Роман роялиста времен революции : - Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар

Ночью, когда потухли послѣдніе огни во дворцѣ, когда стихло въ отелѣ "Трехъ Коронъ", когда наконецъ повсюду, гдѣ только ютился эмигрантъ, смолкъ всякій шумъ, Анри, по его собственнымъ словамъ, покинулъ пристанище, въ которомъ онъ провелъ весь день, умиротворяя разсвирѣпѣвшаго авантюриста.

Вотъ онъ, несчастный, озабоченный, обнищалый, пробирается по проулкамъ Кобленца.

Чѣмъ-то онъ завтра расплатится за свое скромное пропитаніе?..

Чѣмъ онъ будетъ извинять принцевъ передъ этимъ человѣкомъ, который проклинаетъ ихъ?

Увы! онъ истощилъ всѣ аргументы, какъ и всѣ средства… Но, быть можетъ, деньги и доводы еще найдутся? Покуда онъ извиняется за свое усердіе имъ служить передъ тѣми, кто имъ пренебрегаетъ.

"…Сохрани меня Богъ, — пишетъ онъ въ своихъ запискахъ, — чтобы я позволилъ себѣ тревожить принцевъ… Но тѣмъ не менѣе, хочу надѣяться, что они сжалятся надъ несчастливцемъ, который оставилъ своихъ въ ужасномъ положеніи… Разсчитываю на доброту, на милосердіе принцевъ, что они не отсрочатъ своего намѣренія на неопредѣленный срокъ…

"Преданность моя заставила меня все бросить, всѣ самыя важныя дѣла, и мое безпокойство за m-me де-Вирье присоединяется еще ко многимъ другимъ причинамъ, побуждающимъ меня скорѣе вернуться во Францію…"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Какая добыча для страданія человѣкъ, который отдается служенію какому нибудь дѣлу! Онъ страдаетъ за тѣхъ, которые являются представителями этого дѣла, онъ страдаетъ съ тѣми, которые себя ему посвящаютъ, страдаетъ съ тѣми, которые предаютъ его!.. Послѣ слабости короля, послѣ бѣшенства мятежа, Анри пришлось столкнуться съ равнодушіемъ принцевъ на той Голгоѳѣ, на которую онъ взбирался.

"Ахъ, ваше высочество! — на этотъ разъ Анри обращается въ графу д'Артуа, — недовѣріе и оскорбленія моего компаньона отъ меня достигаютъ до васъ. Онъ два, три раза на день водворяетъ меня въ мое заточеніе. Онъ угрожаетъ, что уѣдетъ, если до завтра не получится отвѣтъ на счетъ аудіенціи, о которой онъ просилъ…

"Ваше высочество припомнитъ, что онъ имѣетъ открыть важную тайну. Онъ желаетъ имѣть подтвержденіе, что тайна его сохранится между вами и Monsieur… А также онъ желаетъ знать, будетъ ли онъ уполномоченъ вести со мной переговоры.

"Прошу позволить мнѣ сдѣлать здѣсь одну оговорку.

"Если вашему высочеству почему либо неугодно будетъ избрать меня въ посредники, умоляю мнѣ повѣрить, что я не имѣю самолюбія быть избраннымъ. Мое отреченіе не напускное, оно искренно… Я плачу кровавыми слезами объ оскорбленіяхъ, понесенныхъ королемъ и королевскою семьей.

"Не все ли мнѣ равно, кто ихъ спасетъ, лишь бы ихъ спасли… Генералъ, солдатъ, посредникъ или разжалованный въ самые послѣдніе ряды, мнѣ это безразлично, только бы сдѣлано было дѣло…

"Все было за то, чтобы я отказался отъ этого порученія. Довѣріе ко мнѣ принцессы Елизаветы вынудило меня согласиться, но не измѣнило во мнѣ критическаго отношенія къ себѣ… и потому, какъ могу я найти страннымъ, если къ способностямъ другого отнесутся съ большимъ довѣріемъ, чѣмъ къ моимъ…

"Прошу повѣрить мнѣ. Во что бы то ни стало требуется рѣшеніе. Все равно, каково бы оно ни было, слѣдуетъ отпустить этого человѣка съ добрымъ словомъ… Онъ интриганъ большой руки и если онъ замѣтитъ, что онъ проигрался въ игрѣ, которую затѣялъ, можно будетъ всего ожидать отъ его отчаянья…"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но какое значеніе могла имѣть эта послѣдняя нотка, брошенная среди диссонансовъ, которые тогда существовали между Парижемъ и Кобленцомъ.

Въ то время, какъ Анри выяснялъ принцамъ, что монархіи приходится обратиться къ средствамъ эмпириковъ, шарлатановъ, Калоннъ и епископъ Аррасскій сбивали ихъ до такой степени съ толку, что графъ д'Артуа отвѣчалъ принцессѣ Елизаветѣ на ея политическія письма вопросами, по прежнему ли она ѣздитъ верхомъ и ходитъ на богослуженія въ церковь, во время поста, въ розовой атласной шубѣ… [67].

Быть можетъ воспоминанію объ этой розовой шубѣ Анри и Монтальбано были обязаны аудіенціею. Напомнивъ о принцессѣ Елизаветѣ, она одновременно напомнила графу о тѣхъ, которыхъ ему рекомендовала его сестра. И принцъ наконецъ назначилъ аудіенцію Монтальбано. Аудіенція должна была состояться въ отсутствіе Анри.

Въ своихъ запискахъ Анри умалчиваетъ о томъ тяжеломъ впечатлѣніи, какое должно было произвести на него это изъятіе. Въ нихъ говорится только о радости его авантюриста.

"…Выходя съ аудіенціи, мой компаньонъ сіялъ радостью, такъ какъ принцы, казалось, отнеслись сочувственно въ его взглядамъ… Онъ прыгалъ на улицѣ точно человѣкъ, который бы послѣ долгаго плаванія наконецъ вошелъ въ гавань…Онъ непремѣнно хотѣлъ сейчасъ же ѣхать въ Вѣну. Но онъ согласился остаться въ силу моего замѣчанія, что теперь-то именно онъ и будетъ нуженъ принцамъ. Что касается меня, я тоже остаюсь, какъ мнѣ это ни трудно, ибо теперь, когда я не связанъ болѣе честнымъ словомъ, я могу быть дѣйствительно полезенъ, Его высочество узналъ отъ самого авантюриста его тайну… Это именно то, чего желалъ Монтальбано.

"Теперь мое дѣло дополнить его откровенность… Я долженъ и наконецъ могу сообщить принцамъ все, что знаю.

"…Таинственная личность, о которой говоритъ [68] Монтальбано, какъ уже теперь извѣстно его высочеству, никто иной какъ наслѣдникъ австрійскаго престола, эрцгерцогъ Францъ… Значеніе этой государственной тайны, отъ которой можетъ зависѣть благополучіе королевской семьи, вѣроятно, не мало поразило его высочество.

"У императора Леопольда имѣются въ распоряженіи лишь ничтожныя средства. Вмѣшательство за короля Франціи не можетъ входить въ его виды. А, кромѣ того, къ огорченію его сына, вліяніе маршала де-Ласси, самаго близкаго совѣтника императора, противъ насъ и парализируетъ ту небольшую долю доброй воли его принципала по отношенію къ намъ, даже если бы эта добрая воля и существовала.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"А потомъ ничто такъ не противно эрцгерцогу, какъ вмѣшательство де-Ласси въ дѣла, которыя его высочество считаетъ не только политическими, но и семейными.

"…И потому, быть можетъ, въ силу его рыцарскихъ взглядовъ, а можетъ быть и въ силу его пыла молодости, онъ желалъ бы, чтобы была оказана помощь королевѣ, его царственной теткѣ, унизительное положеніе которой возмущаетъ всѣхъ.

"Вотъ почему онъ, подъ предлогомъ усмиренія возстаній, принялъ во Фландріи тѣ мѣры, какія я видѣлъ. Онѣ заставляютъ меня предполагать, что эрцгерцогъ желаетъ оказать намъ серьезное содѣйствіе. Солдаты обожаютъ его. Его храбрость извѣстна въ войскахъ, съ которыми онъ ходилъ на войну противъ турокъ…

"Я долженъ замѣтить, что проектъ, который проводится его императорскимъ высочествомъ, діаметрально противуположенъ политикѣ императора, его отца, и потому неудивительны тѣ пути, которые избралъ его высочество, чтобы извѣстить о своихъ намѣреніяхъ.

"Этимъ объясняется выборъ того человѣка, котораго я ввелъ къ вамъ. Но что меня поражаетъ, это затрудненіе согласить предстоящее дѣяніе съ сопротивленіями императорскаго двора. Быть можетъ, для того, чтобы втянуть его въ это дѣло, нужно создать подобное положеніе обстоятельствъ…"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И такъ, вотъ она тайна, которая такъ долго тяготила Анри. Послѣ перваго удивленія по поводу сообщеній, сдѣланныхъ Монтальбано, онъ увѣровалъ въ истину миссіи, которая подтверждалась несомнѣнными фактами.

А между тѣмъ, въ этомъ дѣлѣ все было такъ странно, свойства человѣка, который завязывалъ такую грандіозную интригу, такъ не соотвѣтствовали затронутымъ интересамъ, что Анри рѣшилъ быть осторожнымъ до конца. Развѣ онъ могъ, въ самомъ дѣлѣ, отвѣчать за человѣка, о которомъ онъ отзывается слѣдующимъ образомъ:

"…Человѣкъ этотъ облекаетъ все, что касается его лично, въ такую тайну, что онъ до сихъ поръ у меня подъ сомнѣніемъ. Одно несомнѣнно, что онъ храбръ, такъ какъ онъ весь испещренъ ранами, изъ которыхъ пять, шесть отъ огнестрѣльнаго оружія.

"Въ минуту нетерпѣнія, до чего я его умышленно довелъ, у него сорвалось нѣсколько словъ о его семействѣ.

"Я узналъ, что онъ принадлежитъ къ младшей линіи дома Медина-Цёли,

"Онъ воспитывался въ Италіи, былъ на Мальтѣ, гдѣ онъ совершилъ нѣсколько морскихъ поѣздокъ.

"Говоритъ, что былъ въ Гибралтарѣ и тамъ встрѣтился съ графомъ д'Артуа. Затѣмъ имѣлъ серьезное дѣло въ женскомъ монастырѣ. Инквизиція вмѣшалась въ это дѣло, такъ какъ Монтальбано вспоминаетъ объ инквизиціи съ почтительнымъ страхомъ.

"Избавившись отъ нея, онъ сдѣлался агентомъ эрцгерцога.

"Это возможно, такъ какъ 24-лѣтній принцъ повидимому не боится ни приключеній, ни авантюристовъ.

"Это, сознаюсь, странная повѣсть, не внушающая довѣрія. Но, повторяю, несмотря на оболочку, многія изъ сообщенныхъ незнакомцемъ вещей правдивы.