Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

еще в Империуме сумел совершить такой подвиг – дать жизнь целой планете? Он этого не знал и уже достаточно долго скрывался здесь. Но в глубине его души таилась гордая уверенность, что такое смог он один.

Его соперники решили, что избавились от него, назначив его Проконсулом этой отдаленной земли с атмосферой, перенасыщенной мышьяком. Придворные посмеялись; а он, в свою очередь, так убедительно притворился дурачком, безмозглым фанфароном, что никто и не заподозрил, какая недюжинная доза интриги ему понадобилась, чтобы добиться своей цели. Какие глупцы! Ни один из них так и не понял, что Отону достался королевский подарок: одна из редких планет в спиральном рукаве, похожая на изначальную, с разницей лишь в том, что она чуть дальше отстояла от своей звезды, что возмещалось более ярким светом здешнего солнца.

Что же до Рубежа, до которого здесь было рукой подать… учитывая, что он собирался создать в своих владениях, их уязвимое положение давало лишь преимущества.

Он вспомнил, как прилетел сюда; как в одиночестве, забытый Урбсом, созерцал грязно-желтый шар в разреженной, токсичной атмосфере.

Его проект, словно разъяренное чудовище, в одно мгновение ока проглотил его первые века на планете. Отон изучил во всех подробностях программу терраформирования большой красной планеты – самую большую неудачу инженеров Вечного города, которым, однако, уже приходилось в прошлом осушать моря, прочерчивать горные дороги и превращать в цветущие сады огромные нумидийские пустыни. Но в этот раз красные пески поглотили двенадцать веков напрасных усилий. И Кси Боотис навсегда останется спящей красавицей, если не пробудить ее к жизни решительным ударом.

Но Отон не боялся непомерных усилий. Ему понадобилось железо, углеволокно и вода: он ловил и приводил на орбиту десятки астероидов и комет, измельчал их, превращая в корм для гигантских цехов в своем трюме. На какое-то время планета украсилась кольцом, как у Сатурна; от этого звездного великолепия и по сей час еще оставались следы.

Его эргаты дни и ночи корпели над инструментами все большего размера, над огромными буровыми остановками, которые он затем спускал на поверхность Кси Боотис – в то время еще голую и холодную – для прорубания горизонтальных туннелей. Прорубались они, однако, не где попало: несмотря на масштабы операции, это была ювелирная работа. Следовало нащупать изъяны в земной коре, чтобы возродить планету, подтолкнуть тектонические плиты к движению, которое прежде было невозможно из-за существующего геологического равновесия. Только стихийное бедствие могло создать условия, необходимые для воплощения его проекта. Когда экскаваторные работы были завершены, Отон заложил в образовавшиеся тоннели тысячи термоядерных бомб. Затем он устремил на Кси Боотис те кометы, что еще оставались на орбите. Следов жизни, которая могла бы подвергнуться массовому уничтожению, на планете не было. Ровно через столетие после своего прибытия, день в день, ставший демиургом Проконсул устроил апокалипсис, чтобы помочь зародиться жизни на планете.

Примитивная мощь – сила титанов, которые так долго были прикованы к своей орбите, а теперь могли свободно взлететь на небо – сокрушила планету. Отон смотрел, как взрыв обращает скалы в волну жидкого пламени, опустошающую территории в радиусе нескольких тысяч километров, а заложенные им ядерные заряды подрывают геологическое равновесие.

Когда это закончилось, началось столкновение континентальных плит. Гейзеры лавы вышиной в несколько сотен метров породили гигантские трещины, бегущие от одного полюса к другому. Землетрясения невиданной силы свидетельствовали о перестройке, происходившей в самых глубинных пластах Кси Боотис.

Как только магма стала затвердевать в атмосфере, плотной от пыли и от беспрестанного извержения вулканов, началась колонизация.

Сперва поселение было скромным. На смену экскаваторам пришло новое поколение машин. Одним предстояло высвободить скудные резервы воды, запертые у полюсов, другим – вгрызаться в почву, пока не достигнут водоносных пластов, похороненных под многокилометровой толщей скалы. После катаклизма наступила ядерная зима, и атмосфера стала непроницаемой для солнечного света: температура снизилась, начался снег, а после – дождь. Вода орошала почву густыми коричневатыми струями, темными от вулканической пыли, скапливалась в кратерах и в низинах, превращалась в реки, которые, в свою очередь, стекались в грязный океан. Еще кометы, еще вода. Действовать нужно было быстро. Все следовало завершить за полтора тысячелетия. В запасе у Отона хранились образцы всего, что когда-то ползало по изначальной Земле, летало над ней или в ней копалось. Он выбрал семьи древних поливалентных бактерий, так и не решивших, станут ли они растением или животным, и откалибровал их, ускорив их рост и увеличив выживаемость. Маленькие одноклеточные пехотинцы атаковали скалы, зарыли в них мышьяк, высвобождая более пригодный для жизни газ. Они наполнили кислородом океан – все еще неглубокий, хотя уровень воды беспрестанно поднимался из-за глобального потепления. Так и родился его Океанос: темный и горячий бульон, кишащий живыми существами, которые, умирая, волна за волной оседали на дне, образовывая слой плодородного ила, в котором скоро укоренятся примитивные водоросли. Начала постепенно устанавливаться система. Коэффициент отражения на планете, который прежде был очень высоким из-за слоя светлых облаков, стремительно снижался. В космосе роботизированные заводы Отона ткали огромные круговые покрывала из отражающих материалов и размещали их на орбите, чтобы усилить солнечное освещение. И тогда планета будто с цепи сорвалась. Новые дожди, таяние полярных льдов. Сформировался огромный южный циклон: ему предстояло остаться на планете навсегда. Его появление добавило хаоса и неожиданных осадков в сильные и слишком размеренные океанические течения, благоприятствуя развитию привнесенных экосистем. Кси Боотис не дано было узнать теплой красоты Mare Nostrum [43]; климат ее был более суровым, как в землях кельтов. Отон выяснил, что, повысив уровень моря, можно добиться оптимального климата, без излишней жары. А главное – так можно будет ограничить территорию континентов, чтобы проще было контролировать их будущее население.

Так прошли пять веков напряженной работы. Если аруспиции [44]Урбса не ошибались, ему оставалось еще семь столетий, прежде чем варвары окажутся у самых ворот. Кампания против Нерона и триумф Гальбы стали лишь небольшим развлечением посреди ожесточенного труда. Отон поспособствовал смене режима, а потом снова вернулся в изгнание, которого так никто и не отменил. Но с этого момента созданная им полуразумная машина уже могла сама заняться постепенным изменением климата.

Оставалось только позаботиться о биологическом разнообразии, сперва в море, а потом и на земле. Сначала – насекомые и рыбы. Они прижились. Скорость, с которой Отон достиг результата, удивила его самого: растения и животные были всего лишь побочным эффектом более глубокой, стабильной и медленно эволюционирующей бактериальной жизни. Пошло опыление. Потом появились грызуны, а точнее – кролики, млекопитающие куда более крепкие, чем можно