Приговор - Отохико Кага

— Гы-гы-гы…

Ота приблизил к нему лицо. Что он хочет сказать? Тикаки вгляделся в него, пытаясь прочесть мысли. Глаза беспокойно бегали, будто Ота хотел и не мог открыть какую-то тайну. Тикаки вдруг вспомнил, как однажды он тихонько прошептал ему в самое ухо: «Тут есть один тип, Кусумото. Такой задавака из Токийского университета. Он здесь уже давно, второй по старшинству среди приговорённых. Говорят, он до сих пор жив только потому, что его братец дружок министра юстиции. Вот так-то. Можно себе представить, какую уйму денег они на него угрохали. Потому-то за ним и не приходят. Наш надзиратель и тот перед ним лебезит. Точно!» Потом, почти прижав губы к уху Тикаки, Ота добавил: «Он в соседней со мной камере. Вы ему меня не выдавайте. А то мне житья не будет. Если он на меня озлобится, всё, мне кранты». Наверное, это было осенью, потому что к концу года его перевели в камеру, соседнюю с Коно. Теперь Ота, очевидно желая доставить Тикаки удовольствие, часто сплетничал о заключённых нулевой зоны, но голос понижал только в тех случаях, когда говорил о Кусумото. У Тикаки не было возможности проверить, действительно ли брат Кусумото приятельствует с министром юстиции, ему казалось это маловероятным, но, так или иначе, он заинтересовался Кусумото, которого обитатели нулевой зоны, судя по всему, считали неординарной личностью. О нём говорили как о человеке интеллигентном, авторе нашумевшей книги «Ночные мысли», заключённые же обвиняли его в высокомерии, считали надутым снобом, который кичится своей учёностью, из-за чего даже надзиратели не позволяют себе с ним фамильярничать. Ота особенно подчёркивал материальное благополучие Кусумото. «Кусумото у нас богатей, куда до него голодранцам вроде меня. Что я — у меня в кармане пусто, вот добился разрешения и тружусь целыми днями с утра до вечера, сижу, не разгибаясь, над этими багажными ярлыками, чтобы хоть чуток подзаработать, а только и хватает, что на сладости. А к нему на свидания мамаша без конца шляется и притаскивает всякую всячину — то тебе свитер, то консервы, то книги. Небось и карманных денег он получает до черта. Станет он якшаться со всякой шантрапой! Ему не надо целыми днями гнуть спину, выполняя дурацкую работу, которую нам швыряют как собаке подачку. Я, доктор, родился бедняком, приходилось мне несладко, а денег хотелось ужасно, вот я и сделал то, что сделал, и в конце концов попал сюда. Вот бы раздобыть побольше деньжат! Ну хоть бы разок в жизни, но много. Так охота пожить в своё удовольствие, не занимаясь этой гнусной работой». Тикаки взглянул на часы. 11.26. Ота сидит, опустив голову, и молчит. Тикаки поднялся на ноги и стал ходить по комнате, чтобы хоть немного согреться. Он вспомнил о Кусумото, которого осматривал недавно. Он ожидал увидеть кого-то похожего на студента, а перед ним стоял немного полноватый мужчина средних лет. Может быть, близорукий, во всяком случае, он щурился, когда что-то рассматривал. Приветливая улыбка, учтивые манеры и вместе с тем явное стремление держать дистанцию. Только иногда мгновенно пробегающая меж бровями морщинка выдавала его недовольство или внутреннее несогласие. Интересно, что на самом деле чувствовал этот человек, почему сегодня он вдруг решил обратиться к врачу? Сам напросился на приём — якобы страдает головокружениями, — но при этом отказался от выписанных лекарств, заявив, что они ему не нужны. «Я справлюсь сам. Мне кажется, что если очень постараться, то можно обойтись и без лекарств», — сказал он напоследок. Зачем было тогда обращаться к врачу?

— Гы-гы… — опять начал Ота. — Гы-гы-гы…

Тикаки посмотрел на часы. 11.27. Прошло уже пять минут.

— Гы-де… я? — раздельно произнёс Ота.

Тикаки улыбнулся. Не зря он запасся терпением. Повернувшись к Оте, он, точно воспроизводя его интонацию, сказал:

— А — ка-ак — ты-ду-ма-ешь? Гы-де — ты?

Ота пожал плечами.

— Не знаешь? Ну, тогда скажи — к-т-о я?

— Доо-кто-р.

— Правильно. А как меня зовут? Как моё имя?

— Доктор Та… Та-ки.

— Ну, как же так? Я совсем не доктор Таки. Нехорошо. А теперь скажи мне — к-т-о т-ы? Как тебя зовут?

— О… О-та… Рё… саку.

— Глупости! Рёсаку Ота — твой дядя, которого ты ненавидишь, так? Помнишь, ты ещё ругался, говорил, что он-то и втянул тебя в это дело. Не помнишь? Ну, Ота, не может быть, чтобы ты не знал собственного имени. Ну, давай ещё раз попробуем. К-а-к т-е-б-я з-о-в-у-т?

