Бегство от Бессмертия - Алекса Марина

С Лукрецией виделась несколько раз мельком в замке, но она видимо была предупреждена Филиппом и старалась не попадаться мне на глаза. Я ее не боялась, во-первых, потому, что могла предвидеть ее появление, Лукреция была простым вампиром и передвигалась не так как мы, а во-вторых, я, став бессмертной, стала очень раздражительной, и никто не гарантировал, что при стычке не сотру ее в порошок. Может поэтому, мой муж прятал от меня свою подружку, но меня это совершенно не задевало. Я очень скучала по Седрику, мне не хватало его влюбленных зеленых глаз, тепла кожи и веселого смеха. Теперь я сама себе была хозяйкой, никто не контролировал, куда и когда я ухожу и когда возвращаюсь. Филипп «правил» своей частью мира не пытаясь приблизиться ко мне. Были попытки привлечь меня к «контролю» как высшую, но все разбилось о мою непроходимую неграмотность. Гаюс совсем не занимался моим образованием. Я, конечно, имела представление о короле, о графствах, окружающих нас, об общем строении мира. Но для постижения всех тайн мира нужны были более конкретные знания, которые я могла получить от Филиппа, но старалась, как можно реже оставаться с ним наедине. Все семейные вопросы мы решали в библиотеке, в которой встречались днем, будь то прием гостей или подготовка охоты. Глава клана по-прежнему указывал время и место питания. Это было важно особенно сейчас, когда нашим землям угрожали пришедшие с севера кочевники, выбитые, но постоянно кружащие недалеко от наших границ. Все свободные вампиры отправлялись каждую ночь на патрулирование.

После того как я покинула Седрика, моя жизнь стала печальной и одинокой, и даже Аякс перестал быть моим личным хранителем. Ценившийся за мощь и силу, возглавил один из передовых отрядов обороны. Со мной был только мой кот, такая же неприкаянная душа, вырванная насильно из привычного мира и принесенная в жертву тщеславию и амбициям. Он – потому, что уникальный подарок, а я – причина какой-то сделки между Гаюсом и Филиппом. Каждую ночь мы выскальзывали из западных ворот и отправлялись исследовать новые земли. Знал ли Филипп про наши путешествия? Я думаю, что знал, так как иногда, уходя на закате и приходя рано утром, я заставала его на башне, наблюдающим за нами, но не разу он не спросил меня ни о чем.

Однажды, забравшись дальше, чем обычно, я почувствовала странную смесь запахов. Пахло костром, человеческой пищей, людьми и еще чем-то напоминающим про королевские балы, духи и пудру. Удивившись, что могут делать придворные в такой глуши, я подкралась поближе. Две повозки, покрыты цветными тряпками. На натянутых между ними веревках сушилось пестрое и ветхое белье. На еловом лапнике, возле костра дремали и копошились люди, их было не много, пять человек и двое детей. Смуглый старик мешал деревянным черпаком варево в котелке, висевшем над огнем, а сидевший, прямо на охапке хвороста парнишка играл на лютне. Они были похожи на цыган, если бы не одно но, их запах не был запахом цыган и немытых тел, от них пахло духами и пудрой.

Я подползла поближе, холодный нос уперся в мою ладонь. Ральф предлагал поохотиться.

– Нет, дорогой, – я сгребла мохнатую голову и зашептала в круглое чуткое ухо, – пожалуйста, поохоться в другом месте. Я хочу посмотреть на них, мы не будем их есть. Там олени, – я махнула рукой на север, откуда прилетел запах пищи, – иди. Я буду смотреть.

Кот обиженно дернул хвостом и растворился в темноте, а я продолжила наблюдение. С другой стороны от костра сидел еще один парень, невысокий, немного сутулый, с длинными до плеч волосами и крупным носом. Он писал что-то при свете костра, иногда поднимая голову и всматриваясь в темный лес, окружающий спутников стеной, или зачеркнув написанное, начинал покусывать большой палец левой руки.

– Ну, что Уильям, – девушка в старой юбке и некогда светлой кофте с коротко обрезанными рукавами, вылезла из фургона, завязывая под грудью большой платок, – скоро я буду играть?

– Я же обещал тебе Изабелла…

Нечего было и думать выйти к ним, в чем я была. Мое темное с отблеском платье из очень крепкой материи не было похоже на крестьянскую одежду, сшитое без украшений и свободное по сравнению с придворной одеждой не могло сойти за наряд богатой дамы. Тем более, что ни дамы, не крестьянки не будут болтаться по ночам в лесу в одиночку. Придется что-нибудь решать по ходу дела.

