Солнечные пятна - Максим Ехлаков

— Хорошо! — Решем-Цедер водрузил свою книгу на каменный постамент в углу, — Приведите его! — затем он взял факел, поджег его и пошел вокруг пылающего алтаря, распевая молитву на странном языке Урукашты.

Несколько братьев вошли в храм. Они внесли охапки дров, глиняные горшки. Двое из них вели шейха Муктаду. Решем-Цедер умолк и указал факелом на него.

— Презренный Муктада абу Нахъян бин Самави бин Хайр аль-Хамси! — изрек ан-Надм. — Ты навлек на наши головы страшную беду, призвав сюда несметные войска южных варваров. Ты сделал это во время войны. Это измена.

— А по-моему, изменник ты! — заявил Муктада. — Изменник и узурпатор! И хуже того — ты богохульник, ибо отступился от Всеотца, отдавшись поклонению идолищу. Ты хуже язычника, ибо язычник придет к свету, а ты оставил свет ради тьмы!

— Ты изменник, Муктада. А измена карается смертью, — ан-Надм пропустил гневную тираду мимо ушей.

— Я вазир великого хана! Меня нельзя казнить!.. Казнишь меня — и аль-Хамси будут мстить…

— Ты будешь сожжен во имя Апеш-Мааца.

Муктада изменился в лице. Он понял, зачем его привели в проклятый храм. Руки его опустились.

— Нет, — сказал он тихо. — Нет.

— Давайте его сюда, — ан-Надм отошел в сторону. Братья подхватили Муктаду и подняли над алтарной чашей. Тот заизвивался, вопя, угрожая и умоляя.

— Апеш-Маац, сияющий змей! — запел Решем-Цедер, перекрикивая причитания вазира, — прими эту жертву, и да умягчится ею гнев твой.

На Муктаду плеснули нефтью из горшка и бросили в чашу. Огонь охватил его мгновенно, взметнувшись к самому потолку храма, обдал всех волной жара. Вопль старика достиг нечеловеческой ноты и оборвался.

Решем-Цедер тоже замолчал, закончив свою песню.

— Это только начало, — сказал он, — только начало.

Сон, похожий на смерть

Сон был долгим и тяжелым, как будто огромный, до края земли, свинцовый куб навалился сверху, расплющив сознание, лишив его возможность двигаться, видеть, понимать. Мир перестал существовать.

Сколько времени прошло так, и прошло ли, и вообще что такое время? Неизвестно. Но куб приподнялся, и от горизонта, засветившегося предутренним сумраком, со всех сторон хлынули мысли, воспоминания, обрывки снов. Разум впитывал их, преобразовывал, соединял и разрывал, и постепенно приобретал прежнюю силу и гибкость.

Потом навалились видения ужасные и непонятные. Целые миры вращались вокруг, сталкиваясь, прроникая один в другой, события случались, а потом откатывались назад во времени, словно их и не было никогда. Люди и боги приходили и уходили, они говорили на тысяче языков, но речь их была понятной.

А потом в этом хаосе звуков и образов появился один, и постепенно вытеснил все остальные, превратив их в серую массу на границе восприятия. Озхан. Он стоял по колено в бушующем море и протягивал ей руку. Он улыбался. Он звал ее.

Она рванулась к нему — но выпала в реальность.

Серый мир за окном был полон воды. Грозовые тучи неслись на север, подгоняемые хлыстами молний, их пот дождем проливался на землю, а волны реки подхватывали его и уносили на юг, к морю, где вода испарялась и возносилась обратно к небесам. В этом была жизнь, смерть и возрождение, вечный неразрывный цикл, о котором говорят книги Сементериума.

Сементериум! Лживые подонки, они отравили ее! Она вспомнила свой последний ужин в компании страшного Белоборода, и ненависть вскипела в ней, но спустя миг улеглась. Она же жива. Значит, они не убили ее. Значит, надо понять, что случилось.

Алов поднялась с постели. Тело слушалось с трудом. Она посмотрела на свои исхудавшие руки. Сколько прошло времени? За окном все еще весенние дожди, значит, не так много, несколько дней. Где я нахожусь, интересно?

Завернувшись в простыню, потому что другой одежды на ней не было, она вышла из комнаты и очутилась на верхней галерее обширного клуатра. Внизу, среди фонтанов, кипарисов и апельсиновых деревьев, стояли статуи из разных уголков мира: античные мраморные герои, бронзовые животные Бергланда, деревянные тотемы северян, степные каменные головы, даже причудливые слоноголовые божества с далекого юга. В самой середине возвышался черный обелиск из Урукашты.

Алов уже видела такие обелиски, когда пару лет назад посещала руины доисторического города.

— Здесь наши корни, — сказал тогда Озхан.

