Лучшее лето в её жизни - Лея Любомирская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым делом Приша залезла в таз, набрала в блюдечко мармелада – мармелад ей показался ужасно недоваренным– и пошла к себе в комнату, стаскивая на ходу школьную форму.
В комнате, в потайном отделении подзеркального ящика, про который не знает никто, даже мама, у Приши лежит секретная тетрадка. В нее Приша записывает все странное и загадочное, что с ней происходит. Приша считает, что если описать странное достаточно подробно, а потом много раз перечитать написанное, обнаружится спрятанный механизм – что-то вроде кнопки в стенке подзеркального ящика, – которым можно воспользоваться, чтобы попасть туда, где странное и загадочное происходит со всеми по сто раз на дню.
Приша вытаскивает секретную тетрадку из ящика и забирается с ней под стол. Под столом холодно и неудобно, но Приша уверена, что писать о странностях нужно в странном месте – это не сочинение «Мой любимый литературный герой» и не задачи по математике.
Странность номер четыре, – пишет Приша, пристроив тетрадку на скамеечку для ног. – Вчира вгорад пришел странный Ветир.
Вчерашний ветер действительно был очень странный. Он напомнил Прише ее нелюбимое полосатое желе, которое каждый день дают на сладкое в школьной столовой. Желтоватый слой, теплый и душный, – Пришины ноги в открытых сандалиях утонули в нем, как в нагретом песке, – сменялся на уровне коленок прозрачно-голубым, холодным и острым. Коленки немедленно посинели и начали саднить, как будто Приша пробежала по асфальту на четвереньках. Выше снова шел теплый и душный слой, за ним опять холодный и острый и так далее, пока не кончилась Приша.
Приша тщательно замерила толщину слоев. Линеек у нее отродясь не водилось, а помятый жестяной транспортир оказался слишком коротким и неудобным, так что шнурки от черных ботинок, которые Приша зачем-то с утра сунула в карман, очень пригодились. Выяснилось, что слои все одинаковые, каждый – высотой в треть шнурка. Теплый слой пах пылью и слегка корицей. Холодный запаха не имел, но оставлял на языке почти незаметный привкус ледяной крошки. Приша походила немного туда-сюда, принюхиваясь, как полицейская овчарка, а потом слоистый ветер внезапно улегся, даже запах пыли и корицы куда-то исчез.
* * *Приша закрывает тетрадку и вылезает из-под стола. Подходит к окну. Из-за дождя кажется, будто дом обернут в несколько слоев плотной темно-серой ткани. Не видно даже платана, который растет так близко к дому, что по нему можно спуститься из окна. Приша задумчиво проводит пальцем по стеклу и вдруг взвизгивает и отдергивает руку. Прямо перед ней на окне неподвижно сидит бабочка. Большая бабочка с крыльями цвета золотистого океанского песка.
Приша закладывает руку за спину и осторожно делает шаг назад. Она терпеть не может насекомых. Это у нее от мамы.
– Ну? – громко, стараясь, чтобы голос не дрожал, говорит Приша. – Чего ты тут сидишь?!
Бабочка высокомерно молчит.
– Это моя комната! – Приша делает еще один шаг назад, не отрывая взгляда от бабочки. – Я к тебе не хожу! И тебя к себе не зову! Иди к себе и сиди там!
Приша понимает, что это глупо – разговаривать с бабочкой, бабочка все равно не ответит. Но звук собственного голоса успокаивает ее.
– Сейчас придет дона Ортенс, – угрожающе говорит Приша бабочке. – С пылесосом. И запылесосит тебя в мешок.
Бабочка слегка шевелит крыльями, как будто говорит: не очень-то я и боюсь твою дону Ортенс.
Прише становится смешно.
– А я немножко боюсь, – признается она.
Бабочка качает усиками, как будто улыбается.
Приша опять подходит к окну и внимательно рассматривает бабочку. Бабочка поворачивает сухонькую головку с огромными глазами и внимательно рассматривает Пришу.
Потом Приша осторожно протягивает руку, и бабочка послушно перебирается к Прише на ладонь и сидит там, как лоскуток золотистого шелка. Приша подносит руку к лицу и принюхивается. Ей кажется, что от бабочки едва заметно пахнет пылью и корицей.
До самого маминого прихода Приша и бабочка сидят на кровати и беседуют. Приша читает бабочке описание странного и загадочного из секретной тетрадки, а бабочка кивает своей глазастой головой, как будто подтверждает, что Приша все делает правильно. На обед Приша ест котлету, а бабочке приносит айвового мармелада на блюдце. Бабочке мармелад понравился, она вся в нем перемазалась, и Прише приходится чистить ей лапки промокашкой. Приша смотрит на крылья цвета сухого песка и думает, как это странно и загадочно – дружить с бабочкой.