Рольф появился, как тень и сунул мне в руку тушку кролика. Я чмокнула его поделившегося добычей, в нос и, приложившись несколько раз к еще дергающейся тушке, вернула ее:

– Спасибо, иди домой, неси, съешь дома.

– Кот посмотрел удивленно: – Зачем дома, когда можно здесь?

– Ну, хорошо, съем здесь, а ты иди, – мне очень хотелось к людям. Хотелось туда, где не выполнялись миссии, где просто жили и радовались каждому дню, дарованному господом. Кот грациозно исчез в кустах, а я, взяв кролика в качестве платы за «гости» просочилась к повозке стоявшей ближе к лесу, откуда ранее вылезла Изабелла. Порывшись в ее вещах, нашла относительно чистую бордовую юбку и темный старый платок, завернувшись потуже и соорудив из волос пучок на шее, вышла к огню. Собака, не почуявшая нас с котом ранее, подпрыгнула и залилась лаем. Все вскочили, младший ребенок заревел, а старший вцепившись руками в юбку старшей женщины до этого спавшей на еловых ветках и вскочившей при поднявшемся переполохе, уставился на меня разными глазами, один из которых был карий, а другой голубой. Из-за разности цвета, взгляд ребенка казался еще более безумным, чем был.

– Эй! – закричал бывший повар, вооружаясь дубиной, – Ты кто, и что тебе нужно?

– Я – Дельфина, я заблудилась, а у Вас костер. Я – вот, – вытянув руку, показала кролика, – Я ничего не прошу, только посижу тут?

– Посидишь, если разрешат, – снова грубо заявил повар, – Ты хочешь, что бы граф по чьим землям мы идем, повесил нас за воровство?

– А вы что-то украли?

– Не мы, ты! – он ткнул в мою сторону дубиной.

– И что я украла?

– Кролика!

Вот вляпалась, а ведь он прав, убивать зверей без разрешения графа…

– Джон, хватит, не пугай девушку, граф давно спит, а утром никто не сможет определить от чего погиб бедный кролик, – вступился за меня парень, усевшийся на свое место и, расправляя ни коленке, листики бумаги, – да и одними бобами сыт не будешь.

Но седой не собирался сдаваться, взяв у меня из рук тушку, продолжил допрос:

– Ты давно заблудилась? Здесь в округе нет ни одного селенья.

– Я с Северных земель.

– Так это сколько миль отсюда? – присвистнул парень с лютней. – Там же проклятые земли. Как вы там живете?

– В смысле? – не поняла я, – Там люди постоянно пропадают, целыми семьями, целыми деревнями?

– Правда? Может молния или чума? – «предположила» я.

– Да, нет, исчезают только люди, дома стоят, а на их месте появляются другие…

– Откуда вы знаете, вы же не местные, вы не можете знать всех живущих там, – засмеялась я, недавно, как три дня назад ужинающая в одной из деревень.

Внимательно всмотревшись и поймав зрачок парня, мысленно приказала ему забыть, о чем только что говорили.

Но тема оказалась интересующей всех, и за задумавшегося парня ответил повар, уже освежевавший кролика и сунувший тушку в кипящие бобы,

– Подружка у него там была, он ей жениться обещал, – при этих словах все конфузливо захихикали, – ну а когда мы шли обратно, через несколько месяцев, то на том месте другие жили, притом утверждали, что живут там с рождения.

Я задумалась, смена людей задумана для поддержания количества пищи и замыливания глаз королевским сборщикам налогов. Но опять никто из «контролеров» не подумал, что у пищи может быть не только количество, но и имена, родственники, знакомые, друзья.

– Глупости все это, никто у нас не пропадает, вы дорогой ошиблись, – сказала я так «уверенно», что они засомневались. И тут снова заговорил Уильям:

– А ты разве не пропала?

– Не, я заблудилась, – улыбнулась я. Он мне понравился.

– Тогда садись, – он пододвинулся на шкуре, с трудом узнаваемой, каком зверю она принадлежала, – ты наверно есть хочешь? Он отломил мне хлеб и сунул в руку луковицу. Видел бы сейчас Гийом, каким деликатесом собирается угощаться Высшая. Вампир, поедающий лук – это хуже, чем волк, жующий сено. А если узнают Главы кланов. Старик сунул мне в руки деревянную тарелку. И я продолжила гастрономические изыскания в бобовой похлебке.

– Эй, ты чего не ешь? – мое имя явно не давалось старику или «Эй» было его любимое.

– Не могу, я сильно есть хотела, диких груш наелась, там, – махнула рукой, где раньше видела дикую грушу, – сейчас только пить хочу.

– Бедная девочка, пробормотала женщина, наливая мне в кружку травяной чай из большого чайника, снятого с огня и стоящего у ее ног. А остальные, переглянувшись, снова принялись за еду.