Полдень, XXI век (май 2011) - Коллектив авторов

Люди племени пашт, к приятному удивлению Энн, не страдали ни от туберкулёза, ни от венерических болезней. Жаркий климат и строгость исламских законов уберегли жителей пустыни от бедствий, косивших американцев и европейцев. Поэтому основное внимание врач обратила на детские недуги, болезни сердца, желудочно-кишечного тракта и гинекологию. Через полгода Энн снискала неподдельное уважение жителей. Даже имам, вначале бурчавший себе под нос что-то о неполноценности гяуров и гяурок, слава Аллаху, не запротестовал, когда американка устроила нечто вроде женских курсов.

В одном только жители оазиса пытались ограничить свободу Энн. Неподалёку, за солерудником, находились руины древнего города, основанного, похоже, во времена фараонов, а может, ещё пораньше. Стоило американке заикнуться о том, что хорошо бы сходить в развалины, как все пациенты, независимо от пола и возраста, начинали вопить, что в руинах люди за два-три часа умирают от жажды, что там водятся дэвы и джинны. Полгода Энн слушала чужие советы, но как-то в свободный день, ещё до восхода солнца, выскользнула из гостеприимного посёлка и, никого не предупредив, а лишь надев поверх платка широкополую шляпу, пошла на северо-северо-запад. Из провианта Энн взяла немного сухарей, фиников и закинула за спину небольшой мех с водой.

Мили через три пути по бесконечной равнине, усыпанной белым песком, показались соляные копи, накрытые, как зонтиком, голубою тенью горы. Много лет назад здесь плескались волны. Море отступило, а соль осталась. Солнце уже выплыло из-за горизонта, но жара ещё не плавила всё живое, поэтому работа кипела. Территория рудника была покрыта холмиками грунта, выброшенного при рытье ям и соединяющих ямы канав. В ямах искали соль. Из-под земли поднималась унылая песня рабочих, нарушающая давящую пустынную тишину. Как-то раз Энн в сопровождении старосты спускалась в одну из ям по узким крутым ступеням, липким и скользким от соли и от воды. Чем ниже, тем гаже становилось от запаха гнилой влаги, смешанной с солью. Перехватывало горло. Внизу суетились распаренные люди в набедренных повязках, с кожей, изъеденной язвами. Молодой рабочий носился вверх-вниз с ведром из козлиной кожи – откачивал воду. Энн дала старосте корпию, ранозаживляющую мазь и долго втолковывала, что, если случай серьёзный, пациента надо будет не просто перевязать, а ещё и дать ему отлежаться. Понял староста или нет – неизвестно.

Миновав рудник и примыкающую к нему убогую деревушку, Энн подошла вплотную к горе. Где-то здесь и находился таинственный город духов. Из основного подковообразного кряжа выступали многочисленные мелкие, сильно выветренные скалы-столбы. Узкие коридоры между колоннами порою проходили под каменными «арками» и очень напоминали улицы. Может, когда-то по ним и правда бродили люди… Так или иначе, лабиринт казался сказочным, неопасным, и Энн смело углубилась в него. Мало-помалу столбы сменились гигантскими скальными блоками, по форме напоминающими кирпичи. На боковых краях, облицованных известняковыми плитами, при желании можно было разглядеть изображения верблюдов, лошадей, антилоп, наголо бритых лучников и жрецов в париках. Рисунки были сделаны в четыре краски – кроваво-красная киноварь, чёрный уголь, белый известняк, серо-жёлтая глина. Под ногами валялись костяные гарпуны (неужели здесь когда-то ловили рыбу?!), каменные грузила для сетей, медные и кремнёвые наконечники стрел, черепки из глины. Энн читала, что в Древнем Египте очень любили синий цвет, но он здесь как раз отсутствовал. Да и верблюдов, кажется, завезли позднее, а на рисунках они гордо вышагивали, высокомерно оглядывая людей.

На родине, в США, когда Энн была ещё школьницей, она видела в кабинете истории ленту времени. Картинка одной эпохи сменяла изображение другой, а пониже отмечались века. Лента стыдливо умалчивала истребление индейцев и порабощение негров, но в целом ориентироваться по ней было можно. И здесь, на одной из плит, Энн обнаружила нечто сходное!..

На первом отрезке суетились невысокие чёрные люди, вооружённые дубинками и бумерангами. Господи, уж не от Африки ли откололась Австралия, подумала Энн. В пуританской школе, где училась она, больше нажимали на Библию, чем на естественные науки. Сценка изображала охоту на буйвола.

На втором отрезке буйволов пасли пастухи, а поодаль тренировались лучники.

На третьем бритоголовые египтяне с припухшими губами и миндалевидными глазами правили боевыми колесницами (лошадь, видимо, уже появилась), плясали и бражничали с танцовщицами. Волосы девушек были украшены лотосами.

На четвёртом арабы в бурнусах погоняли верблюдов.

О Аллах, вздохнула Энн. Хоть что-то стало понятно.

– Хелло, гёрл! Вот из йор нейм?[2] – послышалось у неё за спиной. Родной язык с непривычки показался марсианским.

Энн обернулась и увидела молодого, лет тридцати, человека, русого, с короткой бородой, в клетчатой рубашке, кожаных сапогах, джинсах и пробковом шлеме. Путник сидел на одном из скальных блоков, подстелив кожаную жилетку. На коленях он держал открытый чемоданчик, в котором, как ни странно, не было ничего, кроме маленьких чёрных клавиш. Больше всего прибор напоминал пишущую машинку, но вместо листа бумаги в верхней открытой части чемоданчика светился крохотный экран наподобие синема. Однако всё изображение было в цвете.

– Энн Хоуп меня зовут. А тебя?

– Дольф Браун.

Это имя ничего не сказало Энн.

– Ты откуда взялся?

– Из будущего. Вот, смотри.

Джинн он был или сумасшедший, а спорить с ним не стоило. Секунду Энн хотелось убежать, но тут же американка рассердилась на себя. Для того она шла в город мёртвых?..

На экране чемоданчика Энн увидела статую Свободы, а поодаль, как ей показалось, две дымящиеся заводские трубы. Затем кадр сменился – похоже, неведомый фотограф приблизился, – и врач разглядела, что на экране не трубы, а горящие небоскрёбы. Одно из зданий таранил железный ястреб, отдалённо напоминавший фанерно-матерчатый (Энн уже не помнила точно, из чего он там сделан) аэроплан братьев Райт. Небо над зданиями заволакивал мазутно-густой чёрный дым.

– Это что, сказка? – спросила Энн. Джинн в джинсах грустно покачал головой.

– К сожалению, это произойдёт на самом деле. Приблизительно через столетие, чуть поменьше. Мы хотели, чтобы весь мир жил по нашим законам – имел нашу свободу религий, свободу слова, свободу голосовать, свободу собраний, возможность быть несогласными друг с другом. А исламские фанатики нас ненавидели. Они хотели во всём мире ввести многожёнство, упрятать женщин под чадрой, укутать в мешковатый хиджаб…

Энн вспомнила свой давний роман с женатым коллегой – ещё там, на родине, и подумала, что в полигамии что-то есть. Однако вслух сказала другое.