Агония обреченных - Анатолий Кулемин

«Александре, сколько лет вашей революции? — лукаво спросил Фидель, глядя на костюм Алексеева. Они открыли бутылку водки, чокнулись, по рюмке выпили. Водка, икра и альбом с видами Москвы были теми подарками, которые преподнес Алексеев Фиделю Кастро. Выслушав ответ, Кастро не без юмора заметил: — Значит, через сорок два года мы тоже превратимся в буржуев». С тех пор за все время своей работы на Кубе Алексеев галстуков не надевал.

Икра и водка Фиделю Кастро очень понравились. «Какая вкусная… — отозвался Фидель об икре. — Хименес, знаете, мы должны восстановить торговые отношения с Советским Союзом». Но вот папиросы «Герцеговина Флор» — даже несмотря на заверения Алексеева в том, что эти папиросы курил Сталин, — Кастро не понравились. «Слишком много картона и мало табака, — резюмировал Фидель и взял кубинскую сигару. — Вот что курил Черчилль».

Когда разговор перешел на серьезные темы Фидель Кастро испытывал уже расположение к своему новому знакомому из Советского Союза; сказалась общность взглядов по многим вопросам, в том числе и по вопросу советско-кубинских дипломатических отношений, которые тремя годами ранее были разорваны Батистой. Нашли они точки соприкосновения и в вопросе культурного обмена между СССР и Кубой.

Кастро предложил культурно-техническую выставку, которая экспонировалась во многих странах мира, представить на Кубе. Эта выставка была гордостью Советского Союза; в июле — августе она проходила в Нью-Йорке, а в середине октября заканчивалась в Мехико. Там же в Мехико находился глава советской делегации член Президиума ЦК Анастас Иванович Микоян. «Почему бы вам не поехать в Мексику, — скорее предложил, чем спросил Кастро, — и организовать приезд Микояна в Гавану на открытие выставки». Как ни доказывал Алексеев то, что выставка должна переехать на Цейлон и что график утвержден и изменить его практически невозможно, безрезультатно, Кастро стоял на своем: «Вы революционер или нет?» В ноябре выставка побывала-таки в Гаване.

Обсудили они вопрос и предоставления Советским Союзом помощи Кубе, если таковая потребуется и если за ней обратиться Кастро.

…Алексеев улыбнулся воспоминаниям о событиях полуторагодовалой давности, затем снял трубку и, позвонив в пресс-службу, попросил пригласить к телефону Павла Аркадьевича Мясникова.

Под именем Павла Мясникова, специального корреспондента газеты «Правда», в Гаване находился присланный Центром связник Бредли. Только Алексеев знал о том, кем на самом деле является Мясников, и о том, какая у него особая миссия — контакт с человеком, о котором ни Алексеев, ни сам Мясников не знали ничего. Они лишь интуитивно понимали: этот человек представляет для Центра особую важность.

— Павел Аркадьевич, — медленно выговаривая слова, словно продолжая сомневаться, обратился Алексеев к Мясникову, когда тот через полчаса пришел к нему, — я понимаю, что не должен обращаться к вам с подобной просьбой. Однако к этому меня вынуждают обстоятельства; вопрос настолько серьезный, что я просто не могу не использовать все возможности, чтобы решить его. Сейчас вы поймете все сами.

Алексеев пересказал их недавний разговор с Вальдесом; объяснив суть проблемы, попросил:

— Не могли бы вы попросить его помочь нам в этом деле? В меру возможности, разумеется… Со своей стороны мы, конечно, тоже сделаем все возможное, чтобы не допустить покушения на Кастро и Гагарина… Кубинские товарищи тоже уже работают в этом направлении, но больно уж дело-то такое… Сами понимаете…

— Понимаю, — кивнул Мясников и, в свою очередь, спросил: — Могу я рассчитывать на исчерпывающую информацию, связанную с этим вопросом?

— Безусловно. Об уже имеющихся сведениях в курс я введу вас прямо сейчас, о поступающих — буду информировать незамедлительно.

Алексеев рассказал Мясникову о проведенных кубинской контрразведкой операциях в отношении компании «Берлиц», аресте ее директора Вилсона-«Гибсона», его помощников и агентов, изложил механизм готовящейся контрреволюционерами операции «Кондор», о созданной антикастровской организации «Кубинский национальный фронт». Сказал Алексеев и о том, что среди сотрудников кубинской службы безопасности работает весьма информированный «крот».

— Его уже вычисляют, — сообщил Алексеев.

Мясников внимательно его выслушал и кивнул:

— Я… передам ему вашу просьбу, Александр Иванович.

