Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

– Эй, – кричал он вслед уходящим разведчикам, – который старшой, а чего драпаем, а давай, паря, стукнемся один на один. Что, небось кишка тонка? – Он хитрил, пытаясь задержать партизан до подхода колчаковского отряда.

– Этот идиот, похоже, не отвяжется, пока не нахлебается крови своей или чужой! – распаляясь гневом, воскликнул Аргунцев.

– Шел бы ты своей дорогой, казаче! – откликнулся он.

– Э, нет, пока я тебя не срублю, не угомонюсь, красное отродье, – заорал калмыковец.

– Это ты, что ли, меня порубаешь, бзделоватый конек, сосок поросячий, ноздря кобылья, – рассвирепел Аргунцев, – дай срок, выедем на поляну, умою тебя, – пригрозил командир.

И сколько его не уговаривали Арсений с товарищами, Андреич был непреклонен. Он твердо решил убрать этого дурня, дабы принудить казаков оставить преследование.

Вскоре они выехали на широкую поляну, и Аргунцев с партизанами поспешно пересек ее, остановившись на дальнем конце.

– Эй, губошлеп, – крикнул он выезжавшему сотнику, – давай, пожалуй на суд божий! Только без стрельбы и лукавства. На холодном оружии.

– Какой тебе суд божий, нехристь, – отозвался казачий предводитель. – Вы там все иуды с жидами во главе!

– Я, к твоему сведению, болван ты этакий, казак атаманской сотни Забайкальского казачьего войска, родом из-под Сретенска. В мировую войну дослужился до ротмистра драгунского полка и имею два Георгия.

Сотник был несколько обескуражен, но вновь стал ерепениться.

– И за сколько сребреников вы немецким шпиенам продались, господин ротмистр? – с ехидной усмешкой выкрикнул он.

– А вот сейчас и узнаем, кто тут шпион, холуй ты японский, – отозвался Аргунцев и со свистом выдернул шашку из ножен.

Взрывая снег, всадники устремились навстречу друг другу. С хрустальным звоном скрестились клинки. Казачий сотник был молод и горяч. Он привстал в стременах и рубанул наотмашь, вкладывая всю силу в роковой удар. Аргунцев, казалось, небрежно отвел клинок противника, и шашка казака, скользнув по лезвию, рассекла воздух. Казак по инерции подался вперед и едва не уткнулся носом в гриву коня. Андреич, не оборачиваясь, на скаку хлестанул плашмя шашкой по заднице противника.

– Чего гузно-то отклячил, – задорно крикнул он, – рубиться так рубиться, и неча тут политес исполнять!

Дружный хохот партизан окончательно взбесил станичника.

– Эй, Иван, не теряй головы! – крикнул кто-то из его отряда.

Однако Ваня был слишком горяч. Он развернул коня и вновь ринулся на матерого рубаку. Кони сошлись грудь в грудь, и, встав на дыбы, жеребцы стали бить копытами, продолжая схватку седоков. Противники вновь скрестили клинки. На сей раз сотник был более сдержан. Он рубил крест-накрест, пытаясь пробить оборону соперника. Командир разведэскадрона ловко и аккуратно отбивал натиск непримиримого врага. Кони ходили по кругу и сеча была хорошо видна обеим сторонам. Послышались крики поддержки, советы и грубые шутки. Смертельная схватка на какое-то время превратилась в увлекательное зрелище.

– Чаще охаживай, Ванек, – кричали белоказаки, – не уваливайся, он, вишь, черт хитрый!

С противоположной стороны неслось:

– Ату его, даурского тарбагана, задай ему жару, Андреич!

Всем было видно, что умудренный в боях Аргунцев, к тому же прошедший отличную школу фехтования на эспадронах, по всем статьям превосходит заносчивого сотника. Командир партизанского разведэскадрона уже охладил свой гнев и не желал смерти этого отважного, но недалекого парня. Когда-то он и сам был таким же храбрецом, безоглядно бросавшимся в бой на любого врага.

– В последний раз говорю тебе, Ванька, не искушай меня на смертоубийство, иди с миром, – грозно воскликнул он.

– Врешь, краснопузый, посеку тебя, дай срок, – трепеща ноздрями от бессильной ярости, отозвался сотник.

Улучив момент, партизанский командир сделал стремительный выпад и выбил шашку из рук противника. Казак на мгновение растерялся, но затем попытался вскочить на седло и, прыгнув на противника, поразить его ножом, спрятанным за голенищем. Однако острое как бритва острие партизанской шашки покачивалось возле его шеи, в любой миг готовое нанести смертельный удар.

– Куда, куда ты рыпаешься, – угрюмо произнес Андреич, – а ну давай слазь с коня.

Закусив губу от унижения и злобы, казак оставил стремена, но тут же кубарем скатился наземь. Его рука скользнула за пазуху бекеши, и он, рывком, отрывая пуговицы, выдернул спрятанный наган. Пуля просвистела возле лица Андреича, но выстрел был торопливым и потому неметким.

– Да ты шельмец! – воскликнул командир. Он чуть наклонился вперед, и кончик его шашки, казалось, лишь коснулся мохнатой папахи лукавого казака. Сотник, сжимая в руке револьвер, так и застыл на месте, словно громом пораженный. Затем его колени стали медленно подгибаться и он упал во весь рост, спиной на изрытый копытами снег. Папаха свалилась с головы, и на лбу павшего воина стала видна небольшая, но смертельная рана. Клинок бывшего ротмистра рассек ему лобовую кость. Под отворотом полушубка на груди безрассудного казака чуть поблескивал приколотый к гимнастерке Георгиевский крест.

– Убил, варнак! – закричали казаки и грозной стеной двинулись на Аргунцева. Однако пулеметная очередь, вздыбившая фонтанчики снега у лошадиных копыт, охладила пыл даурцев.

– Забирайте своего сотника и проваливайте восвояси, – крикнул командир партизан, – я не хотел его смерти, но он сподличал, так что сам решил свою участь.

Двое казаков подняли сотника и, перевалив его через круп коня, отвезли к своим. Станичники тихо совещались и не торопились уходить. Было ясно, что они, как волки, готовы в любой момент кинуться на группу партизан, если те выкажут хоть малейшую слабость или испуг.

– Не балуй, казара, покосим как траву на лугу! – крикнул Евсеич, прилаживаясь к прикладу английского пулемета.

Калмыковцы, злобно ворча и матерясь, стали разворачиваться и уходить в лес. Они уже потеряли многих земляков и не решились еще раз испытывать судьбу.

Партизаны не трогались с места, ожидая, когда последний казак скроется за сопкой.

Гора с горой не сходятся

Отряд тронулся в путь. Едва проехали пару верст, как повстречали группу партизан из пятнадцати человек во главе с Петром Губаревым.

– Нас Рудный послал, помочь вам, ежели чего… – пробасил Петр.

– Маловата подмога, для «ежели чего», – усмехнулся Аргунцев.

– Так припасы-то взяли нешуточные, на руках вытаскиваем сани, чтобы не застрять, – обиделся Петр.

– Да ладно, не журись, мы тут кое-как сами отбились, отбоярились от «калмыков», – успокоил Драгун.

И только он это произнес, как Арсений, ехавший замыкающим, увидел с гребня сопки далеко позади поспешающие по их следам фигурки людей. Он понял, что за ними движется отряд колчаковцев, которые, расчистив завал, пытаются догнать партизан. Он немедленно доложил об этом Аргунцеву.

Командир замысловато выругался… а затем воскликнул:

– Вот бесы неугомонные! Однако с калмыковцами они-таки разминулись. Добро! И этих причешем.

– А вдруг они, увидев следы