смогу, Хорхе, смогу… — кивнул он с долей превосходящего достоинства. — Это не недоверие и не неверие. Возможности вашей группы и ее способности хорошо известны. Тут дело в другом. — Идьигос выдержал многозначительную паузу, затем продолжил: — Дело в том, что задача операции значительно усложнилась; для исполнительской акции понадобился профессионал. Причем высокого класса. Ваши люди, увы, таковыми не являются, согласитесь.
— А могу я узнать, в чем именно усложнилась операция? — спросил Кастиенте.
Это уточнение он сделал отнюдь не ради любопытства; в условиях строжайшей конспирации оно могло обойтись дорого. Уязвленное самолюбие толкнуло на этот вопрос; в слабой профессиональной подготовке группы Кастиенте еще не упрекал никто.
— Да, можете. — Идьигос вновь посмотрел на Кастиенте с чувством превосходства; для того это не осталось незамеченным. — Акцию следует провести не только в отношении Фиделя Кастро, но и в отношении еще одного человека.
— Вы хотели сказать: двух человек, — поправил Кастиенте. — Его брата, Рауля и Че Гевары?
— Нет. Именно одного. Это русский; он приглашен Фиделем на празднование годовщины в качестве почетного гостя.
— Хрущев? — с замиранием, шепотом спросил Кастиенте.
— Вы что, Хорхе, с ума сошли? — ответил Идьигос и тоже почему-то шепотом. — Хрущев — это война. Этот человек — Гагарин.
Глава 7
Они несколько мгновений сверлили друг друга взглядом: Гарднер — стоя у двери, Бредли — сидя в кресле.
Первым ожил Гарднер. Он подошел к креслу, в котором только что сидел Гелен, но прежде чем сесть, протянул руку:
— Ну, здравствуйте, обер-лейтенант.
— Как вы мне надоели, Гарднер, — проговорил Бредли, но рукопожатием ответил.
Впервые этих двух людей судьба свела в конце апреля сорок пятого в Берлине, когда войска Красной армии штурмовали город. Тогда, раненому Гарднеру унести ноги из Берлина помог Бредли, в то время — обер-лейтенант Кесслер. Гарднер уходил к американцам, и уходил он не с пустыми руками; он прихватил с собой шифры, агентурные списки по Европе, Советскому Союзу и США, финансовые документы по некоторым вкладам в швейцарских банках. Бредли узнал об этом случайно, от следователя Пакстона, который вел его дело тогда, в сорок пятом. То, какие именно документы прихватил с собой Гарднер, Бредли узнал много позже, когда стал иметь доступ в секретные секторы архивов ЦРУ.
Вторично они встретились в конце пятьдесят третьего в Нью-Йорке. Гарднер с партнершей, некоей Эльзой, выполнял секретную миссию по линии организации, расположенной в Латинской Америке. Та встреча была крайне нежелательна для обоих и закончилась она драматично. Гарднер решил ликвидировать Бредли, но тот, разгадав его план, с помощью Марты и Людвига опередил его. В развязке той встречи напарница Гарднера погибла, сам же он, как оказалось, выжил.
Эта была их третья встреча.
— Удивлены?
Бредли был не «удивлен» — поражен. Какой по счету сюрприз за этот вечер преподнес ему Гелен, Бредли уже не знал.
То, что Гарднер выжил, — не страшно. Проблема заключалась в другом. Тогда, перед его «смертью», Бредли дал Гарднеру под запись один адрес и тем самым «втер» его в свою комбинацию, и та комбинация сработала удачно. Однако раз Гарднер выжил, его по поводу той записи — Бредли в этом не сомневался, слишком значимой была та комбинация — расспрашивали агенты ФБР. Что отвечал им Гарднер, как он смог выпутаться тогда и не засветить его, этот вопрос сейчас для Бредли был первостепенным. А то, что он его не засветил, сомнений не вызывало, иначе Бредли был бы арестован в течение часа еще тогда, в декабре пятьдесят третьего.
И как Гарднер преподнес ту историю Гелену, это тоже был очень важный момент. Что-то во всем этом не состыковывалось, не сходилось; не должен был сидеть здесь Бредли, раз Гарднер остался жив. И уж тем более, не должен был Гелен идти на его вербовку или в крайнем случае сделать это он должен был совсем иначе, не через Марту.
Все это необходимо выяснить незамедлительно, но как это сделать, Бредли не знал; ему нужно было выиграть время.
Бредли не ответил, он встал, принес второй стакан и плеснул в оба коньяку.
— Серьезная работа ведется на трезвую голову, а я до вас уже выпил, так что если нет безотлагательных вопросов, все — завтра.
— А сегодня что? Устроим вечер встречи старых друзей?
— Хороши друзья… — Бредли запнулся; Гарднер вдруг сделал предостерегающий жест и, приложив палец к губам, глазами показал на несуществующие отдушины. Красноречивей не скажешь, загадочней — тоже. Бредли удивленно посмотрел на Гарднера, однако, игру принял: кивнул и продолжил, изменив концовку фразы. — Ни разу друг друга не поздравили с Рождеством. Назовем это — вечер воспоминаний и вопросов, так будет точнее.
— У вас есть ко мне вопросы? — Гарднер взял стакан и стал нюхать коньяк, тихонько побалтывая им.
— А у вас ко мне нет?
Гарднер пожал плечами:
— Сами же сказали: все, что касается предстоящей работы, — завтра.
— Все, что касается предстоящей работы, сегодня меня и не интересует. Меня интересует, сколько времени я здесь пробуду, как зовут ту фрау, которая сегодня меня обслуживала, и как мне называть вас.
Гарднер усмехнулся, но ответил вполне серьезно: