Моя милая ужасная невеста - Марина Ефиминюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю, — отозвался он. — Мы идем к тебе.
После кладбищенской прогулки за елками у нормальных людей возникало только одно желание: помыться. В женской купальне Торстену непременно обрадуются! Девчонки соберутся возле кабинки тесной толпой и начнут дожидаться появления главного бабника Деймрана в натуральном виде.
В общем, я рисковать не стала бы, но хочет еще чуток поприключаться — кто ему запретит? Разве что по доброте душевной выдам полотенчико, чтобы облагородить тот самый натуральный вид. Коротенькое полотенчико! Не хочу разочаровывать соседок по этажу.
— И зачем мы идем ко мне? — все-таки не выдержала и спросила после продолжительной паузы.
— Отдашь долг.
На втором этаже Закари произвел настоящий фурор. Он шагал по коридору уверенной походкой с налетом небрежной надменности, словно не был вымазан в грязи вдоль, поперек и еще немного сверху. Рука в кармане брюк, измусоленное пальто без одной пуговицы — назад, во взлохмаченных волосах, убранных за ухо, застрял желтый мелкий листик. Да я потерялась в его ослепительном блеске! Никто не обратил внимание, что коридор осветили две звезды, а не одна.
— Каждый раз, когда вы заходите вдвоем, становится все страшнее, — вернув дар речи, прокомментировала наше торжественное появление Эмбер. — Вы откуда такие красивые?
— С кладбища, — сухо бросил Закари и подошел к моему столу.
Между аккуратных стопок учебников и письменным набором на подставке стоял почтовик. В прозрачной сфере клубился черный дымок, намекающий, что меня дожидалась куча пропущенных посланий. С непроницаемым видом Торстен поднял шар и протянул мне:
— Разблокируй.
С трудом сдерживая ехидную улыбку, я забрала почтовик и проговорила:
— Получать сообщения Закари Торстена.
Сфера вспыхнула золотистым мерцанием, давая понять, что приказ выполнен.
— Доволен? — спросила у него.
— Весьма, — хмыкнул он и кивнул в сторону стола Эмбер, где стояла приготовленная бутылка с зеленым хмелем: — Хорошего девичника, дамы. Не увлекайтесь полынной настойкой. От нее на утро болит голова.
Он вышел. Некоторое время в обалделом молчании мы смотрели на закрытую дверь.
— Что случилось? — сдержанно спросила подруга.
— Мы ходили за елочными ветками, — ответила я, крутя в руках почтовик, и внутри яростно клубился черный дымок, облизывающий стеклянные стенки.
— И где они?
— На елках.
— Логично, но это не объясняет, почему вы грязные, как будто елки выкапывали, — заметила Эмбер. — Вас поймали на выходе из кладбища и заставили все посадить обратно?
— Нет, Торстен упал в могилу.
— И ты его попыталась зарыть руками?
— Вытащила. — Мне вдруг стало смешно. — И знаешь, Эмбер? Давно я так не развлекалась.
— Куда уж веселее, — покачала она головой.
Внезапно пришло осознание, что за последний час я ни разу не вспомнила Айка с его нелепой паузой в отношениях. Хмарь, скопившаяся в груди, больше не давила. Закари Торстен умело и незаметно заполнял собой пространство: шутил, ехидничал, провоцировал. Приковывал внимание. Он понимал, как заставить человека рядом почувствовать себя хорошо. Впрочем, еще он знал, как сделать плохо. И забыть об этом было бы самоубийственной глупостью.
Словно специально дождавшись паузы в нашем разговоре, почтовик ожил и строгим голосом Беаты Варлок позвал меня по имени:
— Марта!
Вздрогнув, я едва не выпустила шар из рук. Не сговариваясь, в едином порыве мы с Эмбер повернули головы к бутылке с полынной настойкой, словно матушка могла ее обнаружить в комнате и посмотреть на нас с укоризной. Подозреваю, и в подруге проснулось абсурдное желание крепкий алкоголь надежно припрятать подальше от любых глаз. Даже от наших.
— Айша сказала, что вы с Закари сегодня повздорили на людях, — между тем деловитым тоном заявила мама. — Послушай совета своей мудрой матери…
Я резко потрясла шаром. Матушка пару раз булькнула что-то неразборчивое, но, определенно, нравоучительное, и смолкла. В комнате наступила ошеломленная тишина. Почтовик просветлел, но дымок от сообщений по-прежнему клубился.
Подозреваю, все они были от не в меру энергичной сегодняшним днем матери, ни с того ни с сего решившей поучаствовать в личной жизни старшей дочери.
— Твоя крестная меня пугает, — прошептала Эмбер, словно Айша могла нас подслушивать через почтовую сферу и передать разговор в башню Варлок. — Ее даже рядом не было, когда вы поскандалили из-за цветов.
— О том и речь. — Я одарила подругу выразительным взглядом.
— Вездесущая женщина! — уважительно присвистнула она. — Мне вдруг в голову пришло… Если она узнает об Айке?
— Да не о чем уже узнавать, — вздохнула я и, стерев оставшиеся в шаре сообщения, отправилась отмываться от кладбищенской землицы.
С девичником явно не задалось. Мы очень старались, но не смогли открыть бутылку. Тянули пробку вверх, потом пытались протолкнуть в горлышко. Она застряла намертво, даже не расковыряешь.
— Мы что, не темные магички? — взопрев от усилий, процедила раскрасневшаяся Эмбер и отправила по бутылочному горлышку разряд заклятья.
В одно мгновение пробка раскрошилась, осыпавшись в настойку мелкими комочками.
— Процедим! — жизнерадостно объявила соседка.
Секундой позже с тонким треньканьем бутылка разделилась на две части. В руках Эмбер осталось горлышко с гладким, словно срезанным острой бритвой, краем. Другая —сорвалась вниз и со звоном раскололась о пол. Я успела отпрянуть, но одежду все равно прилично окропило. В луже мутно-зеленой бурды щерились острые осколки. Ручейки текли в разные стороны: под кровать, под стол и чуток под наши домашние туфли. Пространство стремительно наполнялось горьким запахом полынного алкоголя.
— Кхм… — Эмбер задумчиво кашлянула и прокомментировала: — Говорят, что посуда бьется на счастье.
— А бутылки бьются к уборке, — мрачно ответила я и, сморщившись, посмотрела на заляпанные домашние штаны.
Спать ложилась два раза помытая. В самой чистой комнате на весь второй этаж женского общежития. Правда, дрянной запах полынной настойки словно въелся в оттертый до блеска пол и не желал выветриваться.
Утро было унылым и хмурым, как мое настроение. За ночь красивая осень, радующая солнцем и яркими красками, резко превратилась в осень мрачную. Низкие дымные облака улеглись на высокие шпили учебных башен. Ветер безжалостно трепал редеющие желто-багряные шевелюры деревьев и швырял в окно полные пригоршни зачастившего дождя.
На подставке между учебников грозно задрожал почтовик. Внутри него заклубился дымок полученного сообщения. На долю секунды вдруг решив, что написал Айк, я поскорее пробудила шар. В тишине озаренной магическим светильником комнаты заговорил Торстен (а кто бы еще, право слово, до завтрака):
— Не отсылай