Полдень, XXI век (май 2011) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
кошелечках».
Палой листвой обнесло все питейные
точки…
Г. Прашкевич. Из лирики девяностыхВ середине 80-х издаваться Геннадию Прашкевичу было непросто. Нечастые публикации в журналах («Уральский следопыт», «Сибирские огни», «Химия и жизнь»), детская книжка «Трое из тайги» (1984) в Западно-Сибирском книжном издательстве. Литературные перспективы выглядели туманно. Но в 1987 году вышла в свет книга повестей «Уроки географии», а в 1989-м – роман «Апрель жизни». Роман был чудовищно изрезан цензурой, целые главы выброшены, однако именно там была сформулирована до сих пор близкая сердцу писателя теория прогресса:
«Ведь с той поры прошло много-много-много лет.
От самого себя и от Саньки, от Реформаторши, от деда Фалалея и других живых, а частью уже ушедших людей я отделен не только запуском первого искусственного спутника Земли, не только полетом в космос Юрия Гагарина и триумфальной высадкой человека на Луне. От самого себя и от Саньки тех лет я отделен не только уничтоженными башнями нью-йоркских Близнецов (а я поднимался на Южную), не только такими долгими (как тогда казалось) днями ГКЧП, и Чернобыльской катастрофой, и дефолтом 1998 года. Сама политическая карта мира менялась на моих глазах, границы государств съеживались и расширялись, вели себя как живые. Пол Пот, Йенг Сари, Джон Кеннеди, Ким Ир Сен, Мао Цзе-дун, Даг Хаммершельд, Хрущев… Тысячи и тысячи сливающихся в общей панораме лиц… Все уходит, все уходят… Однажды в украинском баре (уже зарубежном) я спросил американского фантаста Роберта Шекли (редкие пегие волосы, оттопыренная губа, морщинки от глаз к уголкам рта): «Почему вы так много пишете о смерти?» Он улыбнулся: «Потому что это самый интересный момент в жизни».
Не знаю, не знаю…
На моих глазах отшумели десятки разных теорий…
Одни оказывались изначально ложными, другие вызывали протест, третьи – активный, но все-таки временный интерес, к некоторым и сейчас сохраняется должное уважение. Но самой нужной, самой человечной кажется мне та, знанием которой так щедро наделил меня мой друг Санька Будъко 18 мая 1957 года. Что бы ни происходило в мире, как бы ни складывалась наша жизнь, я повторяю и повторяю те слова, как заклятие: ведь не может быть, ведь не может быть, ведь не может быть чтобы к вечеру каждого прожитого нами дня мы не становились бы чуть лучше, чем были утром».
Мартович, выходит, что твой роман «Теория прогресса», выдвинутый в 2010 году издательством «Текст» на литературную премию «Русский Букер», – это переработанный «Апрель жизни»?
Нет, это не переработка. Или, скажем так, не просто переработка.
Из «Апреля жизни» было выброшено главное: история инвалида войны Пескова. А я и сейчас иногда вижу во сне всех этих костыльников и колясочников, выигравших войну и выброшенных на перроны и улицы – нищенствовать и помирать. Мы боялись их и в то же время жалели. И когда они однажды исчезли, это было так же непонятно и страшно, как раньше было страшно и непонятно видеть их массовое появление. Специальным указом инвалидов раскидали по провинциальным домам инвалидов. «Затопили нас волны времени, и была наша участь мгновенна». Теория прогресса работает не на всех – в этом ее минус…
Перестройка помогла Геннадию Прашкевичу вернуться в литературу.
«Пять костров ромбом» (1989),
«Фальшивый подвиг» (1990),
«Кот на дереве» (1991),
«Записки промышленного шпиона» (1992),
«Шпион против алхимиков» (1994),
«Шкатулка рыцаря» (1996)…
Период конца восьмидесятых – начала девяностых был чрезвычайно сложным как для страны в целом, так и для системы книгоиздания в частности. Когда многие писатели потеряли надежду на публикации, а некоторые потеряли и себя, погрузившись в беспросветный процесс выживания, Прашкевич продолжал активно работать, искал новые формы, экспериментировал. «Я писал теперь то, что вообще ни в какие ворота не лезло. Страна перевернулась, и я вошел в образовавшуюся брешь».
Одной из таких нестандартных, «не лезших ни в какие в ворота» вещей стала повесть-эссе «Возьми меня в Калькутте». Это своеобразный художественный спор с писателем Михаилом Веллером, выпустившим в 1989 году в Таллинне брошюрку-инструкцию для прозаиков под названием «Технология рассказа». Веллер в этом тексте подробно анализирует процесс создания рассказа, объясняет принципы организации литературного материала, пытаясь поверить алгеброй гармонию. Прашкевич эмоционально ему возражает: «Ты можешь с ювелирной точностью разбираться в точечной или плетеной композиции, в ритмах, в размерах, а можешь обо всем этом не иметь никакого представления, – дело не в этом. Просто существует вне нас некое волшебство, манящее в небо, но всегда низвергающее в грязную выгребную яму. Что бы ни происходило, как бы ни складывалась жизнь, как бы ни мучила тебя некая вольная или невольная вина, все равно однажды бьет час, и без всяких на то причин ты вновь и вновь устремляешься в небеса… забывая о выгребной яме». И подтверждает свой тезис страницами, написанными с любовью и горечью, смешивая реальность и фантастику, размышления и воспоминания. Опубликованное в журналах «Простор» (1993) и «Постскриптум» (1997) эссе органичной частью вошло в «Малый Бедекер по НФ, или Книгу о многих превосходных вещах» (2006).
«Бедекер» – книга бесконечная.
Геннадий Прашкевич пишет ее много лет.
Самый полный на данный момент вариант вышел в серии «Звездный лабиринт: коллекция» издательства ACT (Москва). Отдельные главы, публиковавшиеся до этого в московском журнале «Если» (2002) и киевской «Реальности фантастики» (2004), получили ряд престижных литературных фантастических премий, в том числе – две «Бронзовые Улитки» от Бориса Стругацкого. В обычной жизни бедекер – это название широко распространенных путеводителей по странам, содержащих обширный фактический материал (от фамилии немецкого издателя Карла Бедекера, еще в начале 18-го века организовавшего в Кобленце фирму по их выпуску). Немец Бедекер составлял свои путеводители на основе сведений, полученных им в заграничных путешествиях. Сибиряк Прашкевич создает свой реалистично-фантастический бедекер, используя бесценную информацию, полученную на протяжении своего большого путешествия во времени, называемого жизнью. Первый том (фактически изданный) посвящен людям, которых автор знал достаточно близко. Это живые лаконичные заметки о братьях Стругацких, о Валентине Пикуле,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});