Путь наверх - Джон Брэйн

— Вы хотите сказать, что советник Браун…

— Ничего подобного я сказать не хочу,— быстро перебил меня он.— Я вовсе не имею в виду советника Брауна. Я сказал лишь, что мы с ним вместе ходили в школу и что я не просто шапочно с ним знаком. А вы, насколько мне известно, сталкиваетесь с советником Брауном только во время нашего отчета и всего видели его здесь раз или два.

— Я отлично помню его. Этакий бодрячок. Только уж слишком переигрывает, подделываясь под грубоватого йоркширского дельца.

— Между нами говоря, он действительно переигрывает,— хихикнул Хойлейк.— Но он отнюдь не дурак. Выбился в люди из низов, из самых низов. Я неоднократно беседовал с ним о вас. Говорил ему, что вы подаете большие надежды. И очень умны — достаточно умны, чтобы уловить суть дела без всяких ненужных эмоций.— Он предложил мне еще сигарету. Я заметил, что портсигар у него серебряный.

— Не знаю, насколько я умен, мистер Хойлейк,— сказал я,— но понял я все.— И заставил себя улыбнуться.

— Прекрасно, прекрасно. Представим себе в таком случае, что разговор наш носит отвлеченный характер. Скажем, перед вами лектор в летней школе… Советник Браун, раз уж вы о нем заговорили, человек очень богатый. Он пользуется немалым влиянием. И к тому же — очень волевой. Как вам известно, он председатель аттестационной комиссии. Он инженер и любит, чтобы все вокруг шло гладко, как в хорошо налаженной машине. Он на двадцать лет вперед наметил, как должна сложиться его жизнь и жизнь его семьи — во всех подробностях. И если кто-то встанет ему поперек дороги, он будет беспощаден.

В комнате было очень темно; Хойлейк включил настольную лампу. По сравнению с небольшой лужицей желтого света его стол красного дерева казался огромным — точно операционный. Кожа на лице мистера Хойлейка походила на сухой пергамент, от ноздрей к углам рта протянулись резкие морщины. Я почувствовал себя жалкой пичужкой рядом с ним, и мне стало страшно; потом вдруг освежающая волна гнева нахлынула на меня.

— Очевидно, мне следует искать работу в другом месте,— сказал я.

— С чего вы это взяли, мой милый? — Он шутливо погрозил мне пальцем.— Боюсь, что вы слушали меня не совсем внимательно. Мне кажется, я всячески подчеркивал, что считаю вас превосходным работником, хотя — и это я тоже подчеркнул,— вопрос о вашем повышении пока не встает. Если ваш непосредственный начальник, мистер Херрод, получит новый пост, тогда другое дело… Но пусть это останется нашим маленьким секретом: посмотрим, как будут развиваться события…

Я вспомнил высокомерное лицо миссис Браун, большой, сияющий праздничными огнями особняк на Тополевом проспекте, сверкающую красную машину Джека Уэйлса, его университетское произношение… Я снова стоял на улице, прижавшись грязной мордашкой к стеклу витрины: я потерял заветную монетку, мне уже не купить того, что я так хотел, и лавочник гонит меня прочь.

— У вас ведь нет девушки в Уорли, правда, Джо? Вы здесь ни за кем, как говорится, не ухаживаете?

— Еще успеется,— сказал я.

— Хм-м. Вы должны нравиться женщинам. А это иной раз сущее проклятье. Вы можете попасть в трудное положение. Конечно, вам пора бы уже подумать о женитьбе. Ранняя женитьба — это великое дело. У мужчины появляется чувство ответственности, конкретная цель, ради которой стоит работать.

— Вы совершенно правы,— сказал я, стараясь, чтобы в моем тоне не чувствовалось злости.— И потом — женатого человека легче держать в руках.

— Вы как будто рассердились? — с укоризной заметил он.— Кстати, вы будете на городском балу?

— Наверное,— сказал я.— При условии, что смогу достать фрак напрокат.

— На городском балу будут премилые девушки.— Он сложил губы в слащавую улыбку.— Я вас с кем-нибудь познакомлю.

— Я собираюсь пойти туда не один.

— Весенний семестр кончается пятнадцатого,— сказал он.— А бал назначен на двадцать пятое.

— Я не вполне понимаю, какая тут связь.

— Ну, ну.— Он улыбался, но глаза его были серьезны.— Вы отлично все понимаете, Джо. Я хочу уберечь вас от лишних трат. Вы ведь не берете пиво с собой в пивную, не правда ли? — Он посмотрел на свою пустую чашку.— Пожалуй, я выпью еще.

Я поднялся.

— Я скажу Джун.

— Нет, я позвоню, чтобы нам обоим принесли по чашке,— сказал он.— Не уходите, Джо. Я еще не кончил.

Я был рад выпить вторую чашку: во рту у меня пересохло, а язык словно распух и, казалось, с трудом умещался в нем.

— Совсем как у Чехова, правда? — неожиданно заметил он.— Сидим, пьем чай и беседуем о жизни… Только, к сожалению, без зрителей. Надеюсь, вы меня понимаете?

