Американские боги - Нил Гейман

«Устал я, наверное», – подумал Тень и краем глаза глянул на индианку справа. На шее у нее висело крохотное серебряное ожерелье из черепов, меж бровей поблескивал синий камешек, а магические браслеты из голов и рук позвякивали крохотными колокольчиками всякий раз, когда она двигалась. Пахло от нее пряностями – кардамоном и мускатом, а еще цветами. Волосы у нее были как соль с перцем. Поймав его взгляд, индианка улыбнулась.

– Можете звать меня Мама-джи, – сказала она.

– Меня зовут Тень, Мама-джи.

– И что вы думаете о планах вашего работодателя, мистер Тень?

Он притормозил, пропуская большой черный фургон, который обогнал их, обдав водой.

– Я не спрашиваю, а он не говорил.

– Если хотите знать мое мнение, он желает смертного противостояния. Вот чего он хочет. А все мы такие старые и такие глупые, что, возможно, кое-кто скажет ему «да».

– Задавать вопросы не мое дело, Мама-джи, – сказал Тень, и по машине прозвенел колокольчиками ее смех.

Мужчина на заднем сиденье – не необычного вида молодой человек, а другой – что-то сказал, и Тень ему ответил и тут же понял, что, будь он проклят, если сумеет вспомнить сказанное.

Странного вида молодой человек ничего не говорил, но стал гудеть себе под нос, и от этого мелодичного низкого звука начал гудеть и вибрировать сам остов машины.

Странного вида человек был среднего роста, но необычного телосложения. Тень как-то слышал выражение «грудь колесом», но не мог себе представить, как это выглядит на самом деле. У этого молодца грудь и впрямь была колесом и ноги – как стволы деревьев, а руки, ну в точности, как окорока. Одет он был в черную парку с капюшоном и несколько свитеров, толстые рабочие штаны из саржи и – несообразно с погодой и прочей одеждой – в белые теннисные туфли, которые размером и формой напоминали коробки для обуви. Его пальцы походили на сардельки, только с плоскими и квадратным кончиками.

– Ну и бас у вас, – сказал, не отвлекаясь от дороги, Тень.

– Извините, – смущенно отозвался странный молодой человек низким-пренизким голосом. И перестал гудеть.

– Нет, мне понравилось, – сказал Тень. – Не останавливайтесь.

Странный молодой человек помялся, потом снизошел до того, чтобы загудеть снова так же низко и звучно, как прежде. Но теперь в это гудение вкраплялись слова. «Зо-о-в-в, зо-о-в-в, зоо-в-в, – пел он так низко, что подрагивали стекла. – Зо-о-в-в, зо-о-в-в, зо-о-в-в, зо-о-в-в, зо-о-в-в».

На карнизах домов и зданий, мимо которых они проезжали, перемигивались рождественские гирлянды всевозможных форм и размеров: от скромных золотых огоньков, мерцающих каскадом, до гигантских изображений снеговиков и плюшевых мишек, присыпанных разноцветными звездами.

Тень притормозил у ресторана, большой амбарного вида постройки, и выпустил пассажиров через переднюю дверцу, после чего отвел машину за здание на стоянку. Ему хотелось в одиночестве прогуляться до входа по холодку, чтобы проветрить голову.

Машину он припарковал возле черного фургона и даже спросил себя, не тот ли это фургон, который пронесся мимо них на трассе. Закрыв дверцу машины, он минуту постоял, вдыхая морозный воздух.

Тень представил себе, как в ресторане Среда уже рассаживает своих гостей вокруг большого стола, как он обходит зал. Интересно, правда ли сама Кали ехала на переднем сиденье его машины, интересно, кого он вез на заднем…

– Эй, приятель, спичка найдется? – спросил смутно знакомый голос.

Тень обернулся, чтобы, извинившись, сказать, мол, нет – и получил удар рукоятью пистолета в левую бровь и начал падать. Он успел выбросить руку, чтобы остановить падение. Тут в рот ему затолкали что-то мягкое, чтобы он не сумел закричать, и приклеили скотчем: движение было легкое и натренированное, словно мясник потрошил цыпленка.

Тень попытался закричать, предупредить Среду, предупредить всех, но изо рта у него не вырвалось ничего, кроме приглушенного клекота.

– Птички в клетке, – произнес смутно знакомый голос. – Все на местах?

Ответом ему стали треск и голос, едва слышный по радио:

– Входим и забираем всех.

– А как насчет здоровяка? – спросил другой голос.

– Запакуйте, – ответил первый.

На голову Тени натянули похожий на мешок капюшон, запястья и колени обмотали изолентой, потом бросили в фургон и повезли.

В крохотной комнатенке, в которой заперли Тень, окон не было. Тут стояли пластмассовый стул, складной стол и ведро с крышкой, которое служило Тени импровизированным туалетом. На полу лежали шестифутовый кусок желтой пенки и тонкое одеяло с давно уже запекшимся бурым полумесяцем в середине: была ли это кровь, еда или кал, Тень не знал, и выяснять ему не хотелось. Высоко под потолком светила голая лампочка в металлической сетке, но Тени не удалось найти выключатель. Свет горел все время. Ручки с его стороны двери не было.

Ему хотелось есть.

Комнату он тщательно обследовал сразу после того, как агенты, по виду федералы, втолкнув его в комнатенку, сорвали связывавший его скотч и разлепили рот. Он простукал стены – звук глухой, металлический. Металл. В потолке имелась небольшая вентиляционная отдушина, забранная решеткой. Дверь плотно заперта.

Из царапины над левой бровью медленно сочилась кровь. Голова болела.

Ковра на полу не было. Он простучал и пол. Звук от него исходил такой же, как и от стен.

Сняв крышку с ведра, он помочился, потом вновь вернул крышку на место. Если верить его часам, с момента облавы в ресторане прошло около четырех часов.

Бумажник исчез, но ему оставили монеты.

Присев за стол, покрытый прожженным во многих местах зеленым сукном, Тень стал практиковаться в иллюзии передвижения монет по столу. Потом взял два четвертака и произвел «тупой фокус».

Один четвертак он спрятал в ладони правой руки, другой оставил на виду в левой, держа большим и указательным пальцами. Потом сделал вид, будто берет монету из левой руки, но на самом деле дал ей упасть назад в левую ладонь. Затем разжал правую ладонь, показывая четвертак, который и без того там был.

Смысл манипуляций с монетами был в том, что они поглощали Тень целиком; точнее, он не мог их проделывать, когда был зол или расстроен, поэтому создание иллюзии, пусть даже сама по себе эта иллюзия была совершенно бессмысленна – ведь он прилагал невероятные усилия и умение для того, чтобы казалось, что он переложил монету из одной руки в другую, тогда как в реальности это не требовало вообще никаких умений, – его успокаивало, изгоняло из мыслей смятение и страх.

Он начал практиковаться в трюке еще более бессмысленном: трансформация одной рукой полудоллара в пенни, только он проделывал ее с двумя четвертаками. В ходе трюка каждую монету следовало то показывать, то прятать: он начал с одним показанным четвертаком, а с другим спрятанным. Подняв руку ко рту, он дунул на видимую монету, а сам классическим приемом спрятал ее в ладони, а два первых пальца тем временем извлекли спрятанный четвертак и предъявили его отсутствующей аудитории. В результате он показал четвертак в руке, дунул на него, снова опустил руку и все это время показывал один и тот же четвертак.