i c9f346a077dd1b7f - Unknown

это, чтобы сохранить их в безопасности.

Потянувшись, Кингсли положил руки на грудь Сорена и почувствовал, как его

сердце бьется медленно, размеренно.

- Я не хочу быть в безопасности, - прошептал Кинг.

- Ты не знаешь, о чем говоришь, Кингсли.

- Я знаю точно, о чем говорю. Ты думаешь, что ты сломлен. Non, ты совершенен.

Он произнес эти слова по-французски. Гораздо проще говорить правду на родном

языке.

- Будь у тебя выбор, ты бы согласился быть таким как я?

- Я уже сделал выбор. Ты сожалеешь о том, что одинок, потому что думаешь,

будто должен держать других подальше от себя. Но это не удержит меня на

расстоянии.

- Всегда…, - Сорен снова отвел взгляд, посмотрел вверх и вздохнул. - Я всегда

хотел верить, что Бог создал меня таким по какой-то причине.

- Je suis la raison.

Я и есть эта причина.

Сорен медленно выдохнул. Он провел ладонью вверх по руке Кингсли к плечу.

Обхватив сбоку его шею, он приблизил свой рот к Кингсли. Кинг открылся поцелую,

позволив языку Сорена прикоснуться к его. Такой нежный поцелуй, такой интимный,

даже осторожный.

- Ma raison d’être, - прошептал Сорен, и Кингсли задрожал от желания.

- Ты сдерживаешься. Я чувствую это. – Кингсли проговорил слова в губы

Сорена.

136

Принц. Тиффани Райз.

- Я должен сдерживаться. По крайней мере, сейчас. Или я опять разорву тебя на

куски.

- Я хочу этого. Я хочу тебя.

Сорен оставил еще один быстрый поцелуй на губах Кингсли.

- Скоро. Я найду способ для нас быть вместе. Но я снова причиню тебе боль. Я

уверен в этом. Ты должен будешь помочь мне удержаться и не зайти слишком далеко.

Кингсли сжал рубашку Сорена обеими руками и попытался притянуть его ближе.

Два с половиной месяца порознь, он жил в агонии. Он не мог позволить Сорену уйти.

Еще нет.

- Я умолял тебя остановиться той ночью. Я говорил “стоп” и, “пожалуйста” и

“нет”, а ты продолжал. Я не хотел, чтобы ты останавливался, но я не знаю, что делать,

чтобы заставить тебя остановиться, если слово “стоп” не работает.

- Оно не сработало, потому что я знал, что ты не хотел, чтобы я останавливался.

Когда-нибудь я смог бы. Тогда говори…, - Сорен сделал паузу и оглядел коридор.

Холодные каменные стены без украшений, кроме нескольких изображений различных

святых и пап, - …милосердие.

Кингсли рассмеялся.

- Милосердие? Серьезно?

Сорен кивнул. Но он не засмеялся, даже не улыбнулся.

- Милосердие ( Mercy). Это звучит как мерси, ты знаешь.

Mercy. На английском языке это означало акт прощения, сострадания. Merci - на

французском это “спасибо”.

- Я знаю.

Сорен одарил его такой улыбкой, от которой у него чуть не подкосились колени.

- Кто ты?

Вопрос вылетел прежде, чем Кингсли смог его остановить.

Сорен лишь посмотрел на него.

- Я имею в виду… твое имя, Сорен. Откуда оно взялось? Говорят, тебя зовут

Маркус Стернс. Но я знаю, что это не так.

Сорен молчал с минуту и Кингсли молился, чтобы он сказал ему, чтобы он

ответил. Необходимость ответов Сорена перевешивала даже его желание секса.

137

Принц. Тиффани Райз.

- Маркус - так зовут моего отца, - сказал Сорен просто, без эмоций. - Он

изнасиловал мою мать, и родился я. Он назвал меня в свою честь. Но она дала мне

другое имя, имя ее отца. Никто не называет меня Маркусом, кроме отца.

- Кто называет тебя Сореном? В школе, я имею в виду.

Сорен слегка коснулся губами Кингсли.

- Только ты.

- А почему я?

Это был вопрос, который мучил его в течение десяти недель, начиная с той ночи

изнасилования на лесной земле. Из всех мальчиков в школе, почему он? Почему

Кингсли? Почему Сорен выбрал его, чтобы рассказать свои тайны, чтобы поделиться

своим телом?

- Потому…, - Сорен опустил руки, чтобы удержать Кингсли за бедра. Он

прислонился лбом ко лбу Кингсли, сделав два медленных вдоха. - Потому что ты не

боишься меня.

