Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

— Здорово! — обрадовался и водитель Джонс.

После работы, выехав за территорию базы, он закопал в пустыне детали манжеты и иглу, а капсулу заложил в условленное место в Черных камнях. Приехав в Блейтон-сити, он с соблюдением ряда предосторожностей позвонил из телефона-автомата и дал сигнал о выемке тайника. Все это мало походило на работу лучшего водителя заправщика ракетной базы США. Но Томас Джонс вдобавок являлся агентом нелегальной сети российской Службы внешней разведки и имел оперативный псевдоним «Мышка». И то, что он делал, вполне укладывалось в его тайную деятельность.

— Российское телевидение? — Заглянувший в микроавтобус пограничник с удивлением разглядывал штативы, камеры, софиты. — А чего у нас снимать?

— Понимаете, мы едем по местам боевой славы, — очаровательно улыбнулась огненно-рыжая Маша Филева — администратор съемочной группы. — Готовим сюжет к Дню Победы о совместной борьбе против фашистов… Вот письмо от нашего Министерства культуры, вот согласие вашего…

Пограничник был молодым, про борьбу с немецкофашистскими захватчиками имел представление слабое и довольно путаное и смотрел не на письма, а на Машину грудь четвертого размера. Администратор поощряюще улыбалась. Она считала себя неотразимой красавицей, которая только по воле злой судьбы в свои двадцать восемь сидит не на троне Мисс Мира, а на довольно неудобном сиденье видавшей виды «Газели». Многократные опыты, которые Маша самозабвенно и неутомимо ставила над мужчинами, только укрепляли ее в этом заблуждении. Вот и сейчас результат налицо — строгий страж границы добрел на глазах.

— Воспоминания ветеранов о войне запишем, места сражений, памятники, ну и так далее, — добавил оператор Андрей. — Надо же укреплять дружбу между народами! А то что-то совсем раздружились…

— А это разве правильно? — патетически воскликнула Маша и выпятила грудь еще больше. — Ну, скажите, молодой человек, разве это правильно?!

Пограничник попятился и, ничего не ответив, вылез из автобуса. В конце концов, он находился «при исполнении» и давать политические оценки в его обязанности явно не входило.

Дверь с лязгом захлопнулась.

— Нормальный мужик! — высказался водитель Дмитрий Петрович.

— А вообще-то ничего нормального в границах между братскими странами нет, — заметил корреспондент Эдик. — Европа объединяется, все шлагбаумы поснимали, а мы разъединяемся, хотя на ту же Европу заглядываемся!

Государственная граница осталась позади, и «Газель» вырвалась на оперативный простор. В салоне было весело, как всегда в коллективных командировках. Анекдоты, шутки, дружеские подначки… Проезжая небольшое село, остановились у первого же магазина и закупили скромный командировочный набор.

— Давайте попробуем настоящей украинской горилки! — Рано начавший лысеть тридцатилетний армянин Эдик разлил по пластиковым стаканам содержимое бутылки с красным перцем внутри, Маша разложила на маленьком откидном столике бутерброды, двадцатипятилетний Андрей открыл банку с маринованными огурчиками.

— За успех нашего безнадежного дела! — провозгласил Эдик, и стаканы бесшумно соприкоснулись.

— Чего ты каркаешь, что оно безнадежное, чего каркаешь? — раздраженно отреагировал Дмитрий Петрович. Маленькие радости совместной поездки водителю почти недоступны, и это делало его моралистом. — Пить надо меньше, вот и будет все надежно!

Но до конца своей роли трезвенника не выдержал и заинтересованно спросил:

— Ну, как горилка?

— О-о-о! — Эдик подмигнул товарищам. — Это что-то! Никогда такой не пил!

— Неправда, — вмешалась Маша. — Обычная гадость! Возьмите бутерброд, Петрович!

— Ну, хоть бутерброд давайте, — пробурчал он.

Негреющее осеннее солнце освещало украинские степи. «Газель» катилась по местам боевой славы, которые совпадали с линией российского трубопровода. Большой натяжки здесь не было: бои шли повсеместно. Группа снимала памятники погибшим, безымянные высотки, уцелевших солдат той далекой войны. Довольно часто в кадр попадала толстая труба с облупившейся краской, кирпичные домики станций подкачки, отводы голубого потока в сторону населенных пунктов…

На третий день пути группа встречалась с ветеранами в селе Ромашковка Зеленолукского района. Маша брала интервью и сама снимала.

— Два дня беспрерывно бой шел, от полка человек пять в живых остались, — шамкая беззубым ртом, рассказывал семидесятипятилетний Иван Нечипоренко, который ради торжественного случая надел все свои награды, так что его старенький пиджак напоминал бронежилет.