Алексеев помолчал, после чего, ни к кому не обращаясь, словно просто высказывая мысли вслух, сказал:

— Интересно… Хотя бы взглянуть на него.

Первая встреча Мясникова с Бредли должна была состояться на следующий день.

Глава 9

Пауза в разговоре затянулась; Идьигос выглядел слегка растерянным; Кастиенте сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел на него с легким прищуром презрительности.

Эта встреча была экстренной; проходила она на той же конспиративной квартире Идьигоса и состоялась по инициативе Кастиенте.

— Просто в голове не укладывается, — прервал наконец паузу Идьигос. — Ведь он назвал пароль, у него был условный знак, подтверждающий его полномочия, описание внешности, которое передали из Вашингтона, совпали до мелочей. И шрам на запястье…

— Шрам… Шрам — ничего не значит, его легко нанести. А что касается пароля и условного знака… Вы что, не допускаете мысли, что в Вашингтоне могут быть лазутчики Кастро? Разведка у них тоже научилась работать. — Кастиенте не говорил — рубил. После последней их встречи, несмотря на доводы Идьигоса, он организовал слежку за представителем управления разведки ЦРУ, находящимся в Гаване под именем французского писателя-публициста Жана Фишера. — Я еще раз повторяю вам: мои люди точно сняли номер, по которому звонил писатель. Это номер их службы безопасности. Жаль, не удалось узнать, о чем он говорил.

Искьердо поднялся, нервно прошелся по комнате. Он понимал: ситуация для него складывается более чем неблагоприятно. Это ведь именно он встречал Фишера, когда тот прибыл в Гавану, именно он вывел его на «Канделу». Именно он, Идьигос, рассказал Фишеру об операции «Кондор» и о том, что в число лиц, подлежащих уничтожению наряду с братьями Кастро и Че Геварой, попал советский космонавт Гагарин. Если об этом узнают в руководстве «Фронта»… Идьигос боялся даже думать о тех последствиях, которые его ожидают. А то, что этот Фишер оказался либо провокатором, либо вообще сотрудником кубинских спецслужб, Искьердо знал точно; накануне он получил сообщение от человека, внедренного в органы военной разведки Кастро, о том, что кубинской контрразведке стало известно, что в списке лиц на ликвидацию — Гагарин. От кого им стало об этом известно, теперь Идьигос знал.

«Ишь радуется… — подумал Идьигос, коротко глянув на Кастиенте. — Он думает, я не увидел злобы и зависти в его взгляде. Теперь — если его не опередить — жди удара в спину; уж он-то этого случая не упустит. Опередить — да, но чуть позже; сейчас пока он мне нужен».

— О чем задумался, Мигель? — с ехидной ухмылкой спросил Кастиенте. Этот его переход на «ты» говорил о многом, но Идьигос решил не заострять на этом внимания. Такое панибратство сейчас было ему даже на руку. — Гадаешь, о чем он мог сообщить им?

— Я не гадаю, приятель, я это знаю. Он сообщил им об операции «Кондор».

Ухмылка с лица Кастиенте сошла моментально; он посмотрел на Идьигоса долгим пристальным взглядом.

— Как думаешь оправдываться?

— Надо сделать так, чтобы оправдываться мне не пришлось. А что для этого нужно сделать, ты знаешь.

— А почему бы это не сделать твоим людям, а, Мигель?

— Это не должны делать ни твои, ни мои люди. Это должен сделать ты, Хорхе. Ты лично.

— Я уже давно никому ничего не должен. Никому и ничего, — членораздельно подчеркнул Кастиенте.

Идьигос хмыкнул:

— Это самообман, Хорхе, выдача желаемого за действительное. Все мы что-нибудь кому-нибудь должны. Ну что ж, я не настаиваю, решу эту проблему сам, без вашей помощи. Только ведь эта моя просьба говорила о том, что я безгранично доверяю и всецело рассчитываю на вас, — вновь перешел на «вы» Идьигос и поправил себя. — Вернее: доверял и рассчитывал…

Кастиенте уловил это дистанцирование Идьигоса и тут же сменил тон:

— Ну, зачем же так?.. Я очень ценю дружбу с… вами, и мне не безразлично ваше доверие. Просто я хотел сказать только то, что цена в этот раз будет несколько больше; согласитесь: обстоятельства совсем не те, что были раньше.

Это уточнение Идьигос пропустил мимо ушей, будто не слышал. Он вернулся в кресло и спросил (он вновь перешел на «ты»; видимость сохранения дружеских отношений была сейчас важнее амбиций):

— Кто из твоих людей снял номер, по которому звонил американец?

— Они ни сном ни духом… Просто фиксировали.