Весы змея - Ричард Кнаак

— Говорят, что хашири забирают с собой всех красивых птиц, которых встречают во время путешествий, чтобы красивее окрасить небо своего дома, — объяснил восхищённый тораджанец. — Я думал, это пустая бахвала, ведь Хашир теперь затмевает огромная тень Тораджи… Но взгляните на эти чудеса! Вы выдели эту?

Ульдиссиан вынужден был признать, что птицы создают восхитительный, постоянно меняющийся узор, но совместный звук их голосов — не говоря уже об огромном количестве помёта, который они оставляли за собой, — не вызывал у него любовных чувств. Напротив, они заставляли его мечтать о мягких звуках одиночных певчих птичек, каких он наблюдал у себя дома.

Их группа продолжала ловить пристальные взгляды хашири, и, окружённая мужчинами, Серентия превосходила всех по количеству привлечённых глаз. Ульдиссиан чувствовал, что слабое чувство ревности находит на него. Он умудрился подавить побуждение, но держал глаз да глаз на случай, если бы кто-то захотел познакомиться слишком близко.

Хашири были одеты примерно так же, как тораджанцы, разве что многие из них носили серебряные пояса, а высшие сословия — кольца в носу из того же металла. Были в городе и другие путешественники, в том числе желтокожие торговцы с востока Кеджана. Со своими узкими глазами и непроницаемыми выражениями, они были похожи на кошек. Партанцев в его группе они особенно восхитили, да и тораджанцы не сказать, чтобы не выказывали интереса.

Лесной лев был покровителем Хашира; его изваяния венчали многие колонны и ворота. Ремесленники придали льву свирепую ухмылку, от которой он слишком сильно напоминал Ульдиссиану демона, хотя каменные существа должны были ограждать от них.

Затем в поле зрения попало то, что вытеснило всё остальное, что было в Хашире, из головы Ульдиссиана.

Над округлыми зданиями впереди возвышались узнаваемые трёхсторонние башни Триединого.

Ульдиссиан хотел пойти сразу туда, но нападение на храм только настроило бы жителей против него, которые, судя по всему, до сих пор не был предупреждены о них. Последнее означало, что здесь всё ещё могло произойти так же, как в Торадже.

Рынок представлял собой овальную зону, расположенную на пути главной улицы города. Два фонтана на разных концах его приветливо журчали. Зону наполняли палатки и повозки; экзотические товары, которые там предлагались, даже на короткое время отвлекли часть внимания Ульдиссиана от храма.

Наконец, он нашёл то, что искал. В центре рынка возвышалась каменная платформа, используемая на собраниях, где даже сейчас мнимые пророки проповедовали всем желающим. У многих публикой служили несколько человек, да и то уже было не худо.

— Направо, — сказал он остальным. — Здесь будет наше место. — Даже некоторые из оборванцев-вещателей остановились, когда он подошёл, хотя Ульдиссиан был уверен, что это из-за его бледного вида, и только. Одному он вежливо кивнул, на что тот в ответ только фыркнул.

Эдиремы заняли позицию, которую Ульдиссиан назначил им заранее. Несколько человек, Серентия в том числе, встали с ним, тогда как остальные стали его первоначальной публикой. Последний трюк Ульдиссиан усвоил по Торадже, где некоторые проповедники выдавали своих пособников за «обращённых», чтобы жители лучше интересовались тем, что это там привлекло «толпу». Он не считал это мошенничеством; в конце концов, эдиремы были истинными верующими, которые присоединились к нему благодаря его предыдущим речам.

Один или двое местных подтянулись ближе ещё до того, как он успел прочистить горло, без сомнения, заинтересованные только его иноземным происхождением. Это вполне устраивало Ульдиссиана. Томо и его двоюродный брат вели себя точно так же в своём городе, да и многие другие.

— Меня зовут Ульдиссиан, — начал он голосом, усиленным при помощи способностей. Повсюду головы повернулись в его направлении. Ульдиссиан сохранял голос ровным и дружелюбным — как один человек рассказывает другому. Он знал, что, в его случае, прежде всего он сам, а не его искусство произношения речей привлекало людей. — Я прошу вас только немного послушать.

Ещё несколько хашири подтянулись к нему. Эдиремы, которые играли роль публики, немного сместились, давая местным лучше разглядеть Ульдиссиана. По мере того как всё новые люди прибывали, его последователи отходили назад. Они заговаривали со слушателями, только если им задавали вопросы. Ульдиссиан хотел, чтобы одно его присутствие было причиной, по которой кто-либо принимал решение развивать дар.

Он начал с того, какую простую жизнь он вёл и что он был не известнейшим человеком, чем любой из них. Ещё до того, как Ульдиссиан дошёл до части, где он обнаружил свои силы, — опуская детали про Лилит, — слушающих собралось гораздо больше, чем в его группе, причём всё новые люди постоянно прибывали в зону. Серентия взглянула на него, её улыбка прибавила ему уверенности. Хашир обещал стать второй Партой — местом, полным приятия, где не было страха и ненависти.

Не таким, как его утраченный Серам.

Толпа на рынке была в основном его. Ульдиссиан взирал на лица — многие из них явно были готовы познать дар, скрытый внутри них. Бегло осмотрев толпу, он не обнаружил ни враждебности, ни вероломства. Он ожидал увидеть по крайней мере одного служителя Триединого среди своих слушателей, но не мог найти ни одного. Быть может, подумал он, они зашились в своём храме и готовятся к битве.

Если так, то они довольно скоро дождутся её начала.

Практически всякая другая деятельность на рынке прекратилась. Остальные проповедники давно умолкли, как минимум один из них примкнул к публике Ульдиссиана, и его лицо выражало такой же восторг, как лица некоторых других.

Приблизившись к завершению своей речи, Ульдиссиан создал сияющий свет. Толпа ахнула. Он рассеял свет, но смысл был ясен. То, о чём он говорил, не было ни фантазией, ни жульничеством. Да, это была магия, но, как отмечал он сейчас, магия, доступная каждому, если только они узрят.

Городские стражники, которые патрулировали рынок, когда он только сюда прибыл, теперь стояли по краям. Они наблюдали за действом с напускным безразличием, но Ульдиссиан отметил среди них пару людей, ловящих каждое его слово. Остальные просто выполняли свои служебные обязанности, и Ульдиссиан не видел в них угрозы. Он продолжал следить, не появилось ли Триединое, но его всё не было.

Наконец он закончил, предлагая, как всегда, показать любому желающему, каков их потенциал. Как и ожидалось, произошло недолгое колебание, а потом первая храбрая душа — молодая девушка, лицо которой было наполовину прикрыто вуалью, — вышла вперёд. Ульдиссиан повторил те же шаги, которые предпринимал со своими обращёнными в Парте и Торадже, и был ничуть не удивлён, когда девушка испустила вздох восхищения и мгновенного понимания.