— Тогда не делились на москалей и наших — все нашими были, это фашисты были чужими!

А Эдик с Андреем тем временем снимали на вторую камеру село, его окрестности, жителей, в особенности молодых людей и пацанов.

К концу дня официальная часть плавно перетекла в застолье. Поскольку Дома культуры в Ромашковке не было, стол накрыли в просторном доме главы поселкового совета. Разносолы деревенской кухни восхитили москвичей: галушки, кабачки с салом, «запорожский капустняк» со свининой, колбасы: кровяная, домашняя, копченая, рыбная; сало: соленое, копченое, моченое; заливное из щуки и раковых шеек. Но это потом, после густого украинского борща с чесноком, сметаной, жгучим перцем и пампушками, с деревянными расписными ложками, застревающими торчком в огненной красной гуще. И, конечно, море разливанное крепкой горилки, вспыхивающей, если поднести спичку, ярким синим огнем…

Словом, командировка удалась на славу!

Когда съемочная группа вернулась, Шишлов вызвал Черепахина. Тот успел сделать репортаж о гастарбайтерах, получил за него приличную сумму и почувствовал ощутимую разницу между телевизионной журналистикой в Лугани и в Москве.

— Завтра начнем монтировать передачу! — радостно объявил Антон. — Похоже, есть много интересного. Хотя и непонятного!

— Разберемся, — оптимистично кивнул Иван.

— И еще, — продолжил Антон. — Группа сняла два сюжета. Скрытый — про газ. Явный — про ветеранов. Тоже хороший материал получился. К тому же им надо официально отчитаться за эту командировку. Я поручу Машеньке сделать ветеранский сюжет. Пора девочку продвигать, давно мечтает. Поможешь молодому дарованию?

— Помогу. — Иван пожал плечами. — Если она не откажется…

Шишлов усмехнулся.

— Скажу тебе по секрету: она вообще никогда не отказывается!

Вопреки распространенному мнению о кризисе власти, она-то как раз в Украине в этот период была могучей и шумной, даже буйной. Только в реальности обладала ею не Рада и даже не Президент. Власть крепко держал в своих руках революционный Майдан Незалэжности. Громкоголосые динамики разносили по окрестностям «Помаранчовый рэп» с рефреном:

«Геть Тучку! Фокин наш Президент!»

«Ни — брехни! Какий американский завод? Мы не быдло!»

«Фальсификациям ни! Мы не козлы! Мы Украины доньки и сыны!»

Оранжевые палатки огромными ядовитыми цветами накрыли площадь, расположившись вокруг большой платформы с быстро сменяющими друг друга ораторами, разудалыми коллективами попсы и наконец-то нашедшими применение своему перманентному протесту рокерами. Между помаранчовыми нейлоновыми «хатками» стоял грузовичок с большеэкранным телевизором на платформе, который круглосуточно гонял «оранжевый» канал.

Через несколько метров — большая молитвенная палатка, у входа в которую одинокий батюшка, сидя на некрашеной табуретке, жевал черный хлеб, натирая его чесноком и посыпая крупной солью. Неоправленная седая борода мягко принимала на себя крошки и крупинки соли. Из палатки напротив выглянула легко одетая, растрепанная девица с размазанным макияжем и изрядно навеселе:

— Дедуль, чего сухое глотаешь, иди прими стопарик! Я тебе такого наисповедаю! Ты у меня…

Широкая ладонь зажала ей рот и втащила обратно. Небритый парень в спортивном костюме недовольно бросил девицу на надувной матрац.

— Ты че, Валька, дура? Мы же вроде идейные и не бухаем совсем, а ты разблеялась как пьяная коза! Ментам только дай повод — быстро закроют шарагу! И кончится халявное бухло с дармовым харчем!

— Сам ты дурак! — по-базарному кричит Валька. — Я ночью поссикать вышла, так он во все гляделки пялился! Тут если идейных искать, так весь майдан пустой будет!

— Заткнись, говорю! Вот будем за Тучку митинговать, тогда делай, что хочешь! Там никто нам кислород не перекроет, менты добрые будут…

На платформу вылез крупный бородатый мужик в сапогах, распахнутой телогрейке и оранжевом шарфике, внешне похожий на Льва Толстого.

— Голосуем за Фокина, громадяне! — зычно призвал он. — Доколе будем терпеть старую власть? Тучку давно гнать пора! Работы нет! Зарплаты нет, шахты закрывают… А он нам сказки про американский завод рассказывает. Где те деньги, что обещали?!