Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

пальбе, которую устроили партизаны, стреляя без передышки из трофейных ружей и пулеметов, им казалось, что на них напали более двух сотен врагов. Партизаны отступили за мост, и, когда солдаты полка бегом ринулись по нему, – прогремел мощный взрыв, разнесший в щепки ветхое строение из подгнивших бревен и нанесший большой урон наступавшим. Подоспевшие кавалеристы не решались пересекать по тонкому льду коварную реку, но приказ рассвирепевшего командира полка полковника Тоямы погнал их на другой берег, при этом несколько всадников провалились под лед, что создало очередную заминку и позволило разведчикам далеко оторваться от неприятеля.

– А что, славную школу мы устроили чертовым островитянам, – с хохотом воскликнул Тимоха. Он восседал на нартах, где установил хитрую приспособу. Тимофей оказался изобретательным парнем. Он закрепил на деревянном каркасе два десятка ружей и привязал к спусковым крючкам бечевки. Потянув их разом, он делал залп, а дергая по порядку, – открывал беглый огонь.

– Ну ты голова! – похвалил его Аргунцев. – На что Сенька хитер, а ты и его обскакал.

Тимоха зарделся от гордости и воскликнул:

– Ничего, Андреич, мы им еще не такие фортеля выкинем, дай срок!

Японцы стремились отомстить коварным русским, и кавалеристы во главе с командиром полка Тоямой и двумя сотнями пешцев на санях двинулись по следу партизан.

Штаб японского полка располагался на окраине села, вдали от моста. Тояма вышвырнул из большого, рубленного из толстых бревен дома его хозяина, зажиточного мужика Павла Парфенова, державшего факторию, в коей был обширный лабаз, где он скупал у охотников пушнину, женьшень, не брезговал и иным незаконным товаром. Японцы избили Павла, когда он хотел умолить полковника позволить ему собрать вещи и переселиться к родственникам. Самым страшным было то, что они изнасиловали его жену и разбили голову прикладом семилетнему сынишке, когда тот бросился защищать родителей. Мальчик выжил, но стал заикаться и постоянно болел.

Парфенов оставил родным ребенка и полуобезумевшую от стыда и горя жену и ушел к партизанам. Он подробно обрисовал внутренний план помещений дома, который состоял из пяти комнат. Несколько корейцев, во главе которых был приятель Арсения Миша Канн, переодевшись в японские мундиры и тулупы, нацепив войлочные маски, тихо обезвредили двух часовых. Третий часовой находился на вышке у пулемета. Ловкий как барс владивостокский кореец Александр Эм стремительно взлетел по лестнице и, метнув нож, упокоил пулеметчика. Партизаны вломились в штаб и, перестреляв из револьверов дежурного офицера и троих солдат, разбили стекла шкафа, где было установлено знамя полка, а затем, выбравшись из окна, ведущего в сад, были таковы. Оставшиеся в селе японцы, заслышав выстрелы, кинулись к избе, но Саня Эм открыл по ним огонь из пулемета, а когда те залегли, спрыгнул в сугроб и присоединился к своей группе. Оставшись без кавалерии, самураи не смогли преследовать отважных корейских партизан. Они, в бессильной злобе, долго стреляли в темную стену вековой тайги.

Полковник Тояма упорно преследовал дерзких русских. Ему казалось, что он вот-вот настигнет врагов. Порой ему были видны замыкавшие бегство таежники. Он представлял, с какой радостью он напоит свой доблестный самурайский меч вражеской кровью, а в живых оставит лишь нескольких пленных, чтобы, допросив их, предать наглецов мучительной медленной смерти. Он даже видел, как будет выглядеть его рапорт командованию и какие награды ждут его после разгрома русских.

Ему была не знакома старая русская притча о лисе и зайце, который сумел так ловко убегать от хищника, что лисица застряла меж двух берез. Как истинный японец, он считал лис оборотнями, а зайцы были ему нестрашны.

Партизаны под командованием Аргунцева заманивали противника в ловушку. Взорванный мост и тонкий речной лед не позволяли неприятелю применять полевую артиллерию, поэтому основные силы отряда во главе с Рудным поджидали мстительных самураев в удобном для засады месте.

Полковник Тояма был опытным офицером. Несмотря на азарт погони, он выслал вперед дозор. Когда перед преследователями возникло русло замерзшего ручья, проходящее между двумя скалистыми гребнями, он остановил своих воинов и стал дожидаться, пока разведка не осмотрит лежащий перед ними путь. На душе стало неспокойно. Неясная тревога закралась в мужественное сердце ветерана колониальных войн. Время тянулось нестерпимо медленно. В таежной чаще глухо ухал филин, зловеще прокаркал ворон, а разведка все не возвращалась.

Внезапно угрюмые пугающие звуки векового леса прервала трескотня винтовочных выстрелов. Стреляли как из русских, так и японских ружей.

– Наша разведка вступила в бой с лесными бандитами, – воскликнул полковник, – вперед, пора покончить с этими разбойниками!

Японский офицер не знал, что его разведчики уже уничтожены, а из японского оружия палят сами партизаны.

А случилось это так. Еще до нападения на полк, Арсений, с согласия Аргунцева, провел некоторую предварительную подготовку. Он с товарищами что-то долго мастырил в партизанской кузне. Затем они ездили по окрестностям и чего-то выискивали.

Японские дозорные, опасливо озираясь, медленно двигались по тропе между скал. Унтер-офицер Када был опытным разведчиком. Он воевал с повстанцами в Корее, Китае и на островах Индокитая. Уловки тамошних врагов были ему известны. Русские же предпочитали открытый бой, поэтому он опасался нападения конных партизан и готов был в случае опасности подать сигнал и броситься под защиту основных сил полка. Двое бойцов передового дозора ехали впереди, он в центре, еще двое солдат замыкали группу. Когда проход стал шире и разведка стала выезжать на ровное место, у унтера слегка отлегло от сердца. Вдруг случилось нечто, чего Када так и не успел понять. Снег неподалеку от первого дозорного вздыбился, и что-то темное в клубах снежной пыли смело двух ехавших впереди солдат с седел. Сердце отважного самурая пронзила острая боль.

Готовя партизанские хитрости для засады, Сеня вспомнил историю из своей ранней юности. В Хабаровске тогда свирепствовал городовой Гуменюк. Он частенько избивал беспризорников и простых работяг, обирал пьяных, забирал у торговцев продукты на рынке и бросал за решетку всех, кто ему перечил. При этом сам он был злобным грубым пьяницей. Однажды Сеня решил посчитаться с ним за своих товарищей и устроил Гуменюку «сюрприз». Неподалеку от дома городового стояла будка со шлагбаумом, где дежурил будочник. Тот частенько также бывал пьян и дремал в своей будке. Ребята, во главе с Арсением, привязали к концу шлагбаума тонкую веревку и натянули ее, привязав к дереву. Хмельной держиморда, пошатываясь, шел домой. Он подошел к будке и, по обыкновению, заорал: «Отворяй!» Не успел будочник очухаться спросонья, как один из беспризорников перерезал веревку, и изогнувшаяся жердь шлагбаума, упруго распрямившись, с маху так хлестанула мерзавца, что тот отлетел на несколько шагов и лишился