Одолжи мне жениха - Дарья Волкова

Я демонстративно принялась убирать со стола, а Антонина Петровна пошла кормить свою новую домашнюю скотину.

* * *

Из дому меня тётя всё же нашла повод выпроводить: сказала, что надо отнести пакет с какими-то вещами Валентине.

С вдовой моего отца я познакомилась два дня назад. Она оказалась тихой спокойной женщиной, даже немного запуганной какой-то, как мне показалось. Но приняла меня хорошо, даже тепло, я бы сказала. Напоила чаем и много рассказывала про моего отца. И вроде не ругала его, а всё равно шила в мешке не утаишь. Тётя была права – непутёвый он был человек. Но зато красивый. Я впервые увидела отца – пусть и на фото. На последнем снимке было не узнать того ясноглазого улыбчивого красавца, который смеялся на армейском снимке. Рассматривая фото, я поняла, от чего родные сестрицы потеряли голову. Ах, жалко я не в отца уродилась лицом.

– Зря ты это, Тоня, – вздохнула Валентина. Оказывается, последнюю мысль я озвучила вслух. – Ты на Серёжу здорово похожа. Глаза его, и ухватки: голову так же держишь, и ноги он так же складывал, когда сидел.

Гены, как говорится, с рук мылом не смоешь.

* * *

Огарёвский «ровер» стоял перед воротами и мигал аварийкой. Господи, уже сломаться успел?!

Но причина обнаружилась быстро. Оказывается, в машине Огарёв был не один. На коленях у него сидел Митька и крутил и нажимал всё, до чего дотягивался. Глаза у него были совершенно очумевшие от восторга. А рядом, на пассажирском сиденье, расположилась Маринка и увлечённо шуршала пакетом с разноцветными конфетами.

Опачки, вот это поворот.

Марина и Митя – это мои сестра и брат, дети Валентины. Мы пока дружно с ней решили не говорить детям о нашем родстве – пусть они привыкнут ко мне. Они славные, а Митька очень похож на отца – такая же широкая, заразительная улыбка. Маришка – она посерьёзнее и больше похожа на Валентину.

А теперь мои брат и сестра сидели в огарёвской машине. И, судя по всему, им там очень нравилось!

Увидев меня, Ярослав открыл дверцу и спустил Митьку с колен.

– Так, а ну кыш домой. Скоро стемнеет.

– А ты завтра не уедешь? – тут же спросил Митька.

Огарёв стрельнул в меня серым взглядом, вышел из машины.

– Скорее всего, нет.

– Значит, мы завтра придём, ага?

– Ага.

– А это нам пакет. – Маришка уже тянула пакет на себя. – Мама говорила, тётя Тоня нам что-то передать должна.

Я со вздохом выпустила пакет из рук. Ну вот, и сбежать не получится… Хотя с Огарёва сталось бы увязаться следом. Я вдруг поняла, что упрямства у него, наверное, не меньше, чем у меня. Ну и ладно.

Митька пожал, как взрослому, Ярославу руку, Маришка, вдруг засмущавшись, измазала ему шоколадными губами щеку, и они вприпрыжку помчались по улице. А мы остались одни.

– Поговорим? – Ярослав не стал откладывать начало разговора в долгий ящик.

Я неопределённо пожала плечами.

– В машину сядем?

– Нет.

Вот в машину я категорически не собиралась садиться. Мало ли… Вместо этого прошла и села на скамейку у палисадника. Огарёв тут же устроился рядом, но, слава богу, не слишком близко. Его мягкие темно-зелёные кроссовки изрядно запылились, на джинсах появилась пара дырок, которых, я уверена, с утра еще не было. На футболку он накинул бомбер. В общем, несмотря ни на что – модный шо песец. Особенно на фоне меня, в калошах и тёткиной кофте. Я поняла, что мне остро не хватает кулька с семечками. Для полноты образа, так сказать. Чтобы смачно сплёвывать ему прямо на темно-зелёные замшевые кроссовки.

– Я без тебя не уеду, – проинформировал меня Ярослав.

Я снова пожала плечами. Спина отозвалась лёгкой болью – с непривычки-то к сельскохозяйственным работам.

– У меня там стройки, люди, всё встанет, – вкрадчиво продолжал Огарёв. – Из-за тебя.

– Даже не думай! – фыркнула я. – Даже не думай перекладывать на меня свои проблемы. Чего ты добиваешься?

– Чтобы ты села в машину и вернулась домой.

– Домой? – как можно ехиднее переспросила я.

– Домой.

– Ну, предположим, вернусь. Дальше что?

– А дальше мы идем в ЗАГС и оформляем отношения.

Это хорошо, что кулька с семечками у меня не было. Потому что сейчас я бы этими семечками стопудово подавилась!

– Чего оформим? Отношения?

– Да, – как ни в чем не бывало кивнул Огарёв. – У нас ребёнок будет. Ты мамка, я папка. Не считаешь, что у нас для этого должны быть официально зарегистрированы отношения?

Я сидела и молчала. Кажется, позорно открыв рот. О чем ты там в утро Виолеткиной свадьбы сокрушалась, Антонина? Что тебя в жизни ни разу замуж не звали? Вот, дождалась, слава тебе господи. Позвали. Хорошо ли тебе, Тонечка, так ли ты себе это представляла?

А слов у меня по-прежнему не было. Ярослав покосился на меня изумлённо. Видимо, мое молчание его тоже озадачило. Видимо, ждал реакции на свое… щедрое предложение.

– Не, если ты хочешь, то можем свадьбу забабахать. Если ты… хочешь… конечно… – закончил он неуверенно.

– Не хочу, – наконец отмерла я. – Вдруг ты опять сбежишь.

– Да тут же совсем другое! – сорвался на ор Огарёв. – Все жизнь будешь меня этим попрекать?!

– Нет, не буду! – Я вскочила на ноги. – Потому что никакой «всей жизни» вдвоём у нас не будет!

– Тоня! – Он попытался взять мне за руку, но я пихнула его в грудь и метнулась к калитке. Лязг железной задвижки не перекрыл отборного огарёвского мата.

* * *

– Ну, наревелась? – Такими словами встретила меня тётушка.

И была права. Захлопнув за собой калитку, я не пошла в дом. А рванула в огород, где были грядки и росла яблоня-полукультурка. Вот обняв ее, я зарыдала. С полчаса и с чувством. В яблоню рыдать – оно сподручнее, чем в мягкую подушку, знаете ли. Атмосфернее.

Ревела я уже с полным осознанием причины, так сказать. Ну а что – если реветь, так уж понимать, почему ты этакой дурой себя ведёшь. А поняла я одну вещь. Люблю я Ярку своего – сил нет как. В груди ныло, сердце щемило. От своей беззащитности перед этим чувством. Что не могу без него. Что еще раз позовёт – и поеду. И буду с ним, потому что без него не могу. Потому что ребёнка его в себе ношу. Буду, даже если он меня не любит.

Я тихонько взвыла, царапнув о грубую кору щеку. Кто же знал, что любить – это