Эпоха харафишей - Нагиб Махфуз

— Я даже не знаю, что сказать. Тебе разве так быстро надоело быть со мной?

— Нет, совсем нет. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Она смутно ответила:

— Мне больше ничего и не нужно…

Он ждал, чувствуя волнение в лучах её сияющих глаз. В голове его роились предположения. Может быть, случилось что-то, что он упустил из виду, не придав тому значения? Или она собирается сделать какое-то смущающее предложение? Он сказал:

— Я в твоём распоряжении.

Она ответила каким-то странным голосом:

— Тебе не знакома ситуация, в которой я нахожусь, и потому тебе простительно то, что ты так спешишь…

— Позволь мне успокоить тебя…

— Возможно ли это?

— Почему нет?… Должно быть возможно.

Она спросила, избегая его взгляда:

— Ты когда-нибудь пробовал вкус поражения в своей жизни?

— Нет, не думаю. Но о каком поражении идёт речь? От врага?

— У меня нет врага. Это поражение изнутри.

Он в смущении покачал головой, и она сказала, на этот раз уже более смело и ясно:

— Поражение, что человек терпит от самого себя, принимает своё разрушение, если хочешь…

Он нахмурился:

— Боже упаси… Будь со мной откровенна, я тебе как брат…

Она решительно прервала его:

— Нет, мои братья в другом доме…

— Но я тоже твой брат…

— Нет. Но почему бы тебе не послушать всё с самого начала?

Он разгорячённо ответил:

— Я весь внимание.

С явным волнением она начала:

— Это случилось ещё тогда, когда я была девчонкой и жила в доме отца — однажды я увидела тебя, потом видела время от времени ещё несколько раз, и слышала, как говорили, что ты — сын главы клана, Сулеймана Ан-Наджи.

Он молча кивнул головой, получив в то же время какое-то неясное, тревожное послание. Ридвана же продолжала говорить:

— Я никогда не видела Бикра. Так уж получилось. Я не знала даже, что он твой родной брат. Никого нельзя ни в чём винить…

Тревожные предупреждения усилились. Страхи витали в наполненном ароматами благовоний воздухе. Перед ним предстали лица матери, отца, Бикра… Явилась вся семья, чтобы послушать удивительный рассказ…

— Почему ты ничего не говоришь?

— Я слушаю.

Она смущённо рассмеялась:

— Но мой рассказ уже кончился.

— Я ничего не понял.

— Ты не хочешь понять.

— Нет, наоборот, — сказал он со скрытым отчаянием.

Глядя на него хитрым дерзким взглядом, она сказала:

— Тогда я, подражая тебе, скажу лишь, что однажды моя мать рассказала мне, что госпожа Санийя Ас-Самари попросила мою руку для своего сына.

Она подняла глаза на потолок, так что шея её, длинная и белая, как серебряные канделябры, вытянулась. Что-то в нём закричало, что такая пленительная красота создана для того, чтобы убивать, и что это горе тяжелее, чем сама земля, и более всеобъемлюще, чем воздух, и что человек сможет свободно вздохнуть, лишь убежав от неё. Она призналась ему со сладкой, нежной покорностью:

— Так тяжело мне было скрыть свою радость!

Затем таким тоном, будто напевая песню:

— У меня и сомнений не возникло, что это ты!

Он вздрогнул, но продолжал хранить молчание, а она смело точила его взглядом:

— Вот и вся моя история. Ты понял?

Он дрожащим голосом заговорил:

— Тебе повезло, что тебе достался лучший из двух братьев.

С мягкой настойчивостью она сказала:

— Ты всего-лишь прислушиваешься к голосу страха…

— Это голос безопасности.

— Ты всегда был приветлив со мной.

— Да, конечно, ведь ты — жена моего любимого брата.

Она встала и изящно подошла к нему, слегка наклонившись, так что её аромат овладел им, и сказала:

— Расскажи, что чувствуешь в глубине сердца.

Он испуганно встал и тихонько отошёл от неё подальше:

— Я был с тобой откровенен во всём.

— Ты просто боишься!

— Нет.

— Ты боишься брата, боишься отца, боишься себя.

— Перестань мучить меня.

— У стен нет ушей и глаз…

Он бросился к двери, пробормотав:

— Прощай…

Он покинул гостиную со слепыми глазами, разумом и сердцем.

Хидр избегал видеться с ней. Даже обедал он в своём магазине, отговорившись, что и ужинать будет вне дома по вымышленному приглашению. Санийя ничего не заметила, и эти несколько часов в доме Ас-Самари прошли спокойно и мирно.

Печаль и тревога бушевали в сердце Хидра. Что ему делать? Он остался один, покинутый всеми, со своей проблемой, о которой ему даже не с кем посоветоваться. Душа толкала его покинуть этот переулок, но вот только куда ему идти? И под каким предлогом? У него были свои принципы, и Сулейман издавна говорил, что он пошёл в своего деда, унаследовав дух Ан-Наджи, хотя ему и не хватало силы и авторитета последнего, в отличие от брата Бикра, который любил свою торговлю со всеми рисками и возможностями.

Он страдал, но при этом ничего не делал, уныло и неуверенно уступив судьбе.

Когда Бикр вернулся из своей поездки, то направился сначала в магазин, прежде чем идти домой. Хидр тепло встретил его. Бикр ликовал, сияя от успеха, и сказал:

— Прибыльная сделка, хвала Аллаху…

Хидр улыбнулся в знак приветствия, и Бикр спросил его:

— Как идут дела?

— Замечательно…

И тут он снова спросил:

— Ты не такой, как обычно. Что с тобой?

Хидр содрогнулся, и придумал в качестве отговорки лёгкое недомогание. Как после всего этого они снова могли ладить друг с другом? Он записал детали сделки в канцелярскую книгу, но мысли бились в его голове. Выдать ли ему секрет — это преступление — или сохранить его от него — но тогда и это тоже преступление. Как ему спрятаться?! Бикр встал и сказал: