Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3) - Анна Антоновская

Гульшари не преминула выдрать букли у старой приживалки, вышвырнуть за окно венецианский сосуд и расцарапать щеки двум прислужницам. Ее гневные выкрики слышались даже в оружейном зале, куда укрылся Андукапар: "Как, мне, дочери царя Баграта, отказывают в гостеприимстве?! Советуют пасть к ногам ностевского плебея? О бедная царица Мариам! Сколько должна была выстрадать она от жестокосердных имеретин, если сбежала под хвост "барса"!".

Гульшари приказала разыскать князя, и когда Андукапар, вытирая шелковым платком вспотевший лоб, ступил на белый ковер в покоях княгини, она заявила ему, что не в силах дольше томиться в проклятом Арша, где, кроме снега и надоедливых звезд, можно наслаждаться лишь тупостью князя Андукапара. Она сама напишет Левану Дадиани, и не одному Левану, - Мамия Гуриели дружил с ее отцом... Наконец неплохо пробраться в Абхазети, из этого медвежьего логова легче всего ускользнуть, хотя бы в Турцию, а оттуда - в Исфахан.

Уныло слушал Андукапар свою гневную супругу. Если не пожелал принять их царь Имерети, нечего рассчитывать на остальных владетелей. Видно, боятся Саакадзе, и никому нет выгоды ссориться из-за непомерно прекрасной Гульшари с непомерно страшным "барсом". Андукапар угадал, посланный гонец вернулся с вежливым советом Мамия Гуриели - подождать лучшей погоды для рискованного путешествия. Но что хуже всего - заарканенному гонцу саакадзевцы дали пинка в зад и отпустили его, даже не обыскав. Саакадзе не боится его, князя Андукапара.

Ответ светлейшего Мамия несколько охладил Гульшари, гордо заявившую, что она не удостоит отныне ни одного владетеля просьбой о помощи и сама изыщет способ пробраться в Исфахан.

Можно себе представить изумление и радость князя, когда перед ним возник Махара. Прикинувшись равнодушным, Андукапар поспешил запереться с Гульшари и с жадностью несколько раз прочел приглашение князя Шадимана пожаловать в Марабду на совет князей.

Но буря восторга скоро сменилась тревогой: легко сказать - в Марабду! Если гонцов отпускают - значит, выслеживают более знатного зверя, а может, нарочно поощряют - пусть, мол, князь без опаски покинет Арша. Но стоит ему перешагнуть последнее укрепление у крутого спуска, как саакадзевские черти выскочат из расселин и пленят его, гордого носителя фамильного знамени.

Отказаться? Но не вызовет ли это насмешку Шадимана и собравшихся в Марабде князей? И потом, если сейчас не впрячься в общую колесницу мести, придется навек остаться в Арша, ибо, победив Саакадзе, князья начнут расправляться с отступниками. Нет, пора присоединиться к знамени Сабаратиано ради уничтожения плебея и снова водвориться в Метехи... Под власть Симона? А может быть, шах крепок памятью и глупого заменит умным?

Два дня ждал Махара решения князя. Он успел осмотреть укрепления замка Арша. Пять горных вершин соединились, чтобы сжать в своих могучих объятиях замок. Плоские скалы без выступов с четырех сторон обрывались в пропасть. Одна лишь узкая тропа с едва заметными насечками для пешеходов продолблена в южной скале. Но взбираться по ней к замку могли только желанные князю, ибо она от подножия до вершины преграждалась четырьмя железными воротами, примкнутыми краями к каменной круче.

Гуляя под облаками по выступу второй стены, Махаpa встретил вынырнувшего из тумана слугу, который объявил радостную весть: "Князь готов в путь".

Уже зябкий рассвет забрезжил на остроконечных грядах, когда крик совы известил о безопасности, и Андукапар, переодетый мсахури, и Махара монахом, осторожно, опираясь на крючковатые палки, стали спускаться по едва заметным насечкам. Затем в сопровождении двух телохранителей вскочили на коней и свернули не к теснинам Гудамакарским, где, наверное, притаились лазутчики Саакадзе, и не к руслу Арагви, где безусловно устроена засада, а к каменистой горе, круто обрывающейся в пропасть.

Один из телохранителей, вбив железный клин в расщелину, привязал к нему канат и ловко спустился на ближайший выступ. Там вновь закрепил канат за зубчатый камень и подал знак орлиным клекотом. Другой телохранитель обвязался веревкой, которую свободной петлей соединил с канатом, и, держась за веревку, стал сводить под уздцы фыркающего коня. Андукапар сползал, зажмурив глаза. Под ним зияла бездна, словно дьявол оскалил пасть; над ним, как непривязанный шатер, качалось едва лиловеющее небо - вот-вот оторвется.

Нет, по этой накатанной чертом полосе он не проведет Гульшари, а иного пути для них не существует, пока Саакадзе владеет Картли, - так думал Андукапар, с трудом подавляя желание ринуться в пропасть, манящую каменной глубиной... Телохранитель подхватил князя, они стояли на уступе, силясь перевести дух. Сверху посыпалась каменная крупа: выпучив глаза, съезжал на корточках Махара, таща за собой упирающихся коней. На всю жизнь осталось в памяти князя это безумное путешествие. Спускаясь на второй выступ, кони стонали, ручьи пота катились с их крупов, гривы дыбились, а блестящие белки наливались кровью.

По гранитной глади сползали на разостланных бурках. Справа и слева дымились провалы. Дыхания не хватало. Андукапар дрожал от озноба, судорожно цепляясь за острые камни.

Что произошло дальше, как возникла тонкая нить, превратившаяся в горную речку, как сквозь серо-фиолетовый туман соскользнули к подножию, - Андукапар почти не помнил. Очнулся он от раскатов хохота, эхом прыгающего в горах:

- С ума сошли! Мы с зари вами любуемся! Какой масхара поволок вас по тропе смерти?

На зеленой полянке рослый саакадзевец у костра мешал в котле ароматное гоми. Андукапар тупо уставился на потешающихся дружинников, и вдруг до его сознания дошло: не узнали!

- Что будешь делать? - подражая слугам, заговорил Андукапар. - Разве проклятый князь дорожит жизнью человека? Всех избавил Моурави от страданий, только о мсахури и глехи князя Андукапара не вспомнил.

- А почему сами не избавились? - возмутился самый молодой из дружинников. - Ишачьи дети! Все люди по земле ходят, а вы подобно змеям извиваетесь.

- Будешь извиваться, - заплакал Махара, он тоже узнал саакадзевцев, если всю семью пленниками держат. Убежим - даже детей князь поклялся вздернуть на дереве.

- Постой, постой, ты же монах!

- Что ж, разве ряса спасает чистого служителя креста от погрязшего в грехе князя? Пришел из святой обители повидаться с близкими: брат с чадами своими изнывает в Арша, сестра с детьми муки ада от княгини терпит. И вот вынужден, уклониша очи свои, не взирать на небо.

Дружинники, отойдя, переговаривались шепотом. Андукапар сосчитал: нет много, пятнадцать, и не следует забывать, чьей выучки! Проклятый, даже под землей нельзя скрыться! Подкупить? Сразу схватят. Умолять? Еще больше заподозрят...

Андукапар подошел к хурджини телохранителя, достал лепешку, кусок сыра и, опустившись на траву, стал жадно есть. То же самое поторопились сделать остальные, с содроганием думая, что произойдет, если саакадзевцы обыщут самый облезлый, засаленный хурджини, где в одной суме спрятано завернутое в шелковый багдади княжеское одеяние, а в другой - дорогая еда: два искусно зажаренных каплуна и в серебряном плоском дорожном кувшине янтарное вино.

Достав медный кувшин, Махара подошел к весело журчащей воде, сначала сам напился, затем принес остальным. С невероятным отвращением - после слуг - прильнул к горлышку Андукапар, перекрестившись по-стариковски, как это делали его рабы.

Молодой дружинник с жалостью посмотрел на них, взял свой бурдючок, наполнил доверху кожаную чашу и преподнес раньше Андукапару, как старшему, чья седая борода, помимо воли князя, не переставала трястись.

- Правда, твой князь - собака, если в такой путь не взвалил каждому на коня бурдюк с вином! Пей за здоровье Моурави, который и о таком, как ты, не забывает.

- Да прославится имя Великого Моурави! - радостно выкрикнул Андукапар, перекрестил чашу и залпом выпил прохладное вино, в душе желая с каждым глотком погибели всем "барсам" и "барсятам".

Телохранители ощутили неловкость: князь - хорошо знали они - не поднес бы им после пережитого ужаса и по капле из своего фамильного кувшина. А тут?.. Они с такой непритворной жадностью проглатывали угощение, что окончательно рассеяли подозрение дружинников.

- По какому делу ползете?

- По важному, батоно, - поспешил ответить Андукапар, уже успевший все обдумать.

- Это сами видим, раз головы не жалеете!

- Может, черту сватать княгиню Гульшари?

- Хорошо, с нами князь не спустился, - засмеялся Махара, - ваш разговор не пришелся бы ему по вкусу.

- Ты прав, монах, хорошо для князя, что не спустился, мы бы его сразу по рогам узнали.

- Бедный князь: из-за своей щедрой княгини папаху не может носить, башлыком обходится!

- Ох-хо-хо-хо! - разносилось эхо по ущелью.

Много усилий стоило Андукапару не выхватить спрятанную в шарвари шашку и не расправиться с саакадзевцами, а заодно и со своими рабами, но на этот раз он предпочел подхватить веселость и заливисто захохотал, но вдруг недоверчиво, как бы по привычке оглянулся: