Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности - Владимир Гаков

13 секунд до взрыва (май 1945 года). Начало его было солнечным во всех уголках земного шара, независимо от причуд местного климата.

Закончилась самая кровопролитная война из всех, что испытало человечество. Но, оказывается, в это же время отдельные политики и военные, воспользовавшись плодами труда ученых — был собран цвет мировой науки! — планировали следующую, не идущую ни в какое сравнение с только что закончившейся.

В день капитуляции Германии на тихоокеанский атолл Тиниан, входящий в состав Марианских островов, начали прибывать первые подразделения 509-го сводного авиаполка. А 31 мая собрался на ответственное заседание Временный комитет по проблемам атомного оружия.

Предстояло решить, что делать с почти готовыми, единственными пока в мире двумя атомными бомбами. В этот день японским городам (каким именно, определят позднее) был вынесен смертный приговор. Хотя кто тогда предполагал, на какую именно казнь обрекли сотни тысяч японцев…

10 секунд до взрыва (июнь 1945 года). Ясно, что катившийся камень остановить было уже не в человеческих силах. И все-таки многие из прозревших ученых, занятых в "Манхэттенском проекте", предпринимают последнюю попытку образумить горячие головы в Вашингтоне. Ведущие специалисты во главе с нобелевским лауреатом Джеймсом Франком 15 июня составили документ, в котором впервые, видимо, обосновали свою тревогу средствами науки. Авторов "Доклада комиссии Франка" канцелярия президента США не удостоила ответом.

Спустя месяц неутомимый Силард вновь везет в канцелярию другое письмо, подписанное 69 ведущими учеными. "Развитие атомной энергии, — говорится в нем, — откроет перед нациями Земли новые, доселе невиданные пути к самоуничтожению. Имеющиеся в нашем распоряжении атомные бомбы представляют только первый шаг в этом направлении, а предела разрушительной мощи, которая окажется доступна в результате дальнейших усовершенствований, вообще не видно. Таким образом, нация, создавшая прецедент использования — в целях разрушительных — этих вырвавшихся на волю сил природы, должна нести ответственность за то, что открывает дорогу эре взаимоуничтожения в масштабах, которые пока невозможно вообразить"[47].

4 секунды до взрыва (июль 1945 года). Всю вторую половину июля незримые, известные только считанным людям в правительстве США нити связывают три точки на земном шаре. Берлинский пригород Потсдам, куда прибыли руководители стран антигитлеровской коалиции, чтобы решить судьбу послевоенной Германии; суровое, пустынное плато на северо-западе американского штата Нью-Мексико, пророчески названное некогда Долиной Смерти; и атолл Тиниан в Микронезии, куда продолжают поступать странные и все, как один, сверхсекретные грузы.

Трумэн напряженно ждал первых испытаний пробного ядерного устройства, ибо перед началом Потсдамской конференции с удручающей простотой признался, что "если бомба взорвется, то у него наверняка появится дубина "на этих парней". Дубиной он собирался грозить в послевоенном мире недавним союзникам — русским…

Пока американский президент пересекал на корабле Атлантический океан, направляясь в Потсдам, отдаленная авиабаза Аламогордо, расположенная в Долине Смерти, напоминала развороченный улей. От Лос-Аламоса, где физики трудились над изготовлением бомбы, до места испытания — Аламогордо — было что-то около 500 километров.

Полтысячи километров отделяли "физику" от "войны".

Взрывное устройство смонтировали на стальной тридцатиметровой башне, за 16 километров от нее помещался наблюдательный блиндаж.

В ночь на 16 июля на долину внезапно обрушилась электромагнитная "буря", чуть было не сорвавшая испытания (помните роман Альфреда Коппела, о котором рассказывалось в предыдущем разделе книги?), но утром погода наладилась…

Нет необходимости в деталях переписывать у других авторов хронику первого испытания атомной бомбы в Аламогордо (читатель найдет исчерпывающую информацию, например, в книге Всеволода Овчинникова "Горячий пепел", на которую я не раз ссылался). Стали уже хрестоматийными и цитирование потрясенным Оппенгеймером строчек из "Бхагаватгиты" о вспышке "ярче тысячи солнц". И мрачное предсказание, вырвавшееся у физика Джо Кистяковского: "Я уверен, что перед концом мира, в последнюю миллисекунду существования Земли, последний человек увидит то же, что видели нынче мы"[48]. И спекшаяся остекленевшая почва на месте взрыва…

Но я позволю себе привести длинное свидетельство уже знакомого нам официального летописца "Манхэттэнского проекта" — американского журналиста Уильяма Лауренса. Все-таки репортер есть репортер, а Лоуренс в Аламагордо поработал на совесть:

"Будто из недр Земли появился свет, свет не этого мира, а многих солнц, сведенных воедино. Это был такой восход, какого никогда не видел мир. Громадное зеленое сверхсолнце поднялось на доли секунды на высоту более двух с половиной тысяч метров. Оно поднималось все выше, пока не достигло облаков, освещая землю и небо ослепительно ярким светом. Этот громадный огненный шар диаметром почти в полтора километра поднимался, меняя цвет от пурпурного до оранжевого, расширяясь, увеличиваясь, пришла в движение природная сила, освобожденная от пут, которыми была связана миллиарды лет.

Вслед за огненным шаром с земли поднялось громадное облако. Сначала это была гигантская колонна, которая затем приняла формы фантастически огромного гриба. Громадная гора, рожденная за несколько секунд (а не за миллионы лет), поднималась все выше и выше, содрогаясь в своем движении.

В течение этого очень короткого, но кажущегося необычайно долгим периода не было слышно ни единого звука. Потом из этой тишины возник громовой раскат. В течение короткого времени то, что мы видели, повторилось в звуке. Казалось, тысячи мощных фугасных бомб разрывались одновременно и в одном месте. Гром прокатился по пустыне, отозвался от гор Сьерра-Оскуро. Эхо накладывалось на эхо. Земля задрожала под ногами, как будто началось землетрясение"[49].

На следующий день состоялось открытие Потсдамской конференции. О поведении на ней Трумэна, Черчилля и Сталина, о том, что реально стояло за их поступками и речами, также хорошо известно.

А 27 июля крейсер "Индепенденс" доставил на остров Тиниан свинцовый цилиндр — урановый заряд для первой бомбы, которую предполагалось "испытать в боевых условиях". Директива Гровса о подготовке атомной бомбардировки Японии была утверждена Трумэном за четыре дня до этого. Из Потсдама, по телефону.

Секунда до взрыва (начало августа 1945 года). Секундная готовность — какой смысл учитывать и ее? — наступила точь-в-точь с завершением работы Потсдамской конференции. То есть 2 августа.

Еще спустя трое суток в штаб "509-го сводного" на Тиниане был вызван экипаж бомбардировщика В-29 с бортовым номером 82. Специнструктаж оказался для летчиков ошеломляющим: им не только рассказали, что предстоит совершить утром следующего дня, но и показали фото, сделанные на полигоне в Аламогордо сразу после взрыва. Полковник Тиббетс решил сам вести самолет и нарек его именем своей матери — "Энола Гэй". Он не усмотрел в этом ничего кощунственного…

6 августа в 2.45 утра самолет тяжело взмыл в воздух и взял курс на Японию. Был еще один "герой" тех событий почти полувековой давности — майор Клод Изерли, с которым мы еще встретимся. А пока он вел одноместный самолет-разведчик, проверяя метеорологическую обстановку в небе над предполагаемыми целями. В эту истекающую секунду на циферблате атомных часов чья-то невидимая рука взвешивала на весах шансы Хиросимы, Нагасаки и Кокуры.

Погода решила судьбу Хиросимы (Нагасаки судьба оставила три дня бессмысленной отсрочки). В 7.09 "Стрейт-флэш" майора Изерли появился в небе над Хиросимой, и, летчик, увидев, что в сплошной облачности образовался просвет, радировал Тиббетсу: "Рекомендация — цель № 1".

В 8 часов 14 минут 15 секунд — реального, а уже не условного "атомного" времени — раскрылись створки бомбового люка на "Эноле Гэй". И уродливый "Малыш" начал свое медленное снижение на парашюте (немногие, видимо, отдают себе отчет в том, что бомба не летела стремительно вниз, а спускалась целых 47 секунд на парашюте).

Время "ноль". Какой странный и страшный, фантастический смысл заложен в уже стереотипной фразе военных сводок.

Ноль — значит отсутствие времени, конец отсчета и начало следующего. Застывшие часы со знаменитого полотна Сальвадора Дали, водораздел между когда-то бывшей реальностью и еще не наступившей "фантастикой" — будущим, относительно которого никто ничего в точности не знает. Граница между опытом и предчувствием.

Пошли годы Хиросимы. Они и сейчас идут — и трудно сказать, когда люди прекратят вести им счет.