* * *– Приша, – говорит мама, когда Приша выходит из ванной с почищенными зубами. – Ты знаешь, что у тебя на подушке валяется дохлая бабочка?
Приша молчит. Ей не хочется возражать маме – они уже и так поругались из-за поеденного мармелада.
– Я понимаю, что ты сама не хотела ее трогать. Но почему ты не сказала доне Ортенс, чтобы она ее выкинула или запылесосила? – спрашивает мама.
– Я забыла, – кротко отвечает Приша.
Мама тяжело вздыхает, заходит в ванную и отрывает большой кусок туалетной бумаги.
– Ладно, – говорит она, – пойдем, я сама ее выкину. А ты сразу смени наволочку.
Приша нехотя плетется за ней.
– Она не дохлая! – внезапно говорит Приша, когда мама с выражением крайней брезгливости на лице наклоняется к бабочке.
Мама выпрямляется и удивленно смотрит на Пришу.
– Она не дохлая, – упрямо повторяет Приша. – Она просто спит. Не трогай ее.
Мама беспомощно комкает в руке туалетную бумагу.
– Приша, детка…
– Не трогай! Это моя бабочка! Она просто устала и спит!
Мама берет подушку, на которой лежит бабочка, и поворачивается к Прише.
– Конечно, дох… – мама осекается, – мертвая. Посмотри, она же пустая внутри.
Приша, не веря своим глазам, смотрит на бабочку. Бабочка абсолютно, непоправимо мертва. Тонкое сухое тельце сломано пополам, и видно, что внутри бабочки ничего нет.
– Может, – чувствуя, что ей становится трудно дышать, говорит Приша, – может, она вылупилась и улетела?
Приша понимает, что сказала страшную глупость, – это бабочки выводятся из гусениц, а из самих бабочек не выводится никто… но мама ничего не говорит. Мама молча открывает окно и стряхивает останки бабочки под дождь. И только потом обнимает Пришу и крепко прижимает ее к себе.
– Конечно, солнышко, – шепчет она. – Конечно, она вылупилась и улетела. Хочешь, в субботу съездим в гости к Сильвии? Ее собака родила щеночков, и она обещала подарить нам самого шустрого.
Приша кивает и всхлипывает.
* * *Из одеяла Приша сделала палатку и теперь сидит в ней, нахохлившись. Сильный запах корицы и мучительный зуд в спине не дают ей уснуть.
Посидев с полчаса, Приша осторожно выбирается из кровати, включает свет и подходит к зеркалу. Очень медленно расстегивает пижамную курточку. Снимает и поворачивается к зеркалу боком.
Крылья еще совсем маленькие и какие-то мокрые. Но уже сейчас видно, что они будут изумительного цвета – цвета золотистого океанского песка.
Кузина Оливия и разбитая чашка
25 декабря. 0 часов 05 минут
– Кому этот подарок? – спрашивает дона Элса, поднимая повыше что-то маленькое и мягкое, обернутое в красную бумагу и украшенное кривоватой самодельной розеткой.
Зе Педру уже оставил надежду разглядеть хоть что-нибудь сквозь шерстяной клетчатый шарф, которым ему завязали глаза, и теперь хочет помучить остальных. Он нарочно тянет паузу, картинно чешет в затылке, глубоко вздыхает и хмыкает со значением, пока все семейство ерзает от нетерпения на стульях.
Филипа не выдерживает первой и пинает брата под коленку.
– Мама! – вопит Зе Педру, с готовностью стаскивая шарф с головы. – Скажи ей!!!
– Нет, мама, ты ему скажи! Он же над нами издевается! – возмущается Филипа.
– Дети! Дети! – нервно вскрикивает дона Элса, потрясая свертком. – Немедленно успокойтесь!
Жука, которой давно пора спать и которой разрешили дождаться подарков только с условием, что она не будет капризничать, страдальчески кривится. Ей очень хочется присоединиться ко всеобщему ору, но она боится, что ее тут же отправят в постель, а стеклянная лягушка, которую Филипа купила для нее на ярмарке, будет вынуждена просидеть еще целую ночь в пустой и темной коробке. Стоит Жуке подумать о том, как грустно и одиноко будет бедной лягушке, слезы сами собой начинают капать у нее из глаз, и, не в силах больше крепиться, Жука заходится горестным ревом.
Все немедленно замолкают, даже запертый в спальне спаниель Пирусаш прекращает лаять. Дона Элса отбрасывает красный сверток, берет Жуку на руки и начинает тихонько ее укачивать.
Суровая Филипа тщательно обматывает шарфом голову присмиревшему Зе Педру.
Профессор Энрик Карвальу откладывает газету, которой он отгородился было от скандала, и только кузина Оливия даже не пошевелилась – сидит прямая как палка и мелко трясет своими седенькими буклями.