Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот за это можно зацепиться! Начальник штаба армии — это фигура! Его профессиональная оценка — это не лозунги и эмоции политработника. С этим можно выходить на самый высокий уровень!» — заключил Никифоров.
Суровые складки, что залегли в уголках его рта, разгладились, взгляд смягчился. Это не укрылось от внимания сотрудников, они оживились, и Богданов решился доложить. — Александр Тихонович, сегодня у меня был разговор с командиром полка Скворцовым. После очередной бездумной атаки от полка ничего не осталось, и его хотят отдать под военный трибунал. Я так думаю, в его положении он напишет все, что надо.
— Нет, Коля, «все, что надо» — так не пойдет. А если он потом откажется от своих слов что тогда будем делать?
— Александр Тихонович, я имел в виду, что Скворцов напишет правду. Он мужик прямой и вилять не станет, — пояснил Богданов.
— Ладно, оформляй от него рапорт, — согласился Никифоров и заметил: — Но командир полка — мелковато, тут нужен уровень повыше. Ребята, есть еще кто на примете?
— Так навскидку и не скажешь, Александр Тихонович. Надо пообщаться с командирами, — ответил Буяновский.
Никифоров кивнул и обратился к Иванову.
— Леня, а ты что молчишь?
Тот пожал плечами.
— Чего молчишь про своего Славянского? Или он лишнего накрутил про разговор начальника штаба армии и начальника оперативного отдела?
Иванов, помявшись, ответил:
— Не должен, Александр Тихонович.
— Не должен, говоришь. В таком случае… — Никифоров задумался.
В его голове выстраивалась схема докладной записки на имя Селивановского. Оценки бездумных действий Гордова начальником штаба и оперативного отдела армии, подкрепленные показания еще нескольких командиров имели бы существенный вес в той смертельно опасной борьбе, которую решился вести Селивановский с командующим фронтом. Ключевую роль в ней мог сыграть начальник штаба армии. Смелый, решительный человек, не раз смотревший смерти в глаза, он был одним из немногих, кто решался возражать Гордову. На это и рассчитывал Никифоров. Но, прежде чем выходить на разговор с ним, необходимо было убедиться в достоверности информации Славянского. От ее точности зависело многое. Никифоров снова обратил взгляд на Иванова и потребовал:
— Леонид, срочно встречайся со Славянским! До точки, до запятой уточни с ним содержание разговора начштаба и начопера. После этого поговори с ними и постарайся получить от них рапорты. Главное, чтобы они подтвердили все то, что говорили про Гордова! Ты понял, про Гордова?
— Да! Все ясно, Александр Тихонович! Разрешите идти? — Иванов поднялся со стула.
— Погоди! — остановил его Никифоров и, обращаясь ко всем, напомнил: — Товарищи офицеры, в вашем распоряжении пять, нет, четыре часа. Четыре часа и не больше! Ясно!
— Так точно! — прозвучало в ответ.
— И последнее, не забывайте про контроль за оперативной обстановкой в частях. Она меняется каждый час, и где этот проклятый фриц ударит, один только черт знает. Теперь все свободны! — закончил совещание Никифоров.
Оставшись один, он обратился к содержанию предыдущей докладной записки «О положении в частях войсках 51-й армии и серьезных упущениях командования в вопросах боевого управления». После разговора с Белоусовым ему стало очевидно, что эта проблема вышла не только за рамки армии, но и фронта. Как ее расценят в Москве, какие сделают выводы и какие по ним примут решения, он не брался гадать. Но то, что ему придется отвечать головой за каждое слово в докладной, в этом не возникало никаких сомнений.
«Оперативные данные, они и есть оперативные. На тех весах, где будут мерить наши жизни, имеют значение только факты. Факты! Только факты — размышлял Никифоров. — Рапорта начальника штаба армии и начопера — это факт! С ними не поспоришь, профессионалы! Лишь бы Славянский им лишнего не накрутил!»
Вчитываясь в его сообщение и проверяя предыдущий доклад «по серьезным упущениям командования в вопросах боевого управления», Никифоров торопил время. Отведенные им Иванову, Буяновскому и Богданову четыре часа истекали. Напряжение нарастало, чтобы успокоить нервы, он закурил, встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился у окна.
За ним шла незатейливая армейская жизнь, ее не могла остановить даже война. Под навесом у летней печки повар Селантич, ловко орудуя черпаком над котлами с кашей и супом, пытался выстроить в очередь бойцов из роты охраны и водителей. Одни незлобно подшучивали над ним, другие норовили снять «сливки». Его помощница Надя в дальнем конце двора, натянув веревки между деревьями, развешивала сушиться выгоревшие добела гимнастерки. В беседке, ожидая команды на выезд, водители, коротая время, забивали «козла». Оттуда доносился звон костяшек домино и торжествующие возгласы: «рыба», «козел»!
«Живут одним днем. А на войне как иначе? Завтра, Саша, ты опять кого-то не досчитаешься. А может… — об этом Никифоров не хотел даже думать, но сердце напомнило о себе и заныло. — Не распускайся, Саша! Надо действовать! Ну где это запропастился Иванов. Где?..»
Торопливый стук в дверь заставил Никифорова встрепенуться. Он обернулся:
— Войдите!
В кабинет не вошел, а ворвался Иванов. В руке он сжимал свернутые в трубку листы бумаги.
— Ну как?! Как, Леонид?! Они подтверждают сообщение Славянского? — торопил с ответом Никифоров.
— Да! Да! — выпалил Иванов.
— Именно по Гордову?
— Да! Слово в слово, что мне сообщил Славянский!
— Молодец! Молодец, Леня! Давай сюда их рапорты! Давай! — сгорал от нетерпения Никифоров.
Схватив рапорты начальника штаба армии и начальника оперативного отдела, он ринулся к столу, вооружился карандашом и внимательно, строчка за строчкой, вчитывался в них.
Иванов не спускал с него глаз и пытался понять реакцию.
— Все так!.. Один его приказ противоречит другому!.. В обстановку на конкретном участке
