Воспоминания - Сергей Юльевич Витте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не помню, спросил ли Его Величество непосредственно мое мнение о том, кого бы следовало назначить или Он сделал это через Вел. Кн. Николая Николаевича. Я высказал, что следовало бы назначить человека умеренных взглядов, человека, привыкшего уважать законность и твердого, так, как я это понимаю, т. е. твердого в смысле человека, не меняющего своих убеждений из угодничества для благ жизни и сохранения во что бы то ни стало власти. При этом я указал как на такого человека на члена Государственного Совета Н.Н. Герарда. Я домами совсем не знал Герарда и не имел с ним никаких личных отношений, встречался с ним – только в заседаниях Государственного Совета, а затем в заседаниях высшего совещания по сельскохозяйственной промышленности, которое было под моим председательством и членом которого был, между прочим, Герард. Всегда Герард являлся в своих суждениях весьма корректным и консервативным законником. Указал я на него потому, что он вводил наши русские суды в Царстве Польском и несмотря на то, что поляки относились к этому нововведению принципиально враждебно, тем не менее после этого преобразования они признали за нашими судами несравненное преимущество против их прежних судов, и Герард оставил о себе в Царстве Польском, как у русских, так и у поляков самую лучшую память.
Государь к моей рекомендации отнесся молчаливо и подверг ее проверке. Я с своей стороны отнесся довольно равнодушно к тому, будет ли назначен в Финляндии Герард или кто-либо из других, но достойных деятелей. 6 ноября (1905 г.) Государь мне написал: «Мой выбор на пост финляндского ген. – губернатора окончательно остановился на Герарде. Прошу дать ему знать, что Я его приму завтра в понедельник в 12 часов». А седьмого числа Государь мне между прочим писал: «С Герардом переговорил сегодня и согласился на его просьбу, подожду его ответа в среду на сделанную ему честь».
Когда я получил первую записку Государя и вызвал Герарда, чтобы передать повеление Его Величества, то Герард не подозревал о том, что его полагают назначить в Финляндию, и когда я ему сказал, что я думаю, что Государь его вызывает по этому поводу, то он был чрезвычайно смущен. От Государя Герард приехал ко мне и говорил, что он всячески отказывался от назначения и сказал, что Государь дал ему срок для ответа до среды, причем из его рассказа я заключил, зная характер Его Величества, что Он не доволен этими отказами.
Я понимаю, что можно было быть недовольным, так как в это сумасшедшее время те лица, которые душу готовы заложить, чтобы попасть в министры или ген. – губернаторы, вследствие бомбобоязни улепетывали от этих постов. Теперь только они сделались храбрыми и спасителями отечества… Впрочем, я не отношу этого замечания к Герарду, который отказывался от финляндского ген. – губернаторства из скромности. Через несколько дней последовало его назначение. Главным военным начальником был назначен Бекман, т. е. начальником дивизии. Затем во время моего премьерства я видел раза два-три Герарда. Это было по поводу его некоторых просьб дать места бывшим сотрудникам Бобрикова в Финляндии. Позже мне пришлось иметь дело с Герардом, как финляндским ген. – губернатором, при обсуждении проекта основных законов. Тогда финляндский ген. – губернатор совсем не зависел ни от премьера, ни от министерства вообще, а имел непосредственные отношения к Его Величеству, и Государь стремился иметь дело даже с министрами объединенного министерства помимо председателя совета, так сказать, «en cachette» от него, и в действительности имел такие отношения со всеми, если можно так выразиться, некорректными министрами, как например Дурново, с которым мои ненормальные отношения слагались более всего на этой почве, хотя я его выбрал и по моему настоянию вопреки несимпатии к нему Государя он был назначен.
Впрочем, несимпатия эта основывалась главным образом на том, что Государь опасался, что он будет недостаточно реакционный министр. Если бы при таком настроении Государя я заявил претензии влиять на финляндские дела, то, конечно, Его Величество почел бы это неудобным, если не сказать более.
Что же касается истории основных законов, то я рассчитываю об этом говорить далее; покуда же скажу, что как только я получил проект основных законов, составленный по обыкновению «en cachette», то ко мне явился известный финляндский деятель Мехелин. Тогда уже он был назначен вице-председателем сената. Ранее сего я его видел два раза, причем первый раз, кажется, еще до 17 октября. Оба раза я говорил с ним весьма недолго по неимению времени, но он произвел впечатление умного, культурного и образованного человека, но заядлого финляндца. Это, конечно, не порок, но с этим русский государственный деятель должен считаться. Явившись ко мне в третий раз, он мне заявил, что ему сделалось известным, что заготовлен проект основных законов, в которых совершенно уничтожается финляндская конституция. Я ему ответил, чтобы он не верил всяким ходячим толкам.
В то время ходила целая масса самых невероятных басен, которые многие принимали за действительность. Он мне ответил, что ему это передавали из достоверных источников и что этот слух, если он распространится в Финляндии, опять внесет там смуту, после того как край начал успокаиваться и приходить в себя от «бобриковского кошмара». В то время еще вся Империя была в смуте, а потому, находя нежелательным, чтобы распространялись неверные сведения, могущие мутить население вообще и финляндцев в частности, я ему сказал: «Я вас могу положительно уверить, что слухи, до вас дошедшие, не верны, дайте мне слово,
