Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ночи?
– На улице светло! Ты что, не видишь?!
Мария Кирсанова со вздохом сожаления оторвалась от мольберта. Как же она соскучилась за те несколько дней, что не брала в руки кисти и краски! И вот вам результат: творческий запой. Она критическим взглядом окинула картину на мольберте. А хорошо получилось! Живенько так, со вкусом. Маруся протяжно зевнула:
– Ах, уже утро!
– Ты что, не ложилась?
– Сейчас лягу. С тобой, корнет. Мне до зарезу нужно расслабиться.
Она отбросила кисть и потянулась к нему. Эдик невольно поморщился: неубрано, грязно, на кровати тарелки с остатками еды, немытые чашки загромождают стол. Каждый раз наливая себе что-нибудь, кофе ли, спиртное, Маруся брала чистую посуду. Ее в доме уже не осталось.
– А помыть тарелки нельзя?
– Фу, какой ты зануда!
Она переставила грязные тарелки на стол, разлеглась на кровати и вновь широко зевнула:
– Ну, как наши дела?
– Ты будешь смеяться.
– Что ж, повесели меня. Чес слово, я нуждаюсь в разрядке. Устала.
– Ты помнишь, с нами в поезде ехала некая Майя?
– Дочь завуча? А ты и имя запомнил? – прищурилась Маруся. – Ну, корнет! Ты бабник!
– Ты забыла сумочку в ее вагоне, она ее подобрала. Получилось так, что у девицы украли на вокзале документы она заметалась и попала под колеса машины, на которой ехала тебя встречать тетя Нелли.
– Я никого не просила меня встречать, – насторожилась Маруся.
– Надо знать тетю Нелли! Короче, в чемодане у Майи нашли сумочку с письмами твоего отца и блокнот. И девицу приняли за тебя.
– Да ну? – приподнялась на локте Маруся.
– Она до сих пор живет в доме Листовых как Мария Кирсанова.
– Не верю! Чтобы Майка выдала себя за меня… Не верю.
– Тем не менее.
– Тогда я немедленно еду туда! Будет шоу! Корнет, я хочу повеселиться!
– Но тебе нельзя там показываться!
– Это еще почему?
– Твой брат убит.
– Что?!
– Что слышала. Его застрелили. А девицу застали у трупа с пистолетом в руке.
– Не верю! Уж в это точно не верю! Она и муху не способна прихлопнуть! Тихоня, отличница. Зануда жуткая.
– Лучше бы эту зануду теперь обвинили в убийстве. И тогда на сцену выходишь ты.
– Не поняла?
– Тебе достанется все, поняла? И это будет настоящий сюрприз! А пока пусть пребывают в неведении.
– Да ты что, корнет?!
– Но сначала мы поженимся.
– Знаешь, меня что-то сомнения берут.
– По поводу?
– А надо ли нам жениться?
– Послушай, мы же все решили! Я люблю тебя, ты любишь меня.
– Тогда зачем жениться? Я хочу туда поехать!
– Ты хотя бы представляешь, что там творится? Полиции полно! Всех допрашивают, расспрашивают.
– Да?
– Ты устала, милая. Ляг, поспи. Хочешь выпить?
– Выпить? Хочу!
– Я тебе сделаю мартини с соком. Идет?
– Да.
– А потом мы займемся сексом.
– Здорово! Я по тебе соскучилась!
– Я сейчас принесу выпивку.
Он бросился на кухню, смешивать коктейль, пока она не передумала. Хорошо, что в доме у Листовых часто употребляют снотворное. Пусть Марусенька спит долго, сладко и крепко-крепко. Как хочется сыпануть в стакан все таблетки из пузырька! Но не время еще, надо подождать, как будут развиваться события. Со смертью отца ценность Маруси возросла ровно вдвое. Теперь она – единственная наследница. Придет время, и судьба Маруси Кирсановой решится. А пока пусть просто спит.
А ему тем временем надо заняться делом.
Тремя часами позже
Эдик поднимался по лестнице, стараясь не дышать. В подъезде старой пятиэтажки стоял мерзкий запах. Пахло кошачьей мочой, нечистотами, на обшарпанных стенах любители народного фольклора изощрялись кто как мог. Эдуард Оболенский шел и думал о человеке, с которым ему предстоял серьезный разговор. С уголовниками трудно иметь дело. Запугать их сложно. Подкупить? Но чем? Этот просто матерый преступник. Три ходки, большая часть жизни прошла за решеткой. Сколько же ему теперь? Около пятидесяти? Эдик решительно нажал на оплавленную кнопку звонка.
Дверь ему открыл старик. Весь в морщинах, похожий на шарпея, шаркающий ногами, больной, беззубый старик.
– Сергей Петрович? – откровенно удивился Эдик.
– Да.
– Кувалдин?
– Он самый.
– У меня к вам дело. Надо бы поговорить.
– Парень, у тебя на чекушку не найдется? Выпить бы мне. Опосля побазарим.