С этими словами, он отстранился и удалился по коридору. Кингсли стоял

снаружи общей комнаты, глотая огромными глотками воздух, прислонившись спиной

к холодному камню стены. Закрыв одной рукой глаза, он скользнул другой рукой в

свои боксеры и погладил себя несколько раз, пока не кончил с содроганием и чуть

слышным вздохом.

Мокрый, от собственной спермы, Кингсли вернулся в свою постель, не заботясь,

даже о том, чтобы в первую очередь привести себя в порядок. Сорен подарил ему эту

эрекцию и практически подарил ему оргазм. Он не хотел, смывать его так же, как не

хотел принимать ванну после той ночи в лесу. Знание, что Сорен кончил внутри него,

сделало все тяжелое испытание стоящим всего того страха и всей той боли.

И скоро, он пройдет его снова. Но как скоро?

Кингсли прожил следующий день, едва ли заметив что-то вокруг себя. Он

прикладывал усилия, чтобы казаться здоровым и сознательным, узнающим свое

окружение. Он отвечал на уроках. Он болтал с одноклассниками на обеде. Во время

службы он даже вызвался почитать ежедневные чтения. Но его разум существовал

исключительно для Сорена. И к вечеру он, наконец, мельком увидел его. Прогуливаясь

по второму этажу библиотеки, Кингсли услышал голос Сорена. Но был ли это Сорен?

Голос вроде его. Но нет. Этот голос звучал весело, ободрительно, с ноткой сухого

остроумия. Он все еще мог с уверенностью сказать, что, если приплюсовать по

времени, то сумма его разговоров с Сореном будет равна чуть менее одного часа. И

каждая из этих бесед была переполнена напряженностью. Он остановился в коридоре

и заглянул в аудиторию. Сорен стоял у доски перед классом, одетый в коричневые

брюки, коричневый узорчатый жилет и белую рубашку с элегантно подвернутыми

138

Принц. Тиффани Райз.

манжетами. Перед ним десяток одиннадцати - и двенадцатилеток, мямля, спрягали по-

испански слово говорить.

- Yo hablo tú hablas él habla nostros hablamos…

- Хорошо. Очень хорошо, - сказал Сорен, когда ученики закончили. - Теперь

давайте попробуем снова, но на этот раз громче. Говорить, пожалуйста.

- Говорить? Не hablas inglés?

Нервный, но искренний смех прокатился по классу. Сорен улыбнулся и кивнул.

В этот раз с каким-то намеком на произношение ученики снова повторили спряжение.

- Лучше. Gracias.

В унисон класс ответил: - De nada.

Кингсли закрыл рот, чтобы заглушить угрожающий вырваться из него смех.

Сорен, который пугал каждого мальчика в школе, будучи студентом, теперь, казалось,

заслужил абсолютную преданность своих учеников.

Его ученики? В тот момент Кингсли сразило осознание, и он убрал руку ото рта.

Он почувствовал, как дрожит, отстраняя себя от сцены в классе и оказавшись снова за

ее пределами.

Тот риск, который они принимали, будучи вместе, казался довольно

значительным, когда Сорен был студентом. Но сейчас Кингсли все еще был

студентом, а Сорен стал учителем.

Учителем… мой Бог, он спал с одним из преподавателей. А предполагалось, что

дедушка и бабушка отправили его сюда, чтобы удержать подальше от еще большего

количества сомнительных сексуальных приключений.

На свежем воздухе, Кингсли глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Его пульс

замедлился, и паника прошла. Он доверял Сорену целиком и полностью. Если Сорен

чувствовал, что они были в безопасности, находясь вместе, значит, так и было. Да, то,

что сейчас Сорен был учителем, было плохо, неловко. Им следует стать еще более

осторожными. Но все могло быть гораздо хуже.

По крайней мере, он не был священником.

139

Принц. Тиффани Райз.

Глава 20

Север

Настоящее

Кингсли обернулся и очутился лицом к лицу с улыбающимся призраком из

прошлого.

- Mon Dieu, - выдохнул он, в мгновение ока узнавая стоящего перед ним

человека.

- “И это обещание, которое Он дал нам, есть жизнь вечная.” 1-е от Иоанна 2:25.

Кингсли вытаращил глаза в немом изумлении. Черная ряса, белый воротник и

тридцать лет не сделали это лицо неузнаваемым.

- Кристиан?

- Теперь Отец Кристиан Эллиот. Помнишь? Или ты не читаешь рассылку наших

выпускников?

Кристиан и Кингсли обнялись как братья. Кристиан был первым из мальчиков в

школе Святого Игнатия, который подружился с ним и единственный, кто попробовал

найти его после того, как Кингсли покинул школу.