— Рёсаку Ота.

— Стой-ка, стой-ка… — вдруг истошно завопил Тикаки, потом, скрестив руки на груди, принялся, раскачиваясь всем телом, мерять быстрыми шагами палату. Время от времени он пинал стену носком ботинка. Он чувствовал, как кровь приливает к мозгу и его клетки активизируются, получая приток новой энергии. Интересно, Ота нарочно отвечает неправильно или это симптомы какой-то болезни? Симулирует он или действительно болен? Вдруг в его голове сложился нужный вопрос, и он пристально посмотрел на Оту.

— Сколько будет, если к двум прибавить три?

Ота задумался. Тикаки повторил тот же вопрос ещё раз.

— Шесть.

— Ладно, попробуем ещё разок… — Прижимая к груди руки и строго глядя на Оту, Тикаки спросил снова: — Сколько будет пять и три?

— Семь.

— Ха-ха, вот оно что. Ну конечно, — засмеялся Тикаки и тут же задал следующий вопрос: — Где ты родился? О-т-к-у-д-а т-ы р-о-д-о-м?

— Из Гу… Г-у-м-м-ы.

— Ах из Гуммы. Не из Нагано, а из Гуммы. Всё дальше и дальше от правильного ответа. Ты хочешь сказать, что твоё имя Рёсаку, а не Тёскэ, что три и два это шесть. Ты прекрасно знаешь правильный ответ, но нарочно говоришь неправильно. Твоё состояние подталкивает тебя к неверному ответу. Да не Ганзер ли у тебя?

По всем признакам Ота страдал синдромом, описанным ещё в прошлом веке немецким медиком Ганзером. Этот худосочный смертник — всего лишь один из ряда типичных случаев, описанных в медицине. Он тут же перестал быть отдельной личностью, утратил свою самобытность, превратившись в носителя синдрома, названного чьим-то именем. Тикаки вдруг ощутил удивительное спокойствие, знакомое всем психиатрам, которым удаётся вот так вдруг поставить диагноз. Он попытался точно вспомнить, что было написано в учебнике. В 1898 году врач по имени Ганзер выявил четыре случая странного поведения заключённых. Заключённые, которые до сих пор не проявляли никаких признаков слабоумия, вдруг в один прекрасный день перестают отвечать на простейшие вопросы. Они вроде бы понимают суть вопроса, но нарочно дают неправильные ответы. В таких случаях ошибки ответах бывают самые дурацкие, но в целом ответ соответствует вопросу. Наблюдается что-то вроде помрачения сознания, у заключённых возникают симптомы пуэрилизма: они как будто впадают в детство, речь у них тоже становится совсем как у детей. Что касается физических признаков, то непременно наблюдается извращение чувствительности кожи, и особенно часто болевая адаптация. Но все эти симптомы носят, как правило, непродолжительный характер: больной сравнительно быстро возвращается к нормальному состоянию. Короче говоря, синдром Ганзера — это вид реактивного психоза, возникающего чаще всего в тюремном заключении.

— Точно. Неужели у тебя Ганзер? Ну да.

Теперь Тикаки скрестил руки за спиной и, как это делал его университетский профессор Абукава, выпятил грудь и немного склонил голову набок. Это укрепило его уверенность в себе. Да, у этого человека есть все признаки синдрома Ганзера. Он никак не реагировал, когда его щипали за ляжку, то есть налицо «болевая адаптация», он нарочно давал нелепые ответы и вёл себя как ребёнок — это тоже явный Ганзер. А раз это Ганзер, то приступ должен быть «непродолжительным, больной сравнительно быстро вернётся к нормальному состоянию», Так что беспокоиться нечего. Его надо оставить в покое, и он постепенно придёт в себя.

В дверь постучали. Вошёл санитар с обедом на алюминиевом подносе. Потом в дверь заглянул Ямадзаки.

— Поставьте еду на стол. А вы знаете, я всё понял. — И Тикаки улыбнулся, по-прежнему держа руки за спиной.

— Да? — Ямадзаки робко вошёл в палату и тут же набросился на санитара: — Ну что стоишь, глаза вылупил. Давай, вали отсюда.

— У Оты Ганзер!

— Да? — Старик захлопал желтоватыми глазами.

— Считается, что это своеобразная реакция на лишение свободы, часто наблюдается у заключённых. Вам не случалось видеть ничего подобного?

— Да нет, пожалуй, я…

— Вот как? — благодушно сказал Тикаки. — Ну, на самом-то деле, я тоже сталкиваюсь с таким случаем впервые. Но они описаны в литературе.

— Приказать санитару, чтобы он его покормил?

— Покормил? Да нет, пожалуй, не стоит. Проголодается, сам поест.

Тикаки вытолкал Ямадзаки в коридор и, выйдя за ним следом, прошептал:

— Этот синдром Ганзера одна из разновидностей тюремного психоза. Через некоторое время он придёт в себя, будто проснётся.