Я рассмеялся. Смех мой прозвучал хрипло, принужденно, и я осекся.

— О, конечно. Наш разговор доставил мне большое удовольствие, мистер Хойлейк. И я запомнил, что вы сказали: на балу будет немало премилых девушек.

— Правильно,— одобрительно кивнул он,— вот это правильно. Я не часто говорю такие слова, Джо, но вас ждет большое будущее.

— А вы, однако, долгонько пробыли у фюрера,— заметил Тедди Сомс, когда я вернулся.— Не очень распекал?

— Совсем наоборот,— сказал я.— Беседа протекала в самой сердечной атмосфере.— Я зевнул: мною овладела вдруг такая усталость, что, казалось, я мог бы заснуть прямо на полу.

— Ну, бросьте! — сказал он.— Не затем же он держал вас целых двадцать пять минут, чтобы вести дружескую беседу. Я не всегда верю вам, Джозеф. О чем же вы все-таки говорили?

— О женщинах,— сказал я.

18

Вечером по дороге домой я зашел в аптеку, чтобы купить лезвия для бритья. Хозяин, высокий сухопарый человек с лицом сердитого старшего сержанта, беседовал о политике с покупателем — толстяком, похожим на торговца шерстью. Аптекарь знал, что я работаю в муниципалитете, и, здороваясь, назвал меня по фамилии. (Он знал фамилии почти всех своих покупателей, чем в известной мере объяснялось его преуспеяние.) — Добрый вечер, мистер Лэмптон! В каком положении городские финансы?

— Мы вполне кредитоспособны,— сказал я.

— Чего нельзя сказать обо всей стране,— мрачно буркнул толстяк.

— Что верно, то верно, Том.— Лицо аптекаря побагровело от гнева.— На все введены карточки и лимиты, ни одно обещание не выполнено. Можно подумать, что они нарочно все делают, чтобы разорить предпринимателей. Куда делась наша свобода? Уинни был прав: мы живем под пятой гестапо.

Помощник аптекаря кончил завязывать большой пакет для толстяка.

— Вы совершенно правы, мистер Роббинс,— сказал он.— А посмотрите на подоходный налог…

Это был крупный сорокалетний мужчина, почти с меня ростом. Я вспомнил, как однажды он сказал мне, что работает у Роббинса уже двадцать лет. Он явно принадлежал к числу тех, не имеющих специальности, простаков, которым приходится выполнять всю черную работу, причем в самые неурочные часы. На бледном лице его застыла вечная улыбка; привычка к покорности ссутулила широкие сильные плечи.

— Вы правы, мистер Роббинс,— повторил он.— Совершенно правы.— Он улыбнулся еще шире и кивнул в подтверждение своих слов. Но хозяин и покупатель будто не слышали его, хотя стояли совсем рядом.

Я вышел из магазина с весьма неприятным чувством. И как только он терпит все это? Он продал себя, а за какую цену? Фунтов семь в неделю, и никакой уверенности в завтрашнем дне: он полностью зависит от хозяина, а хозяин этот невежествен, груб и мелочен. Тут я вспомнил о своей беседе с Хойлейком и подумал, что, собственно, между мной и помощником аптекаря нет особой разницы. Да, конечно, я получаю больше, у меня лучшие условия труда и больше гарантий на будущее, но в основном положение наше почти одинаково. Мой хозяин лучше воспитан, чем Роббинс, и имеет надо мной меньше власти, но все же он остается моим хозяином. Просто моя цена чуть выше — вот и все.

Дождь продолжал лить; я направился к остановке и сел в автобус. Внутри пахло мокрой одеждой и табачным перегаром; все места были заняты. Я прошел вперед и так углубился в свои мысли, что, только когда мы уже подъехали к Орлиному шоссе, заметил, как далеко от выхода я стою. С трудом протискавшись, я наконец выбрался из автобуса — пальто мое было помято, я тяжело дышал. Подняв воротник и придерживая шляпу, я шел навстречу дождю и ветру, как вдруг увидел «остин» Боба Стора, заворачивавший за угол на шоссе Сент-Клэр.

После чая я позвонил ему.

— Ну как насчет завтра? Приходить к вам, Боб?

— Не знаю… Подождите минутку, Джо.— По его тону ничего нельзя было понять.

— На прошлой неделе вы же сами просили прийти.

— Да, конечно. Сейчас спрошу у Евы.

Я ждал. Сердце у меня бешено колотилось от злости: я уже знал, что услышу.

— Мне очень жаль, старина,— сказал Боб,— но Ева пригласила на завтра кое-кого из друзей. Между нами говоря, по чисто деловым соображениям. Она начиталась статей о том, как помочь мужу сделать карьеру. Я лично с удовольствием ушел бы куда-нибудь: эти люди до того скучны, просто сил нет. Но что с ней поделаешь? Как-нибудь в другой раз, хорошо? И во всяком случае, теперь с каждым днем становится все теплее.— Он засмеялся, как мне показалось, злорадно.— Передайте привет Сью,— сказал он.— Ева тоже ей кланяется. Извините, если мы расстроили ваши планы, Джо.