Никто нигде - Донна Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заплатила сорок долларов. Выбрала школьные предметы с дальнейшим прицелом на психологию. Я хотела стать такой, как Мэри. Еще выбрала музыку, а биологию и социологию пришлось взять, потому что они шли в той же группе. Обязательным предметом был английский.
* * *В первый день учебы я явилась в школу сияющая, как солнышко, и безупречно одетая — я очень старалась произвести впечатление. Разве что платочка в нагрудном кармане не хватало.
Первым был урок биологии. Учитель решил проверить наши знания — спросил, что мы знаем о жизни растений. Моя рука немедленно взлетела вверх.
— Растения пьют воду и едят землю! — гордо сообщила я.
Все покатились со смеху, решив, что я разыгрываю комедию. Но я была абсолютно серьезна и не могла взять в толк, чему все смеются.
Учитель попросил одного ученика объяснить процесс фотосинтеза. Тот легко объяснил. Учитель спросил, что происходит с выделениями растений. И снова моя рука непоколебимо взлетела вверх — с рвением первоклашки, которому очень-очень надо выйти. Учитель, желая помочь мне исправиться, кивнул мне.
— И в туалет они тоже ходят в землю! — гордо сообщила я.
Снова хохот.
— Не совсем так, — спокойно проговорил учитель, не без труда сохраняя на лице серьезность, и попросил ответить кого-то другого.
В то время, думается мне, люди, глядя на меня, не могли понять, придуриваюсь ли я, чтобы всех насмешить, или я на самом деле такая дура. Но с моей точки зрения все было просто. Мой ответ логичен — значит, правилен. Однако похоже было, что мне придется слушать, как отвечают другие, и заучивать их ответы наизусть — и такая перспектива наводила скуку.
На английском все было по-другому. Правильных или неправильных ответов здесь не было. От нас требовалось много читать — стихи, повести, романы; и мои многословные, но уклончивые описания того, что я поняла из прочитанного, более или менее сходили за интеллектуальный отклик, нуждающийся только в некотором прояснении, чтобы его можно было понять.
На уроках английского нам рассказывали, как то или иное впечатление создается при помощи символов. Если что-то я и умела — так это рисовать словами картины, объясняющие то, что иначе было бы просто разрозненными строчками черных букв на белой бумаге.
На уроках английского пригодилось мне и то, что я никогда не читала книги слово за слово, от начала до конца — всегда пропускала это изобилие бесполезных словечек, которые только отягощают ум и не дают понять, о чем книга на самом деле. Наша учительница не проверяла нас на знание мельчайших деталей книг — ей хотелось, чтобы мы уловили их дух.
Стихи и короткие рассказы мы читали в классе вслух, от начала до конца. Порой я не слушала, а только наблюдала за классом. Порой вслушивалась в тон читающего и старалась угадать, что он или она там понимает.
Еще на английском мы писали сочинения. Первое свое сочинение я создавала с большим энтузиазмом, как обычно, покрыв бумагу рисунками поверх слов, чтобы лучше передать свои чувства. Написать нужно было о чем-то таком, что произошло с тобой самим. Я, по наивности, рассказала о трагических событиях, предшествовавших моей первой встрече с Мэри, а поверх текста изрисовала всю страничку слезами.
— Донна, я просила каждого написать о себе, — сказала учительница.
— Ну да, — ответила я.
— А ты о ком пишешь? — спросила она.
— О себе, — уверенно ответила я.
— Почему же ты везде называешь сама себя «ты»? — спросила она. Тогда я не знала, что на это ответить.
— Это что, шутка? — продолжала она, заглядывая в мое сочинение дальше.
— Нет, — ответила я, чувствуя себя несколько уязвленной.
— А что у тебя с точками и заглавными буквами? — не отставала учительница.
— Я их везде расставила, — невинно ответила я.
— Вот именно — везде! — подтвердила она.
— Я их ставила там, где читателю нужно передохнуть, — объяснила я. Мне это казалось вполне логичным.
— Ты серьезно?! — воскликнула она.
Учительница написала на доске несколько предложений, чтобы проверить мое знание пунктуации.
— Расставь точки и заглавные буквы, — скомандовала она.
Я вышла к доске и расставила точки — примерно через каждые пять слов, там, где, по моему разумению, читателю требовалось перевести дух. А большими буквами отметила все названия вещей, потому что название — это имя, а имена пишутся с большой буквы.
— Похоже, по английскому тебе нужно будет позаниматься дополнительно, — проговорила учительница; на лице ее отражалось изумление и даже некоторый ужас.
— А вы, значит, меня больше учить не хотите? — рявкнул Уилли.
— Почему же, хочу, — ответила она.
* * *Урока музыки я ждала с нетерпением, надеясь улучить возможность поиграть на пианино. Вся наша школьная работа очень строго контролировалась, и просто «зайти в класс и поиграть» было нереально.
Увы, пианино оказалось в отдельной запертой комнате. Нам велели выбрать себе инструменты, на которых мы хотим учиться играть. Я хотела играть на пианино — но мне ответили, что его выбрать не получится, потому что у меня дома нет инструмента, на котором я смогу практиковаться. Вообще-то, если уж на то пошло, у меня дома никаких музыкальных инструментов не было.
Всем нам сообщили, что в конце года по каждому предмету будут экзамены — платные, по восемь долларов каждый. Не нужно быть гением, чтобы сообразить: у человека, с трудом наскребающего средства на свою долю квартплаты, лишних восьми долларов нет. Я отказалась от музыки и взяла философию, хоть и понятия не имела, что это такое.
* * *На философии я долго не задержалась. Не прошло и трех дней, как я вылетела из класса, свирепо сжимая кулаки, с самой что ни на есть зверской физиономией.
Позже учитель спросил меня, в чем дело.
— Да вы все говорите какую-то тарабарщину, я ни слова не понимаю! — ответила я.
Он попросил меня вернуться — заверил, что впредь постарается не употреблять «слишком много длинных слов» и вопросов мне задавать не будет, раз меня это так смущает. Я ответила: да ну, не вижу смысла. Он сказал: а ты все-таки попробуй. Пройдет немного времени — и все начнешь понимать. Он напомнил мне мистера Рейнольдса. Я решила дать философии еще один шанс.
Со временем я выучила немало длинных слов; а поскольку атмосфера в классе была очень свободная, «правильных» или «неправильных» ответов здесь тоже не было, то в конечном счете все оказалось не так уж страшно.
На уроках мы обсуждали то, во что верят и что думают разные люди — например, Иисус Христос. Мне было интересно послушать, во что верят другие. Чувствовалось в этом что-то от увлекательных сплетен о ближних. Когда кто-то критиковал взгляды знаменитостей, которых в классе не было, и они не могли за себя постоять — включался Уилли со своим стремлением к защите слабых и принимался спорить. Единственная проблема была в том, что, когда меня спрашивали, во что же верю я сама, Уилли совершенно терялся. Он научился отстаивать любую точку зрения, но сам не разделял ни одну. Для меня все это была просто игра в слова — впрочем, интересная и веселая. Кроме того, учитель мне симпатизировал — а я в нем обрела мистера Рейнольдса и очень этому радовалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});