– Хорошо. Одна нога здесь, другая там, – Эдик полез в карман за деньгами. – Если не вернешься в течение пятнадцати минут, не получишь на пол-литра.
– Я мигом! – засуетился Кувалдин. – Я, парень, мигом!
Эдик усмехнулся: и этот человек должен признаться в своем отцовстве! Будто бы отвратительный тип, похожий на бомжа, способен произвести на свет красавца и повесу, любимца всех женщин мира Эдуарда Оболенского! Но чего только не сделаешь ради денег! Надо во что бы то ни стало доказать, что они с Марией Кирсановой не родственники. На тете он жениться не может. А это, между прочим, вариант. Стать законным мужем Марии Кирсановой, потом ловко от нее избавиться и больше не думать о деньгах до конца своих дней. И этот вариант тоже надо отработать до конца. Убить девчонку сейчас – толку мало. Эдуарду Оболенскому хотелось заполучить все состояние Листовых. Не делиться ни с кем.
Он сидел в крохотной однокомнатной квартирке, как всегда, шикарно и стильно одетый, побрызганный дорогим одеколоном, стараясь пореже дышать. Какая же здесь нищета! Но именно из этой нищеты, как птица Феникс, должен возродиться и воспарить к самым небесам миллионер Эдуард Оболенский.
Он еще не знал, что разговор предстоит долгий и трудный. Не знал, что новость о смерти Георгия Эдуардовича Листова произведет на Кувалдина сильное впечатление. И начнется нудное выяснение отношений. Эдуард был уверен, что проведет в этой убогой квартирке не больше десяти минут. Потому и улыбался. В последнее время Фортуна наконец повернулась к нему лицом.
Дверь Кувалдин за собой запирать не стал, в самом деле, что тут красть? Вошел, сорвал с чекушки винтовую пробку и жадно приник к горлышку. Хоть Эдик ни на мгновение не сомневался, что его отцом был Георгий Эдуардович Листов, а не этот бомж, сердце красавца отчего-то вдруг сжалось, и на душе стало тоскливо.
А вдруг это правда?
Отделение полиции в одном из районов Москвы
– Здравствуйте.
– Добрый день, гражданка. Что вы хотели? – Дежурный внимательно посмотрел на женщину средних лет с заплаканным лицом.
– У меня пропала дочь.
– Когда пропала?
– Она уехала двадцать первого июня в Москву поступать в театральный институт, потом позвонила мне спустя несколько дней, сказала, что все в порядке.
– С чего же вы взяли, что она пропала?
– Вот.
Женщина достала из сумочки плотный конверт:
– Это пришло мне по почте. Ценной бандеролью. Ее документы.
– Ну и что?
– Как вы не понимаете! Это же ее документы! Майины! А она где?
– В институте, должно быть.
– Но как она может поступать в институт без документов?!
– Вы, гражданка, успокойтесь. Разберемся. Когда, говорите, она вам звонила?
– Последний раз – вчера. Но я не взяла телефон.
– Почему?
– Потому что это не Майя.
– А почему вы так думаете?
– Моя девочка никогда не врет. Кто-то ее похитил, а мне звонит, чтобы успокоить. Даже голос похож. Но не ее. Какой-то хриплый, гораздо ниже, чем у моей девочки. Если это и она, то явно не в себе. Ее заставляют мне звонить. Я второй день в Москве. Обзвонила все гостиницы. Майи нигде нет. И не было. Не регистрировалась. Она пропала. И в институте я побывала. Она не подавала документы. Объявите ее в розыск! Срочно!
– Рановато заявление подавать, гражданка. Найдется ваша дочка. Тем более она вам по телефону отвечает.
– Да я же вам говорю, что это не она! Я уже все больницы обзвонила и морги! Девушку с такими приметами, как у моей дочери, нет нигде! Не числится ни в живых, ни в мертвых! Она просто исчезла! Ее продали за границу, в публичный дом! Похитили и продали!
– Гражданка, успокойтесь. Может, водички?
– Могу я написать заявление? Вы найдете ее?
– Хорошо, пишите. Скорее всего, украли у нее документы. Потом бросили на улице, кто-то нашел, да и выслал вам. Адрес-то в паспорте указан. Значит, Николаева Майя Андреевна. Сколько ей лет, говорите?
– Девятнадцать. Может, надо дать фотографию на телевидение? Я заплачу. Я найду деньги. Я пойду по электричкам, по поездам… Скажите только, что надо делать. Я просто места себе не нахожу!
– Все будет в полном порядке. Звонит – значит, жива. Дайте-ка мне телефончик.
– Вот, – женщина протянула мобильный телефон. – Звоните сами, я не могу.
На какое-то время она оцепенела, словно в ожидании приговора.
– Не отвечает… Ну, ничего, перезвонит.
– Кто-то перезвонит, – горько сказала женщина. – Только это не Майя.
– Как вас зовут? – мягко спросил мужчина в форме.
– Вероника Юрьевна.
– Разберемся, Вероника Юрьевна. Во всем разберемся.