Некогда величайший город мира, Урукашта погибла, когда иссякла река Ир, питавшая ее. Без воды поля засолились, сады усохли, люди покинули эти места, а пустыня быстро поглотила следы их существования. Дома растрескались от жары, песок засыпал улицы и площади. Только у самого моря, где соленые волны проникли в опустевшее русло, сохранились древние постройки.

Страшно было смотреть на мертвый город. Древние архитекторы любили черный камень, что и сейчас добывается в горах южного Неджда, и красный камень, месторождение которого ныне утрачено — его везли из верховьев реки Ир. Черное и красное — так отпечалась Урукашта в памяти Алов. Черные улицы, красные ворота, черные стены, красные колонны. И желтый песок, похожий на золото — такого нет в Неджде, чьи пески и скалы бесцветны от белого до черного.

— Крыши были из белого мрамора, — сказал Озхан, — или из металла — для отражения света. У бедных из меди, а у богатых — из серебра.

Потом мрамор рассыпался в пыль от жары и ветра, а металл растащили грабители поздних эпох.

Но больше всего поразили ее барельефы. Каждая стена, каждый свободный участок камня не остался нетронутым. Всюду была дивная резьба, изображавшая фигуры людей, животных и растений, переплетенные в немыслимом танце. Она завораживала и пугала одновременно — настолько чуждым казалось такое искусство.

А там, где не было фигур — были письмена. Странные значки, некоторые простых форм, некоторые похожие на изображения предметов, они тоже заполняли огромные поверхности на зданиях и обелисках.

— Это древние письмена Урукашты, — сказал Озхан. — Очень редкие мудрецы умеют прочесть их, да и то не все. Самые древние письмена никому не удалось разгадать.

Вот бы удалось прочесть их — с этой мыслью она тогда возвращалась в Симиус. Маленький обелиск, стоявший в мокром саду, снова вызвал в ее памяти вид мертвого города под палящим солнцем, и прежняя мечтательность шевельнулась в ней, тут же отдавшись резкой болью в животе. Она отшатнулась от перил, как ударенная.

— Матушка, да что ж вы! — Ярелл уже торопился к ней с тюком тряпья в руках. — Что же, зачем же вы так выходите, холодно же. Вот, я же вам одежду несу. Пойдемте обедать.

Одевшись, она спустилась вниз, Ярелл ковылял следом. Раненая нога его почти не сгибалась, и лестницы давались ему с трудом. Он, конечно, дал себе волю и всласть поворчал по этому поводу, а заодно и по всем остальным.

В полутемном коридоре на стене обнаружилось старое облезлое зеркало. Алов заглянула в него, и оттуда на нее посмотрела совсем другая девушка — бледная, худая, с обритыми волосами, на левой скуле ссадина. Только огромные глаза напоминали прежнюю принцессу. А кто она теперь?

Реальность

За столом опять сидели трое — Алов, Ярелл и Белобород, как будто давешняя трапеза и не прекращалась. Ярелл уплетал свиные ребра и печеный лук, поэтому молчал, а Алов кусок не лез в горло.

— Зачем вам это было нужно?

— Это нужно не только нам, но и тебе.

— Что?

— Понимаешь ли. Ты умерла. Тебя видели мертвой. Видели по обе стороны реки. Ни у кого не осталось сомнений.

— И что?

— Представь, что будет, когда ты вернешься.

Алов представила.

— Никто не поверит. Двести лет назад уже был Лжеклавдий…

— И ему, однако, поверили, хотя он был непохож на настоящего Клавдия. А ведь ты — это ты. Все люди, знающие тебя, еще живы.

— И что вы хотите?

— Мы? Мы хотим помочь тебе.

— Помочь в чем?

— Вернуть тебе власть, конечно.

Вот те на.

— И как вы это представляете себе? Чудесно воскресшая принцесса Алов на белом коне въезжает в город, все падают ниц и покоряются ей, а узурпатор Ротберг отдает ей трон?

— Ну, примерно так. Разве что без белого коня.

Да он выжил из ума.

— Это невозможно.

— Это возможно, и я уверяю тебя, так и будет.

— Почему вы так уверены?

— Потому что я знаю, что все будет именно так.

Голос старика звучал убедительно, но это же очевидная глупость.

— Но почему? Откуда вы можете знать?

— О, девочка, такое ведь уже случалось, и не раз. И даже вещи более удивительные. Ты не представляешь, как легко управлять толпой при помощи таких вот чудес.

— Случалось? Когда?

— Неужели ты не помнишь? А, например, как, по-твоему, взял власть Джабраил Мукаррам на Востоке?

— Он написал книгу о едином боге, — ответила Алов. — Люди поверили ему и пошли за ним.