Виртуозные команды. Команды, которые изменили мир - Энди Бойнтон

Другая часть комнаты – правая сцена – зона отдыха. У стены стоит стол с кофеваркой, в которой как раз сварился кофе. Там есть одноразовые стаканчики и несколько «именных» стаканов для «ветеранов». На столе – свежие булочки, рулеты, нарезанный кекс и слоеные пирожные.

Тут же расположен небольшой стол с двумя стульями и телефоном.

На стене висит пробковая доска, к которой прикрепляются карточки с описанием набросков сценария. Тут множество журналов, словарей и справочников. В комнате две двери, одна напротив другой. На полках стоят премии “Эмми” и другие награды.

В стене проделаны две дырки, слева от Сида, которые теперь обрамлены серебряными рамочками. (Серебряные рамочки и сопутствующие таблички были сделаны в “Tiffany’s”. Первую дырку Сид пробил, ударив кулаком по стене, когда узнал, что сенатор Джозеф МакКарти назвал генерала Джорджа Маршала «коммунистом», а вторую – после решения NBC прислать своего “наблюдателя”, который бы контролировал руководство шоу). Были также еще две дырки, появившиеся из-за ареста Джулиуса и Этель Розенбергов как “атомных” шпионов, в другом месте стены. Их украшают простые черные рамочки, без табличек»[227].

Сильное руководство побуждает к действию

Создание сценария координировал Сид Сезар. Он руководил этим процессом быстро и безукоризненно, иногда очень жестко контролируя работу. Хотя внутри группы царила свобода, благодаря которой сценаристы могли высказывать свои идеи и критиковать чужие, о демократии и единодушии и речи не могло быть. Ларри Гелбарт рассказывает:

«Соглашаясь с основной сюжетной линией, которую предлагал один из нас, Сезар незаметно кивал Майку[228], как будто они были на аукционе. Часто первоначальная идея уточнялась кем-то другим, и Майк, подчиняясь кивку Сида, записывал новые детали сюжета»[229].

Метод Сезара предполагал создание нескольких пробных набросков сценария, что постоянно подталкивало команду к совершенствованию и шлифовке. Денни Саймон вспоминает: «Я помню, Макс зачитывал одну из сцен, которую мы написали. Он сказал: “Это хорошо. Это одна из лучших сцен, которые мне приходилось читать. А теперь перепишите ее”»[230]. В водовороте «мозгового штурма» и шуток было сложно определить, кому какая идея принадлежала. Однако члены команды не боялись высказывать все свои мысли, наоборот, это создавало ощущение взаимного уважения и единства внутри группы, сопричастности к чему-то большему, чем отдельная личность. Члены команды доверяли друг другу в стремлении к совершенству. Макс Либман так описывает этот процесс:

«Идея, брошенная на обсуждение, еще на полпути могла умереть от ворчания Сезара или взлететь до небес от его довольной ухмылки, вернувшись на землю уже в виде сюжета – с героями и костюмами. Стоит мисс Коко (ведущая актриса шоу) предложить включить в сценарий шутку о парочке в автобусе, как в тот же день ее уже репетируют. Это та сила, на которую я рассчитывал с самого начала, это взаимопонимание и общие ценности. Здесь мы были по-настоящему богатыми и удачливыми»[231].

Пятничный прогон перед субботним шоу проходил, по словам Либмана, «обычно без тревожных инцидентов… Но иногда мы приходили к выводу, что номер, который считался неподражаемым всю неделю, на самом деле оказывался не только “подражаемым”, но и откровенно плохим. Начинался настоящий кризис, который немедленно обрушивался на сценаристов – больших специалистов по кризисам»[232]. Сценарий моментально переписывался. Мел Брукс вспоминает: «Мы могли набросать примерный сюжет за 35–40 минут, если заходили в тупик. Затем находили свободное помещение и репетировали. У нас работали очень талантливые парни»[233]. Он продолжает:

«Каждый предлагал реплики Сиду. Шутки менялись по 50 раз. Мы брали восьмиминутный отрывок и переписывали его за восемь минут. Затем Сид, Коко, Рейнер и Моррис (актеры, которым предстояло играть в этой сцене) учили свои роли заново. В субботу вечером у них была первая и единственная попытка – перед 20 миллионами зрителей»[234].

Конечно, к тому времени сценарий уже проходил этап «проверки», так как его успевали переписать бессчетное число раз.

Доверие в команде и тесное общение

Близость и доверие членов группы означали, что они могли обходиться без излишней учтивости, которая, по их мнению, лишь тормозила поток идей. В одной комнате, при безумном темпе работы, эмоции накалялись до предела, и многие оказывались на грани нервного срыва, однако это было потрясающе. Ларри Гелбарт вспоминает, что обычный день, как правило, начинался так: «Первым делом мы говорили друг другу: “Доброе утро”. Это был единственный признак светского общения за весь день»[235]. Люсиль Каллен рассказывает:

«Для того чтобы привлечь к себе внимание, мне приходилось забираться на стол и размахивать своим красным свитером. Сид орал, Толкин распевал песни, Рейнер «трубил», как слон, а Брукс… ну, Мел имитировал все звуки, начиная с причитаний раввина и заканчивая воем белого кита Моби Дика, у которого в спине застряли шесть гарпунов. Скажем так: галантностью наша работа никогда не отличалась. Макс Либман любил говорить: “Итогом вежливого общения становится посредственный фильм”»[236].

Нередко в команде случались стычки, котрые Мел Толкин называл «творческим гневом»[237]. Как далеко это могло зайти? Мел Брукс в интервью журналу «Playboy» рассказывает:

– БРЕД ДЭРРАК: Правда, что вас все ненавидели на «Your Show of Shows»?

– МЕЛ БРУКС: Все ненавидели друг друга. Мы обкрадывали богатых и оставляли все себе[238].

Несмотря на дух соперничества, господствующий среди сценаристов, сложно было определить авторство той или иной шутки либо реплики. В 1996 году, на собрании «писательской группы», Боб Кластер (Bob Claster) задал ключевой вопрос:

– КЛАСТЕР: Насколько сильно вы соперничали друг с другом, парни?

– БРУКС: А мы вовсе и не соперничали! (Все протестуют). Нет, мы любили друг друга!

– БЕЛКИН: Мне кажется, это была командная работа – 12 человек в одной комнате…

– КЛАСТЕР: Вам удавалось определить индивидуальный вклад, если таковой был?.. Вы были самолюбивы?